Христианство становится официальной религией. Император Византии Константин.


</p> <p>Христианство становится официальной религией. Император Византии Константин.</p> <p>

Просуществовав около трех веков, христианство постепенно из небольшой секты, возникшей среди кучки иудеев, превратилось в довольно значительную религиозную организацию. К ней примкнули миллионы людей начиная от рабов и кончая патрициями самого высокого ранга. Одной из главных причин столь стремительного роста численности христиан, на мой взгляд, является основная его приманка – радужное бессмертие, которого можно добиться не прилагая особенных усилий: пострадал за веру – и ты уже в раю. А туда конечно же всякому хочется…

Но далеко не всякого пускают.

Посуди сам, мой дорогой читатель. Египтянам нужно было много трудиться для того, чтобы обустроить себе сносную потустороннюю жизнь. Грекам и римлянам в райские кущи — Элизиум попасть было очень трудно. Туда дозволялось входить в основном только героям — любимцам богов. Индусам непременно надо было пройти через мучительную череду перерождений с непременным условием совершенствования.

А тут рай! Веруй, не греши — и попадешь в него. И кто задумывается, что сей «рай господний, где праздность ждет людей, дается за адский труд земной»? (Жюль Гед)

Поспособствовал убыстрению оформления христианства в официальную религию Константин Великий, правивший славной Византией – Восточной частью Римской империи. В 303 году еще совсем юному Константину довелось увидеть очередную травлю христиан общеимперского размаха. Некто Деоклнтиан, ненавидевший христианскую церковь, зверски замучил тысячи и тысячи ее последователей. Столь яростная кровавая вакханалия вызвала в сердце Константина великую скорбь об истерзанных и убиенных.

Когда он вырос и получил в свои руки бразды правления, то решил пойти походом на Рим. И тут Константину явилось во сне видение: он узрел огромный огненный крест в небе и услышал трубящих в трубы небесных ангелов: «Константин, сим победишь», — разносилось в воздухе. Вдохновленный этим вещим сном, цезарь приказал начертать на щитах солдат своих знак имени Христа. Дальнейшие события подтвердили христианское пророчество.

Стоило лишь повелителю Рима Максенцию выйти навстречу войскам Константина, мост под ним обрушился и император утонул в Тибре. Сие происшествие действительно могло показаться невероятным и сыграло на руку христианам. Даже самые заядлые язычники безукоснительно поверили в чудо.

Именно с этого момента Константин стал считать себя христианином. Но произошел этот сдвиг в сознании не столько благодаря знамениям, сколько тому, что он увидел в христианстве прочную опору абсолютной власти: ведь христианство требовало полного подчинения, безоговорочного признания установленной догмы, а потому христианами легче было управлять. Они рабы Бога, а следовательно и рабы его — Ставленника Бога на земле.

Ибо в Евангелии сказано было: «Будьте покорны всему человеческому начальству, для Господа. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите. Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны; потому что Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его». (Петр 2. 13 — 22)

И христиане, страдая, начали учить римлян, как им следует жить.

«Нет разумеющего; никто не ищет Бога, — говорилось в „Послании к римлянам“». — Все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного. Гортань их — открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их. Уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови. Разрушение и пагуба на путях их. Они не знают пути мира. Нет страха Божия перед глазами их. Весь мир становится виновным перед Богом.

Любовь да будет непритворна, отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру. Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью. В почтительности друг друга предупреждайте. В усердии не ослабевайте, духом пламенейте, Господу служите. Утешайтесь надеждою, в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны. Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте. Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомыслимы между собою, не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным, не мечтайте о себе. Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию, ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». Итак, если враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, напои его, ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром». (Послание к римлянам святого апостола Павла. 3.)

Сколь великая мудрость звучит в этом Послании и сколько противоречий содержит оно же: «Накорми врага, напои врага, ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья». Каково?! Воистину верно сказано: «Дорога в ад устлана благими намерениями».

Константин не стал особо вникать в тексты и в самый дух христианских истин. Блюдя свои интересы, он даровал христианской церкви ряд значительных привилегий. Ей предоставлялось право повсеместно распространять свое учение и обращать других людей в свою веру. До сих пор им это было запрещено как «иудейской секте». Обращение в иудаизм по прежним римским законам каралось смертью. Теперь из гонимого учения христианство стало государственной религией, из «церкви борющейся- церковью торжествующей».

Кроме того, она получила право принимать наследство и дарение, а сии поступления шли в закрома церкви весьма наполненным потоком, потому как готовясь к переселению из земной жизни в потустороннюю, многие мечтали переселиться только на небо и не жалели средств для этого. Церковь же им в этом стремлении ни в коей мере не препятствовала. Таким образом, менее чем за столетие она превратилась в полновесного землевладельца и обладала одной десятой частью всех земель империи.

С тех пор воспоминания о том, что Христу достаточно было и рубища для того, чтобы проповедовать, осталось в глубине веков давно забытой идеей.


А церковь при своем пищеваренье
Глотала государства, города
И области без всякого вреда.
Нечисто или чисто то, что дарят,
Она ваш дар прекрасно переварит. (Гете)

В период продолжительного своего правления Константин не решался принять крещения, боясь рассориться в представителями еще сильной в те времена языческой религии. Но он провозгласил эдикт о веротерпимости, который гласил: «Свободы в религии стеснять не должно, напротив, нужно предоставить право заботиться о Божественных предметах уму и сердцу каждого, по собственному его произволению».

Перед своей смертью Константин все же предусмотрительно крестился. Дела потусторонние были ему уже гораздо ближе земных. Необходимость попросить покаяние хотя бы в отношении тех бедствий, которые он причинил своей семье, оказалась насущнейшей. Лео Таксиль, иронично описывающий историю христианства, оставил следующие строки: «Хотя христиане очень гордятся своим императором Константином, а, между прочим, гордиться-то им особо нечем. Перечислю вкратце некоторые подвиги этого императора. Он заколол собственного сына Криспа, задушил в бане жену Фаусту, отдал приказ об убийстве своего двенадцатилетнего племянника Лициниана, который впоследствии мог бы потребовать отчета о том, как император избавился от его отца – мужа родной сестры Константина. Вот какую „милосердную любовь“ проявлял этот великий святой к своей семье».

Мирное содружество среди первых христиан длилось не долго. Поссорились выстоявшие и уцелевшие в жестоких пытках ранние христиане с теми, кто отрекся от Христа, не выдержав мучений. А кто же не знает, что именно мученики в христианстве — наипервейшие люди. В Церкви возникла проблема «падших». На Карфагенском соборе в Африке в 251 году было решено в зависимости от обстоятельств отпадения кого-то все-таки принимать в церковное лоно: одних только на смертном одре, а других — после покаяния. С ответ на это часть христиан не согласилась с таким «всепрощенчеством» и обосновала свои общины, не запятнавшие себя предательством.

Элемент несправедливости в прощении «падших», конечно же, есть но ведь время-то вспять не вернуть. Вступая в конфликт со своими единоверцами христиане забыли заглянуть в свою главную книгу и вспомнить одно из ее изречений: «Если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвастайтесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо, где зависть и сварливость, там неустройство и все худое. Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна». (Иаков 3. 14 — 17)

И мудрость эта призывает прощать раскаявшихся грешников. Но если грешник совершил преступление, повлекшее за собой беды других людей – можно ли его прощать?… или наказывать?.. Ведь кто не знает, к чему может привести безнаказанность.

Покаяние в христианской церкви прекрасно. Оно не только воспитывает своих прихожан, учит их все лучше и лучше различать проявления греховности в себе, но и несет большую психологическую разрядку для кающегося человека. Если это покаяние не формально, а искренне, то что бы там после него не творилось в небесных сферах, здесь, на земле, человеку становилось легче дышать, грех с его души хоть в какой-то степени снимается, если, повторяю, этот грех не принес большой беды.

Шло время и возник новый спор. Очередной спор, но уже не в рамках христианства а во взаимоотношении его с иудаизмом, из недр которого оно вышло. Когда христиане провозгласили Иисуса Христа Богом, представители иудаизма возмутились не на шутку. И тогда христианство окончательно порвало все свои связи с иудаизмом. Иудеи заявляли, что Иисуса Христа никак нельзя назвать Богом, так как, согласно древним писаниям, грядущий Мессия должен быть человеком и только человеком.

Более того, иудеи даже в самой бурной фантазии не могли представить себе, чтобы вездесущий Творец вдруг рожден был земной женщиной. Они с негодованием и недоумением говорили: «Христиане, что вы делаете, провозглашая Иисуса еще одним богом, вы отказываетесь от единобожия и вновь превращаетесь в язычников».

Такое тяжкое обвинение настолько глубоко оскорбило христиан, что иудаизм стал для них чуть ли не главным противником. Но серьезность и обоснованность данного обвинения потребовали от христиан выдвинуть весьма весомые аргументы в пользу своего Бога. И что же?.. За поиском аргументов дело не стало. Грек Иустин – один из первых христианских апологетов, до такой степени стремился отстоять божественность Иисуса Христа, что даже изъявил готовность признать заблуждением евангельский рассказ о его зачатии у земной Девы Марии. Но так как этот аргумент оказался слишком уж радикальным – его отмели в сторону. И одна из главных святынь христианства – Дева Мария осталась не тронутой.

Зато в середине П века среди западных общин получил распространение так называемый «Апостольский символ», до сих пор пользующийся особым почтением. Христос здесь еще не был назван Богом, по отношению к нему употребляется латинское слово «господин», «господь». Так принято было обращаться к уважаемому человеку, позже люди стали так обращаться исключительно к богу.

«Апостольский символ» гласил: «Верую в Бога, Отца всемогущего, Творца неба и земли, и в Иисуса Христа, Сына его единородного, Господа нашего, который зачат был от Духа Святого, рожден от Марии Девы, претерпел при Понтии Пилате, распят был, умер и погребен; сошел в преисподнюю; на третий день воскрес из мертвых, взошел на небеса; восседает по правую руку бога Отца Всемогущего, оттуда придет судить живых и мертвых».

Позднее появился и Никейский символ, который точно так же утверждал догмат о единосущии Бога Отца и Бога Сына. Более того, он предавал анафеме всех, кто осмелился говорить, будто Сын сотворен, не вечен или изменяем. Никейский символ гласил: «Верую во единого Бога, Отца, Вседержателя, Творца всего видимого и невидимого, и во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца Единородного, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все произошло на небе и на земле, нас ради человеков и нашего ради спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых. И верую в Святого Духа. А говоривших о Сыне Божьем, будто было время, когда Его не было, или будто не было Его до того, как родился Он, или что произошел Он из несущего, а так же говорящих, будто Сын Божий из иной нежели Отец ипостаси или сущности, или сотворен или изменен, — тех анафематствует вселенская церковь».

Вот так, в весьма витиеватом изложении, воссоединив Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа христиане сняли с себя обвинение в многобожестве и тем самым отстранились от язычников. Однако они заронили в головах людей, которые пытаются не только беспрекословно верить, но и что-то уразуметь явное недоверие. Таинственность триединства божества смущает очень и очень многих. Эта какая-то странная таинственность. Она слишком уж формальна, несет на себе прагматичный отпечаток, который никак не должен был бы касаться божественной сущности, ибо Бог – это духовность.

И многим кажется: «невозможно определить, что есть Святой Дух, умолчав о том наводящем ужас единстве, в которое он входит. Стоит вообразить Троицу сразу, и целокупный образ, включающий отца, сына и дух, покажется чем-то вроде интеллектуального уродца, монстра, который мог привидеться разве в страшном сне». (Х.Л.&nbsp;Борхес)

А Лео Таксиль с присущей ему иронией назвал Святого Духа «не голубем, а просто уткой, которую подают священнослужители к столу верующих христиан. При этом они говорят, что в понимании текстов Библии обыкновенный разум неприемлем, а непременно требуется боговдохновенный и что все, что касается веры, должно быть принято на веру».

Русский философ, богоискатель Николай Александрович Бердяев вступил в спор между христианами и иудеями, приняв в нем сторону иудеев. Он писал: «Человек не может быть Богом, человек может быть пророком Божьим, мессией, но не Богом. Такова затверделая почва еврейских религиозных верований, из нее выросло отвержение Христа. И вот на протяжении всей христианской истории раздается обвинение, что евреи распяли Христа. После этого на еврейском народе лежит проклятие. Еврейский народ сам себя проклял, он согласился на то, чтобы кровь Христа была на нем и его детях. Он принял на себя ответственность. Этим воспользовались враги еврейства.

Христос был отвергнут евреями, потому что он не оказался мессией, который должен осуществить царство Израиля, а оказался каким-то новым Богом, Богом страдающим и униженным, проповедующим царство не от мира сего. Евреи распяли Христа, сына Божьего, в которого верит весь христианский мир. Таково обвинение. Но ведь евреи же первые и признали Христа. Апостолы были евреи, еврейской была первая христианская община. Почему же за это не восхваляют евреев? Еврейский народ кричал: «Распни, распни Его!»

Но все народы имеют непреодолимую склонность распинать своих пророков, учителей и великих людей. Пророков всегда и повсюду побивали камнями. Греки отравили Сократа, величайшего из своих сынов. Неужели проклинать за это греческий народ? И не только евреи распяли Христа. Христиане или называвшие себя христианами в течение долгой истории своими делами распинали Христа, распинали и своим антисемитизмом, распинали своей ненавистью и своими насилиями, своими услугами сильным мира сего, своими изменами и своим искажением Христианской истины во имя своих интересов».

Многие иноверцы несказанно удивились новоявленному богу и не пожелали принять его. Они встревожились:


Брат Бишу! Вставай! Плохи наши дела!
Они там кричат: «Иисусу хвала!»
Мы ариев дети, и мы не потерпим,
Чтоб древняя вера в упадок ушла.
Неужто молчать будем кротко в ответ?
Над Курмой и Скондой сидеть нам не след.
Если сюда призовут Иисуса,
Навек народ отречется от вед.
Обуемся, братья, и Кришну восславим.
Христианина молчать мы заставим,
И, если удобный представится случай,
Свинье-проповеднику ночи отравим.
Мы святотатцу отплатим с лихвой,
Будем ругать его наперебой,
А если окажется этого мало,
Навалимся дружно мы всей гурьбой. (Р. Тагор)

«Дети ариев» – племена, в далекой древности пришедшие в Индию и Персию из похолодавших просторов северных земель, принесли туда свою религию – религию сильных людей, которым с иной, покорной было бы просто не выжить. В индуизме человек стремится самосовершенствоваться в череде перерождений. В религии Персии – зороастризме — человек не раб Бога, а его сподвижник, который может строить не только свою судьбу, но и судьбу Вселенной.

Но, достаточно многочисленная часть человечества, увы, предпочла религию покорных, предпочла стремлению бороться за жизнь и радостно ее проживать, мечте о безмятежном загробном существовании. По этому поводу недоумевает французский поэт Вилье де Лиль-Адан: «Мир смотрит на нас, как на безумцев, которые обольщены призраками до того, что жизнью своей жертвуют для детской грезы, для какого-то выдуманного неба. А кто из людей, когда придет его час, не признает, что он жизнь свою расточал в бесплодных мечтах».

Христианская Церковь – великая и беспочвенная мечтательница, рожденная среди небольшой кучки иудеев, не прославившихся ни в ремесле, ни в земледелии, ни в военном деле, ни в искусствах, постепенно захватила огромную часть земли: ей присягнули и народы Европы, и славянские народы, в то время, как им, стоящим еще на варварской ступени развития, надо было бурно развиваться, вытаскивать одну ногу за другой из болота варварства, они же еще и душой увязли в христианстве.

Спор о приоритете различных религий идет и по сей день. Но вдумайся, мой дорогой читатель, может ли у столь небольшой планеты как наша Земля, быть много Богов. Раньше, когда люди жили разрозненными племенами и не ведали друг о друге, каждое племя имело своего бога. Потом люди стали объединяться в государства и у отдельно взятого государства появлялись свои боги. Ну а теперь, когда мы все живем на столь незначительном пространстве земного шара и общаемся друг с другом ежесекундно через всевозможные информационные средства, и ездим друг к другу в гости с быстротой выбранного нами транспортного средства, возможно ли предполагать, что над созданием каждого народа потрудился отдельно взятый бог?

Можно предположить лишь одно, что над созданием Вселенной или нашей единственной в обозримом пространстве живой планеты потрудился неведомый Всемирный Разум, или Всемирный Дух, или Вечная Женственность, или Вечная Мужественность, или… как ни назови эту Таинственную Сущность, но Она одна и Она добра к нам даже не взирая на то, что предоставляет своим созданиям много весьма и весьма существенных проблем. И это разумно с Ее стороны, ибо без проблем мы не познали бы счастья, не познали бы милосердия, не познали бы… Да много чего не познали бы.

Так стоит ли громоздить себе искусственные барьеры, возводимые из различных представлений о неведомом никому Создателе? По-моему, нет никакого смысла. Этот Создатель уже позаботился и о благе и о проблемах, а наша задача заключается в том, чтобы радоваться благам и, прилагая неимоверные усилия, преодолевать проблемы.

В конце П века развернутую критику христианства дал философ Цельс, прекрасно знавший историю, литературу, философию и, кроме того, хорошо выучивший Ветхий завет, христианскую и гностическую литературу. Ученый задался целью образумить заблуждающихся христиан, раскрыть им глаза на абсурдность их учения. Как мы знаем из исторической достоверности, у него ничего не получилось. И вряд ли мы что-либо узнали бы о его воззрениях, ибо христиане усердно уничтожали неугодную им литературу, но именно благодаря своей ненависти к ней на наше счастье отцы церкви в своих трудах, опровергая ученого, часто его цитировали, и тем самым сохранили тексты Цельса для потомков

Так заглянем же в эти тексты. Цельс писал: «В чем смысл сошествия христианского бога на землю? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит он не всеведущ. Или он все знает, но не может исправить с высоты своей обители? Значит он не всемогущ. Или из стремления приобрести популярность? Значит он тщеславен.

Христиане не отдают себе отчета в том, во что веруют, а пользуются правилами: не испытывай, а веруй, вера твоя спасет тебя, мудрость в мире — зло, глупость — благо. Призывают верить только Христу самому. А ведь это как раз образ действий шарлатана, который, устраивая свои делишки, заранее принимает меры против инакомыслящих и противодействующих. Вот что они предписывают: пусть к нам не вступает ни один образованный, ни один мудрый человек, ни один разумный человек; все это у нас считается дурным. Но если невежда, неразумный, несовершеннолетний, пусть он смело придет. Считая только такого рода людей достойными своего бога, они, очевидно, хотят и способны привлечь только малолетних, низкородных, необразованных, рабов, женщин и детвору. А ведь что плохого в том, чтобы быть образованным, интересоваться учением лучших людей, быть и казаться разумными? Разве это не нечто прогрессивное, посредством чего лучше доходить до истины?

Допустим на мгновение, что правда все то, что рассказывают морочащие читателей ученики насчет исцелений, воскресения, о нескольких хлебах, насытивших толпу, и о всем прочем; поверим, что все это было. Но ведь не хуже дела чародеев, обещающих чаще еще более удивительные вещи, изгоняющие бесов из людей, выдувающие болезни, вызывающие души героев, показывающие призрачные роскошные пиры, приводящие в движение не существующих в действительности животных, являющихся таковыми лишь для воображения. Так что же, если они проделывают такие вещи, нам придется считать их сынами божьими? Тем, которые желают быть обманутыми, много являлось таких, каким был Христос».

С особым сарказмом говорит Цельс о претензиях христиан и иудеев на их приоритет перед другими народами. «Христиане, — иронизирует он, — подобны червям, которые стали бы говорить, что, мол, есть бог, а потом следуем мы, рожденные богом, подобные во всем богу; нам все подчинено – вода, земля, воздух и звезды, все существует ради нас, все поставлено на службу нам.

Учение о воскресении мертвых и божественном суде, о награде для благочестивых и огне для нечестивых не содержит ничего нового.

Откуда этот труп оказался бессмертным? Какой разумный бог, или демон, или человек, предвидя вперед, что с ним произойдет такая беда, не постарался бы, если он имел возможность, уклониться, а не подвергаться тому, что он знал заранее? Если он заранее назвал того, кто его предаст и кто от него отречется, то как же это они не испугались его как бога и не отказались от мысли предать его и отречься от него? Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это произошло не после предсказания – это невозможно, а раз произошло, то тем самым доказано, что предсказания не было».

В ответ на резкие и аргументированные доводы Цельса и его многочисленных единомышленников христиане могли лишь пенять на язычников: вы, мол, люди избалованные, развращенные, привыкшие к грубым кровавым зрелищам – вам не понять тонкости нашего учения.

Среди истинно верующих во Христа были чистые и наивные люди, отдавшие свои жизни ради призрачного будущего. Как жалко их… Вот юная девушка перед толпой, обуреваемой садистским сладострастием.


Она шумит нетерпеливо
На отведенных ей местах,
Но – подан знак, и дверь визгливо
На ржавых поднялась петлях –
И, на арену выступая
Тигрица вышла молодая…
Вослед за ней походкой смелой
Вошла с распятием в руках
Страдалица в одежде белой,
С спокойной твердостью в очах.
И вмиг всеобщее движенье
Сменилось мертвой тишиной,
Как дань немого восхищенья
Пред неземною красотой.
И вдруг пред стихнувшей толпою
Волшебный голос зазвучал:
«В последний раз я открываю
Мои дрожащие уста:
Прости, о Рим, я умираю,
За веру в моего Христа.
И в эти смертные мгновенья
Моим прощая палачам,
За них последние моленья,
Несу я к горним небесам:
Да не осудит их спаситель
За кровь пролитую мою,
Пусть примет их святой учитель
В свою великую семью,
Пусть светоч чистого ученья
В сердцах холодных он зажжет
И рай любви и примиренья
В их жизнь мятежную прольет!..»
Она замолкла, и молчанье
У всех царило на устах;
Казалось, будто состраданье
В их черствых вспыхнуло сердцах.
Вот зверь крадется, выступая,
Ползет неслышно, как змея…
Скачок… и землю обагряя
Блеснула алая струя…
Святыню смерти и страданий
Рим зверским смехом оскорбил,
И дикий гром рукоплесканий
Мольбу последнюю покрыл. (С. Надсон)

Шли годы. Церковь, окрепла тогда, когда произошло падение изнеженного и одряхлевшего Рима, который поддерживал как мог и в соответствии с возможностями того времени в своей необъятной империи порядок цивилизованной и культурной жизни. Окрепшая христианская церковь совершенно естественно сплотилась с варварскими племенами, разгулявшимися по просторам Европы, разрушающими города, убивающими и насилующими их жителей. Возможность искупления грехов варварам оказалась как нельзя кстати. Свои окровавленные руки они обмывали в священной купели, не забывая ее при этом позолотить. Стоит ли говорить при этом положении вещей о материальной выгоде церкви.

Ранние христиане, как и варвары ничего высокохудожественного не умели создавать своими руками. Но если варвары просто пользовались тем прекрасным, что осталось от античности, и как дети, ломали это прекрасное, то у христиан была на то своя идеологическая подоплека. Прихватив из Ветхого Завета свои заповеди, они не отринули следующей: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли».

Тем самым они отреклись от искусства. Но не только отреклись, но и по мере возможности разрушали его, встретив на своем пути. И не случайно после пышного цветения античных времен, потянулось скучное тысячелетие европейских народов, среди чахлой и невзрачной мелкой поросли отдельных произведений искусства. Посмотри, мой дорогой читатель, хотя бы на неумелой рукой процарапанное изображение апостолов Петра и Павла. И это сделано в то время, когда уже были созданы Аполлон Бельведерский и Винера Милосская… Уму непостижимо…

«Искусство, которое капля за каплей точит многовековой камень зла и тащит на своем горбу человечество» (Д. Рубина) – стало замолкать. Европейская часть человечества ухнула в тысячелетнюю бездну. Ей пришлось влачить свое жалкое существование после гибели Античности и приложить немало усилий, чтобы возникло Возрождение.

Первыми произведениями христианского искусства стали настенные изображения в римских катакомбах П — 1У века. Катакомбы — это подземные помещения, которые использовались для погребения усопших христиан. Римляне прощались с отошедшими в иной мир в яростном пламени костра. Христиане отдавали родные тела в ненасытную пасть земли, в мерзкое единение усопшего человека с отвратительными червями.

Однажды, много веков спустя, сюда с монахом проводником спустился Чарльз Диккенс. Он вспоминал: «Изможденный монах с диким горящим взором был единственным нашим проводником в этих глубоких и жутких подземельях. Узкие ходы и отверстия в стенах, уходившие то в ту, то в другую сторону, в сочетании со спертым, тяжелым воздухом вскоре вытеснили всякое воспоминание о пути, которым мы шли, и я невольно подумал: „Боже, а что если во внезапном припадке безумия этот монах затопчет факел или почувствует себя дурно, что станется тогда с нами?“»

Мы проходили между могил мучеников за веру: шли по длинным сводчатым подземным дорогам, расходившимся по всем направлениям и перегороженным кое-где каменными завалами. Могилы, могилы, могилы! Могилы мужчин, женщин и их детей, выбегавших навстречу преследователям, крича: «Мы христиане! Мы христиане!», чтобы их убивали вместе с родителями; могилы с грубо высеченными на каменных гранях пальмою мученичества; маленькие ниши, вырубленные в скале для хранения сосуда с кровью святого мученика; могилы некоторых из тех, кто жил здесь много лет, руководя остальными и проповедуя истину, надежду и утешение у грубо сложенных алтарей, таких прочных, что они стоят там и сейчас; большие по размерам и еще более страшные могилы, где сотни людей, застигнутые преследователями врасплох, были окружены и наглухо замурованы, погребены заживо и медленно умирали голодной смертью».

Здесь все обращено к вечности и смерти. На иконах конца УП века изображали Агнца — символа великой жертвы за грехи всего человечества. Любимый символический знак катакомб — голубь с оливковой ветвью. Иисус заповедовал: будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби. Кроме того голубь символ Духа Святого, сошедший на Спасителя при крещении. Виноградная лоза — символ Палестины. Хлеб и виноградное вино служат символами Тела и Крови Христовой. Павлин — символ бессмертия, тело его не подлежит разложению. Феникс — волшебная птица, которая умирает один раз в 500 лет, сжигая себя на жертвенном огне, и каждый раз вновь возрождается из пепла. Белая лилия — символ невинности и чистоты. Фиалка — символ смирения и скромности. Этот цветок часто встречается в орнаменте росписи христианских храмов. Якорь — символ надежды и спасения. На печати первых христиан рядом с инициалами Христа изображена рыба, оплетающая якорь. А две рыбы и якорь на брачных кольцах символизировали души супругов и христианский крест.

Подумать только, и это искусство во времена расцвета прекрасной Античности.

Случилось страшное! Пропали из весело-журчащих ручьев смешливые нереиды, погибли легкомысленные богини и любвеобильные боги, а малютке «Эросу христианство дало яду. Он не умер от этого, но превратился в порок». (Ницше) Повсюду появились некие глухие затемненные уголки, откуда выглядывали отвратительные рожи представителей мистического подземного царства: ведьмы, черти, вурдалаки и другая отвратительная нечисть.

Радостные, пронизанные яркими лучами солнца, храмы Античности сменились угрюмыми монастырскими стенами.


О, затхлый гнет промозглых подземелий!
О, мрачный ужас мхом поросших келий!
Бездушность камня! Ветхость хладных стен!
Томящей скорби добровольный плен!
Гробницы, пред которыми смиренно
Сонм девственниц коленопреклоненно
Льет токи слез на бдениях ночных
Под взорами безрадостных святых. (А. Поп)

Но многие искали, и некоторые находили отдушину в этих стенах. Они провозглашали и верили провозглашённому:


О, как светла судьба невест Христовых
Земных забот ниспали с них оковы!
Невинностью лучатся их сердца,
Молитвы их приятны для Творца.
Дни отданы размеренной работе;
Желания, как в сладостной дремоте,
Безбурны, целомудренны, ясны;
Рыданья тайной радостью полны.
Им Ангелы нашептывают грезы;
Для них в Раю цветут святые розы;
Им крылья серафимовы точат
Свой неотмирно-нежный аромат. (А. Поп)

В пределах христианской религии человек рождается из праха и уходит в прах. Подумайте, как страшно он низвержен.

На совести раннего христианства сожженные библиотеки, разрушенные дворцы и статуи, разодранные картины, разбитые вазы, разбитые человеческие судьбы, покоренные огнем и мечом народы – тысячелетний провал, организованный им вместе с варварами и ожиревшими представителями Античного мира, уже не способными на сопротивление.

И мне думается, сейчас стоило бы снять столь часто звучащее обвинение в адрес варваров: они, мол уничтожают цивилизации. Нет, цивилизации сами дают уничтожить себя. Пресыщение – чудовище, молниеносно пожирающее все желания и изрыгающее новые, распростерлось на просторах империи. Римляне, пресытившись роскошной жизнью, буквально изнемогают от нее, вследствие чего и обессиливают. Вот свидетельство Плиния Младшего о том, во что превратилась жизнь высокородной знати в империи:

«Странно видеть, как проходит время. Если взять каждый день в отдельности, то он окажется наполненным разными делами, если их собрать все вместе, то удивишься, до чего они пусты. Спроси кого-нибудь, что ты сделал сегодня? И он тебе ответит: я был у такого-то на облачении в мужскую тогу, или на обручении, или на свадьбе, я должен затем пойти к такому-то, чтобы присутствовать в качестве свидетеля при составлении духовного завещания; этот просил меня сопровождать его в суд, другой звал на совещание. Каждое из этих занятий кажется необходимым в тот самый день, когда их делаешь; но в итоге, когда подумаешь, что они отняли у тебя все время, то оказываются бесполезными; особенно ясно сознаешь их никчемность».

Так что нечего на варваров пенять, когда общеизвестно, что спасение утопающих в роскоши дело рук либо учителей, либо варваров. Третьего не дано. Учителя оказались бессильны. «А варвары – как лесные санитары – волки; загрызают все, что есть слабее или больнее. Здоровая кровь! Жизненное пространство! Вот в чем прогресс – новый виток пошел. Снова все начинается с нуля, но на самом деле каждый раз не совсем с нуля, а чуть дальше, что-то берем с собой. Каждый раз стирается бывшее и начинается с варварства новое, чтобы подняться до удивительных высот». (Веллер) Но карабкаться придется долго, очень долго, в кровь расцарапываясь…

И это действо будет происходить всегда, пока человечество не выучит на зубок сложный предмет под названием: «Гибель цивилизаций». Ибо


В судьбе народа мудрый скрыт урок.
Там следуют чредою постепенной
Свобода, слава, роскошь и порок, —
И варварство, как горестный итог. (Байрон)

Давай представим себе, мой дорогой читатель, что в желании большинства людей жить честно, светло, справедливо победили бы Мудрые Учителя. Ведь они были, были эти Мудрые Учителя. Представим себе, что цивилизованные народы пришли бы к варварам не с жестокими орудиями войны, а со знаниями. Они несли бы с собой благородную идею: учили бы их грамоте, ремеслам, искусствам, взращивали бы в них творческий импульс, а потом пожинали бы плоды, но не грабежами, а более надежными, хотя и менее быстрыми способами – сбором справедливых налогов. Не было бы разрушений, не было бы крови, не было бы мести, все вновь разрушающей. Как бы тогда жил мир?!..

Ты скажешь, — вновь утопические мечты. У прошлого для мечты нет места. Зато настоящее дает нам положительный результат работы правительств и учителей. Посмотри, какие удивительные всходы взошли там, где цивилизация пошла навстречу отстающим народам. Сколько талантов со своими изумительными национальными чертами вступило на арену мира, сколь красивые люди появились на земле – метисы, мулаты и другие разнообразные смеси всех кровей всех народов. Столетие тому назад их просто не было.

Не надо унижать тех, кто еще не поднялся на ту же ступень, что и цивилизованный человек. Надо уважать их за то, что он стремительнее, чем твои предки постигает уроки цивилизации, и, более того, многому могут научить цивилизацию, слишком уж заботящуюся о своем изнеженном благополучии. И если жестокие уроки истории нас чему-нибудь да научат, если мир цивилизации с уважением отнесется к еще отсталым народам,, мир сможет назвать себя счастливым.

Достаточно мы уже нажились во времени, «где обогащается лукавая скупость, а мужественные честные сердца остаются бедными и печальными; где невежество всегда карают, а не просвещают. – Это говорил в свое время Чарльз Диккенс. Эти его горькие слова остались на страницах его книг. — Сколько в мире несправедливости, горя и зла, и, однако, жизнь течет из года в год, невозмутимая и равнодушная, и ни один человек не пытается исправить или изменить мир. Нет места надежде и нет оснований полагать, что судьба человека не явится новой бесконечно малой частицей в океане отчаяния и горя, и к гигантской сумме не прибавится еще одна крохотная ничтожная единица».

Остается порадоваться тому, что со времен великого английского писателя многое успело измениться в лучшую сторону.

И больше всего в дело изменения жизни к лучшему вложила не какая-либо из религий, не какой-нибудь отдельно взятый правитель, не величайший и мудрейший мыслитель всех времен и народов, ни искусный мастер, а Ее Величество Культура, жрецами которой являются все наилучшие представители человечества – подлинные аристократы духа, сердца, ума, интеллекта и совести. И только Культура несет на своих плечах безграничную ответственность за все, что живет и дышит на земле, «она засыпает пропасть невежества и тем самым уничтожает притон преступлений». (Гюго) И приносить каждому из нас в ее храм плоды своего труда – вот самая радостная задача в жизни счастливого человека.

Однако, вернемся к «делам давно минувших дней». Кризис и увядание Римской империи затронули не только экономические и политические стороны жизни, но они повлекли за собой и глубокий упадок культуры. Не было создано ничего сколько-нибудь значительного. Познания материального мира ушло в прошлое: философы теперь думали в основном о мире потустороннем, о силах, которые управляют судьбами мира, о боге, о демонах, о предопределении свыше, о грехе и очищении. Наука находилась в упадке, ее сменили скептические утверждения, что мир мол не познаваем для человека, а представители школы философов-скептиков, более того, утверждали, что мир не существует вне представлений человека, что реальная жизнь — это лишь плод чувственных восприятий.

Христианство, подарив человеку вечность, одновременно вселило в него и страх. Ведь райские просторы заслужит далеко не каждый. Но каждый человек задумывается о возможности низвержения в ад.

«Мысль о смерти меня убивает, — говорит он. — Я непрестанно думаю о ней, я смертельно ее боюсь. Страшит меня не сама смерть, — смерть это пустяки, — а то, что следует за ней, — будущая жизнь. Я верю в нее; я убежден, я уверен в своем бессмертии. Я христианин: я верю в вечные муки; страшная картина этих мук непрерывно преследует меня; ад меня пугает, и этот страх, превосходящий все остальные чувства, лишает надежды и всех душевных сил, необходимых для спасения, — он ввергает меня в отчаяние, он сулит мне вечное осуждение, которого я так боюсь. Страх быть навеки проклятым — мое проклятие; ужас перед будущим адом — мой теперешний ад: и, еще живой, я уже заранее претерпеваю загробные муки. Нет пытки, подобной моей». (А. Франс)

Куда милосерднее христианской церкви оказывается человек.

Человек Сомерсет Моэм говорит: «Я знавал порочных людей, но в большинстве случаев в их пороках была повинна наследственность, против которой они были бессильны, и среда, которую они сами себе не выбирали; я готов допустить, что в их преступлениях виноваты не столько они, сколько общество. Будь я богом, я бы не одного из них, даже самого худшего, не осудил на вечное проклятье».

В вопросе немилосердия церкви поддержал его Вильям Шекспир:


Пороки же богами нам даны,
Чтоб сделать нас людьми, а не богами.

В свою очередь Шекспира поддержал Гете: «По мне самое обременительное – не сметь быть человеком. Бедность, целомудрие и послушание – вот три обета, из которых каждый, взятый в отдельности, кажется наиболее противным природе. Как же невыносимы все они, взятые вместе! И всю жизнь свою безрадостно задыхаются под этим гнетом! Что значат все тяготы жизни в сравнении с горестным положением сословия, которое из-за дурно понятого стремления стать ближе к господу, отвергает лучшие стремления, какими создается, растет и созревает человек».

Несправедливо было бы с моей стороны, мой дорогой читатель, приводить в большей степени одни лишь отрицательные мнения о христианстве. Я не имею на это никакого права.

Поэтому привожу высказывания протоиерея отца Александра Меня о горячо почитаемом им Иисусе Христе:

«Бог открывается людям в величии небес, в красоте звездного неба, в шелесте листвы, в шуме моря, в стройности всего мироздания. Во всей Вселенной видел человек руку Незримого Творца. Человек слышал Его голос в глубине своего сердца, во всем добром и прекрасном. Но теперь Бог становится человеку близким как никогда. Он открывается людям через человека. Он воплощается в Человеке. На земле родился Иисус Христос — Богочеловек.

Быть может, иные из вас задумаются над тем, почему это великое событие произошло в такой убогой нищенской обстановке? Почему Младенец был рожден в пещере, а не во дворце? Почему Христос не покорил народы одним словом, почему не применил свое могущество, почему Он был гонимым странником?

Но разве имела бы цену такая вера, которая явилась бы в результате насилия? Если бы Христос как бы по волшебству принудил бы всех следовать за Ним, не было ли бы этим унижено достоинство человека? Человек должен был сам увидеть под убогой внешностью величие и красоту Богочеловека, полюбить Его униженным, гонимым, чтобы не могущество и сила, а бескорыстная любовь влекла к Нему сердца.

Не земная слава и земное торжество ждали Его, а страдания и смерть. Даже Его ученики не понимали, для чего Сын Божий должен был идти на муки. Тогда они еще не знали, что в лице Иисуса Сам Творец явился в мир искупить древний грех человечества. Человек отошел от путей Божьих, а вместе с грехом пришли гибель и страдание.

И вот Сам Творец мира воплощается в человеке, берет на себя грехи и муки людей. Он гоним, Он испытывает голод, жажду, усталость — все, что сопутствует жизни человека. И, наконец, Он добровольно примет на себя смерть. И этот мессианский подвиг Богочеловека разрушит стену между миром и Богом. Он Сам Бог, но Он же и один из нас, представитель человеческого рода. Его жизнь и смерть свяжет людей с их Создателем. И когда, отверженный, униженный, убитый, Он поборет смерть — всем идущим за ним откроется путь в Бессмертие и Жизнь Вечную.

Если в древности люди приносили жертвы Богу, теперь Сам Бог приносит Себя в жертву ради спасения людей. Но жертва эта должна быть принята людьми добровольно. Поэтому божественная сила Христа была как бы скрыта от глаз людей. Нужно было иметь чистое сердце и веру, чтобы узнать в плотнике из Назарета истинного Мессию».

А вот высказывание ироничного Оскара Уйльда.

«Почти священный ужас вызывает дивная сила воображения Иисуса Христа, которым он охватил весь мир бессловесного, весь безгласный мир боли, и принял его в царствие свое, а сам навеки сделался его голосом. Тех, о ком я уже говорил, кто немотствует под гнетом и чье молчанье внятно только Богу, он назвал братьями.

Он старался стать глазами слепца, ушами глухого, воплем на устах того, чей язык присох к гортани. Он мечтал стать для мириад, не имеющих голоса, трубным гласом, взывающим к Небесам. И с проницательностью художника, для которого Горе и Страдания были теми ипостасями, через которые он мог выразить свое понимание Прекрасного, он почувствовал, что ни одна идея не имеет цены, пока она не воплощена и не превратилась в образ, и сделал самого себя образом и воплощением Скорбящего Человека — и тем самым зачаровал и покорил Искусство, как не удавалось ни одному из греческих богов.

Ведь греческие боги, как бы розноперсты и легконоги они ни были, во всей своей красе стали не тем, чем казались. Крутое чело Аполлона было подобно солнечному диску, выплывающему из-за холмов на рассвете, а ноги его были словно крылья утра, но сам он жестоко обошелся с Марсием, содрав с него шкуру, и отнял детей у Ниобеи; пышность и павлинья свита Геры — это все, что в ней было истинно благородного; и сам Отец богов слишком уж часто пленялся дочерьми человеческими.

Но Жизнь породила среди самых бедных, самых смиренных людей того, кто был чудеснее всех греческих богов. Из мастерской плотника в Назарете вышла личность, бесконечно более грандиозная, чем все герои мифов и легенд, тот, кому было суждено, как ни странно, открыть миру мистическое значение вина и подлинную красоту полевых лилий — как никому и никогда не удавалось».

Припомним-ка слова о том, что бог все видит, что он является вездесущим свидетелем наших дел и наших помыслов, то есть бог – это наша совесть, а совесть — это огромный стимул к нравственному совершенствованию. Посмотри, вот перед тобой возникло искушение, возникло исподволь и никто в мире не узнает, что ты воспользовался им… Ан, нет… Видит бог. Твой бог. И как ты оправдаешься перед ним? – вот вопрос из вопросов. Конечно же — понятие «бог есть наша совесть» — остановило много безудержных желаний воспользоваться всяческими искушениями.

Религии всегда были на земле и остаются на ней. И, наверно, прав был Френсис Бэкон, когда сказал: «Атеизм – это тоненький слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ ухнет в бездну».

Да Господи ты боже мой, пусть как угодно зовется бог каждого народа, каждого человека, лишь бы и в храме и в хлеву души своей было чисто, милосердно и справедливо.

Ведь каждый из нас в глубине души чувствует:


Твой Бог в тебе,
И не ищи другого
Ни в небесах, ни на земле
Проверь
Весь внешний мир:
Везде закон, причинность,
Но нет любви.
Ее источник – ты!
Бог есть любовь.
Любовь же огнь, который
Пожрет Вселенную и переплавит плоть.
Прислушайся ко всем явленьям жизни:
Двойной поток –
Цветенье и распад.
Беги не зла, а только угасанья:
И грех, и страсть – цветенье, а не зло;
Обеззараженность –
Отнюдь не добродетель. (М. Волошин)

Мы ищем рая в неведомых просторах и не замечаем, что он нам уже дан. Посмотрите, как прекрасно украшена Земля наша! Как разумно и разнообразно на ней все обустроено. Каждый может выбрать себе уголок по вкусу. И всяческие бедствия тоже крайне необходимы. Ведь все познается в сравнении. А, кроме того, как же человек сможет проявить милосердие, если все вокруг останется стирильно-обеззараженным?

Неведомый нам Создатель возложил на плечи наделенного разумом и чувствами человека свою задачу – возвести Святую Справедливость на достойный ее пьедестал. И тогда Рай на земле не будет казаться Адом.

Что же касается вопроса о вечной жизни души человеческой, то тут можно только фантазировать. Никто никому достоверных данных до сей поры еще не предоставил.

Ясно одно — вся жизнь несравненно-загадочная простирается перед человеком и


Таинственная тень незримой высшей Силы,
Хотя незримая, витает между нас,
Крылом изменчивым, как счастья сладкий час,
Как проблеск месяца над травами могилы,
Как быстрый летний ветерок,
С цветка летящий на цветок,
Как звуки сумерек, что горестны и милы, —
В душе у всех людей блеснет
И что-то каждому шепнет
Непостоянное веденье,
Как звездный свет из облаков,
Как вспоминаемое пенье
От нас ушедших голосов,
Как что-то скрытое, как тайна белых снов.
О, гений красоты, играющий окраской,
Ты освещаешь все, на что уронишь свет.
Куда же ты ушел? Тебя меж нами нет!
Ты в помыслах людей живешь минутной сказкой.
Ты нас к туманности унес
И позабыл в долине слез,
Чтоб люди плакали, обманутые лаской.
Зачем? – Но чей узнает взор,
Зачем вон там, средь дальних гор,
Не светит радуга бессменно,
Зачем над нами вечный гнет,
Зачем все пусто, все мгновенно,
И дух людской к чему идет,
И любит, и дрожит, и падает, и ждет?
Поэты, мудрецы в небесности прозрачной
Искали голоса, но в небе тишина.
И потому слова Эдем и Сатана
Есть только летопись попытки неудачной.
Одно сиянье Красоты,
Как снег нагорной высоты,
Как ветер ночи, сладко спящей,
Что будит чуткую струну
И грезит музыкой звенящей,
Из жизни делает весну,
Дает гармонию мучительному сну.
Ты вестник чувства и лучей
В сверканье любящих очей,
Ты пища помыслов от века,
Свети, огонь свой не тая,
Не уходи от человека,
А то для нас как смерть – вся сказка бытия. (Шелли)

(Закончено 1 октября 2002 г.)

ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. «Детская энциклопедия» «Аванта +»

2. «Всемирная история» 4т,. 6т. Минск Изд-во «Литература» 1997 г.

3. Плутарх «Избранные жизнеописания» 1т., 2 т. Москва Изд-во «Правда» 1990 г.

4. Овидий «Метаморфозы» перевод С.Шервинского.

5. Овидий «Любовные и скорбные элегии» Перевод С.Шервинского.

6. Овидий Собрание сочинений 1 том. Санкт-Петербург Биографический институт «Студия Биографика» 1994 г. Вступительная статья В.Дурова.

7. Лукреций «О природе вещей» Вступительная статья Т.Васильевой. Перевод Ф.Петровского. Изд-во «Художественная литература» Москва 1983 г.

8. Г.Сенкевич «Камо грядеши» Москва Изд-во «Художественная литература» 1985 г.

9. Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей» Грозный Изд-во «Книга» 1990 г. Вступительная статья М.Гаспарова

10. Э.Радзинский «Нерон и Сенека» Москва Изд-во Вагриус 1998 г.

11. Оскар Уайльд «Саломея» Москва Изд-во «Республика» 1993 г.

11. «Лукиан из Самосады» Москва Изд-во «Правда» 1991 г. Вступительная статья И.Нахова.

12. В.Лесков «Спартак» Ростов-на-Дону Изд-во «Феликс» 1997 г.

13. Р.Джованьоли «Спартак» Москва Изд-во «Художественная литература» 1986 г.

14. «Всемирная история» «Римский период» Минск. Изд-во «Литература» 1996 г.

15. «Древний Рим» История, быт, культура. Из книг современных ученых. Составитель Л.Ильинская Москва Изд-во «Московский лицей» 2000 г.

16. «Этрусское искусство» Москва Изд-во «Изобразительное искусство» 1972 г.

17. Г.Флобер «Саламбо»

18. И.Троянский «История античной литературы» Москва Изд-во «Высшая школа» 1988 г.

19. Тит Макций Плавт «Избранные комедии» Москва Изд-во «Художественная литература» 1967 г.

20. Г.Буассье «Цицерон и его друзья» 1 том. Санкт-Петербург Изд-во «Иванов и Лещинский» 1993 г.

21. Г.Буассье «Оппозиция» П том. Санкт-Петербург Изд-во «Иванов и Лещинский» 1993 г.

22. Т.Уайлдер «Мартовские иды».

23. Б.Шоу. «Цезарь и Клеопатра».

24. Шекспир «Антоний и Клеопатра».

25. Поэзия Катулла Веронского.

26. Марк Туллий Цицерон «Избранные сочинения» Библиотека античной литературы Изд-во «Художественная литература» Москва 1975 г.

27. И.Муромов «Сто великих любовниц» Изд-во «Вече» Москва 1998 г.

28. Квинт Гораций Флакк Изд-во «Художественная литература» Москва. 1970 г. Вступительная статья М.Гаспарова.

29. Вергилий. Биографический институт «Студия Биографика» 1994 г. Вступительная статья В.Дурова.

30. А.Франс «Ироида»

30. «Катулл, Тибулл, Проперций» Библиотека античной литературы. Изд-во «Художественная литература» Москва. 1963 г.

31. Петроний Арбитр. «Сатирикон» Апулей «Метаморфозы» или «Золотой осел» Москва Изд-во «Правда» 1991 г.

32. Ю.Абрамов, В.Демин. «Сто великих книг» Москва Изд-во «Вече» 1999 г.

33. Луций Анней Сенека «Нравственные письма к Луцилию». Москва Изд-во «Художественная литература» 1986 г.

34. В.Борухович «Квинт Гораций Флакк» Изд-во Саратовского университета. 1993 г.

35. Н.Макиавелли «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» Москва Изд-во «Художественная литература» 1982 г.

36. Тит Ливий «История Рима от основания Города» Москва Изд-во «Наука» 1993 г.

37. Поль Гиро «Быт и нравы древних римлян» Смоленск изд-во «Русич» 2000 г.

38. Корнелий Тацит «Анналы» Ленинград изд-во «Наука» 1969 г.

39. Ф.Дюрренматт «Ромул Великий».

40. Герман Гессе «Кнульп»

41. Гете «Коринфская невеста».

42. Анатоль Франс «Святая Евфросинтья».

43. Э.Баркер «Письма живого усопшего» Изд-во «Агни» г. Самара 1997 г.

44. «Смерть Вергилия» Герман Брохнем Москва Изд-во «Радуга» 1990 год.

45. Кристоф Рансмайр «Последний мир» Москва «Радуга» 1993 год.

46. А. Камю «Калигула».

46. Сборники анекдотов.