Столетняя война и ее героиня Жанна д Арк.


</p> <p>Столетняя война и ее героиня Жанна д Арк.</p> <p>

Пока создатели прекрасного творили свои произведения, короли увлечены были иными делами. На сей раз они затеяли не шуточное дело, а войну протяженностью более века. Началась она в 1337 году и шла между Англией и Францией. Война, получившая в истории имя Столетней, прерывалась на небольшие передышки, а затем возобновлялась вновь и вновь, и вновь. Соперничество же между этими сильнейшими государствами началось намного раньше.

Мы рассмотрим его с тобой, мой дорогой читатель, как можно подробнее, потому что в нем, как в капле воды отразился стиль взаимоотношений, сложившийся в верхних эшелонах власти времен Средневековья.

Итак, с одной стороны английский король со времен нормандского завоевания Англии в 1066 году считался вассалом французского короля, с другой – владел почти половиной территории Франции. Постепенно французам удалось отвоевать кое-какие свои земли, однако у англичан еще осталась весьма богатая провинция – Гиень и сильное желание вернуть отнятое у них обратно.

В 1328 году во Франции прекратила свое существование династия Капетингов. Надо сказать, королевские династии время от времени прекращали свои существования в связи с тем, что большинство высокопоставленных родственников весьма враждебно относились друг к другу и во многом напоминали современные маргинальные семьи. Так вот, в момент гибели династии английский король Эдуард Ш решил взойти на французский трон. Он считал, что имеет на это достаточно прав, потому как его родная мать была в свое время французской принцессой. Но совет французской знати придерживался иного мнения в этом вопросе. Он сослался на весьма древний Салический закон, по которому престол никак нельзя было унаследовать по женской линии. Древние римляне в подобной ситуации говорили: «Что положено Юпитеру, то не положено быку», французы сказали иначе: «Лилии не могут прясть». И точка. Претендента на трон нашли среди оставшихся в живых дальних родственников французского короля. Королем стал граф Филипп Валуа – двоюродный брат трех последних французских монархов.

Столь сложный конфликт мог разрешиться только посредством войны. Две эти страны так плотно переплелись между собой, что во Франции англичане совсем не чувствовали себя чужаками. И их король, и почти вся знать говорили на французском языке и имели во Франции не только большие земельные владения, но и приличное количество родственников. Поэтому, когда Англия начала искать себе союзников во Франции, она их быстро нашла среди правителей богатых городов Фландрии. Франция тоже отыскала себе союзников. Ими стали непримиримые враги англичан – шотландцы.

Дело сделано. Можно идти в бой. В 1337 году непризнанный Францией Эдуард Ш обвинил Филиппа Валуа в том, что тот напал на английские владения во французской Гиене. При этом Эдуард к Валуа обратился в весьма презрительной форме, мол, «Филипп Валуа – это всего лишь управляющий Францией вместо короля». Оскорбление снести было невозможно, но и торопиться не стоило. Война развивалась очень медленно. Валуа грозил, но не наступал. Эдуард с войском вторгся в пределы Северной Франции только в 1339 году, однако, не приняв боя, повернул стопы своей армии в обратную сторону.

В 1340 году англичанам, собравшимся с силами, удалось разгромить французский флот у побережья Фландрии. При этом победители шутили: «Если бы бог дал рыбе возможность говорить, то она заговорила бы по-французски, так как съела очень много французов». Согласись, мой дорогой читатель, подобную шутку в подобной ситуации можно было бы отнести к разделу черного юмора.

Победа на море так воодушевила англичан, что они хотя и медленно, но начали с боями продвигаться в глубь Франции, опустошая при этом буквально все на своем пути. В 1346 году войска противников сошлись у Креси. Очень некстати для французской тяжелой рыцарской конницы здесь оказались топкие болота. Эта конница так прочно увязла в засасывающей топи, что с сухого берега болот английским лучникам без особого труда удалось пробить своими могучими стрелами рыцарские доспехи, а самих рыцарей пустить на корм лягушкам. С тех пор французские рыцари, завидевшие вдали цепь английских лучников, старались тут же повернуть назад и умчаться прочь.

Существовали и более веские причины поражения, кроме болота: многие рыцари, переполненные своей гордыней, не желали подчиняться приказам военачальников, и творили на поле боя то, что хотели, другие – переполненные приливами безрассудной храбрости, штурмовали английские позиции в те моменты, когда продуктивнее было бы брать их в осаду. Благодаря этим трагическим промахам лучшие представители рыцарских орденов Французского королевства сложили свои головы и пики под Креси. Да что там рыцари, сам король Филипп едва сумел спастись.

Эдуард решил повернуть свои войска к осажденному порту Кале. Уже десять месяцев его мужественные защитники держали осаду и не давали английской ноге вступить на французскую землю. Но силы источались и осажденные ждали помощи от короля Филиппа. Напрасно. Он подвел свои войска к порту Кале, попытался уладить дело путем переговоров, а не уладив его, оставил защитников Кале на милость англичанам. Англичане милость не оказали, а, напротив, воспользовавшись нерешительностью французов, оккупировали всю Бретань, и лишь эпидемия черной чумы приостановила их дальнейший марш-бросок по землям Франции. Король Филипп умер в 1350 году. Он не принес своей стране ни свободы, ни славы, ни богатства.

На трон взошел его сын Иоанн П и принял тяжкое наследство в качестве англичан, все так же жаждавших французских земель. В 1355 году они высадились вновь на французском берегу с армией в 30 тысяч человек, к которой присоседилось большое число искателей наживы и просто отпетых грабителей. Этим достаточно разношерстным войском командовал сын короля Эдуарда, тоже Эдуард, носивший черные доспехи и в связи с этим получивший имя – Черный Принц. Однако, французы так называли его отнюдь не из-за цвета доспехов, а из-за его безудержной и безрассудной жестокости. Черный Принц придерживался тактики безжизненной земли: за его спиной оставались сожженные деревни и ужасающие черные силуэты повешенных на ветвях деревьев людей. Запах гниющего человеческого мяса разносил ветер по всей Франции.

Король Иоанн П долго собирался вступить в бой и защитить свой народ, но все откладывал и отодвигал это событие подальше, как говорится: в черный ящик. Однако в 1356 году при Пуатье он решился выйти против англичан. А зря. Мог бы и не выходить. Его армия, значительно превосходившая численностью англичан, была ими разбита. Дело в том, что французское войско, состоящее из дружин королевских вассалов совершенно не умело сражаться в бою по всему фронту. Они опытны были лишь в битве при столкновении отдельно взятых отрядов. Когда в плен попал сам король, его чуть было не разодрали на мелкие ошметки, ведь выкуп за венценосную особу был самым лакомым кусочком во всей возможной добыче.

Кроме потери короля на поле боя осталось лежать шесть тысяч убитых французов. Хронист, современник сражения, с горечью писал о том, что «погиб весь цвет Франции». Тогда пришлось на защиту Родины встать простому народу. В разных уголках начали возникать крестьянские партизанские отряды, которые изо дня в день «щипали» победителей-англичан, не давали им вальяжно чувствовать себя на чужой им земле. Так династический конфликт начал перерастать в большую войну.

Франция, не имевшая короля и армии, ничем не могла помочь своему народу. И в 1358 году народ на бессилие властей ответил знаменитым крестьянским восстанием, носившим название Жакерия. Это название происходила от прозвища простого французского крестьянина – Жака-Простака, который пребывал простаком лишь до того времени, пока беда не захлестывала его за горло тугим узлом. Тогда становился страшен и французский бунт. Однако, его властям с трудом, но все же удалось подавить. Предводителя крестьян Гильома Кала эти власти «короновали» раскаленным обручем.

А в это время пребывающий еще среди живых король Иоанн П находился в плену у англичан. Хитрые же англичане все хорошо рассудили и решили, что они понесут гораздо меньше потерь, если будут обхаживать французского короля с истинно рыцарским вниманием, нежели закуют его в цепи и посадят на хлеб и воду. Их расчет оказался верен: очарованный столь милым обращением, французский король подписал в 1359 году унизительный Лондонский мир, по которому Эдуард Ш в обмен на отказ от французской короны получал почти половину территории Франции. Ничего себе обмен…

Однако с условием договора не согласился сын французского короля дофин Карл, и тогда Эдуард двинулся в самое сердце Франции – в Реймс, чтобы там ни много ни мало – короноваться. Снова начались военные действия, больше похожие на сплошной грабеж. Войска Черного Принца настолько распоясались, что уже и он сам не мог с ними совладать. Боясь потерять армию он подписал в 1360 году мир, по которому Англия получала весь юго-запад Франции, а так же три миллиона золотых в качестве выкупа за в действительности не очень-то много и стоящего короля Иоанна П.

Следующий этап войны наступил в 1369 году во время правления во Франции короля Карла У Мудрого, сына злополучного Иоанна. Он впервые обратился к горожанам и крестьянам своей страны с призывом дать отпор все время вступающему в бой врагу. Тогда-то в армии была укреплена дисциплина, кроме лучников и арбалетчиков появилась артиллерия, умело применялась тактика партизанской войны. Благодаря предпринятым действиям французам удалось освободить почти весь север страны.

В 1377 году умер Черный Принц — Эдуард Ш и на английский престол взошел Ричард П, оказавшийся слабым политиком. Он практически выпустил бразды правления из своих рук, тем самым дав возможность ослабить власть еще больше, допустив народное восстание под предводительством Уота Тайлера. Воспользовавшись сложившимся положением бывшие союзники англичан сами стали совершать набеги на Англию. По нравственным понятиям тех времен они считали себя совершенно правыми: ату-ату того, кто слабее. В 1399 году Ричард был свергнут и вскоре скончался в тюрьме или, быть может, ему помогли скончаться. Еще одна королевская династия пала. Еще одна королевская династия появилась. Это была династия Ланкастеров.

Франции бы воспользоваться тяжелым положением врага и поправить свое, да не тут-то было. Король Карл У1, соответственно сын Карла У вдруг совершенно неожиданно потерял разум. Возможно на него плохо повлияла политическая обстановка в стране. Таким удобным обстоятельством тут же воспользовались две политические группировки, которые выдирали власть друг у друга, словно шавки, полуобглоданную французскую кость. Я тебе, мой дорогой читатель, не буду засорять мозги ненужной информацией и называть имена зачинщиков с той и с другой стороны, скажу одно: и те и другие сами не в силах были побороть друг друга и надумали… что же они надумали? Ты не поверишь: и те и другие обратились за помощью к англичанам, обещая им самые выгодные условия.

А что же Англия? У нее были свои проблемы. Здесь назревала война между родами Ланкастеров и Йорков. Так вот, дабы назревающий нарыв не прорвался в самой Англии король Генрих У решил направить весь воинственный пыл своих не в меру разгорячившихся дворян против французов. И был прав. Своя страна ближе к телу.

В 1415 году английское войско высадилось в Нормандии. Карлу У1 в спешке удалось собрать столь слабое войско, что англичанам ничего не стоило разбить его вдребезги. Тогда лидер одной из французских группировок срочно и без зазрения совести признал Генриха У не много ни мало, как королем всей Франции и в союзе с ним захватил ее столицу – Париж.

Безумный Карл У1 в 1420 году подписал договор, по которому Англия и Франция становились единым государством с общим королем. Надо сказать, что пока во всей этой неприглядной историей со Столетней войной можно простить лишь одного Карла У1. Он поступил так, как диктовал ему его пошатнувшийся ум. После смерти Карла У1 королем должен был стать Генрих У и тогда французская корона перекочевала бы на голову англичанина. Тем более, что он для этого сделал предварительный маневр: женился на дочери Карла Екатерине. Поддержала стремление англичан и французская королева Изабелла, отказавшаяся от своего родного сына Карла. Что и говорить, в королевских семьях политика превыше всего.

Однако вскоре и Генриха забрала могила. Он успел оставить десятимесячного сына, но при нем, конечно же, необходимо было назначить регента. Этой ситуацией воспользовался дофин Карл и сам себя объявил королем Франции. Даже у матери на то разрешения не испросил. Однако, назвать-то он себя назвал, а вот корону водрузить никак не мог, поскольку Реймс и Париж находились в руках англичан, а в другом месте короноваться было не положено.

Франция раскололась на три части. На севере и западе хозяйничали, а вернее грабили англичане, на востоке – герцог Бургундский, а сторонники дофина Карла – на юге. Во всех трех частях Франции горше всего приходилось народу этой страны. Военные игрища, предательства, подлости власть имущих сократили население страны в два раза. Прежде цветущие города и деревни превратились в одичавшие ошметки.

«В Париже по ночам бушевала чернь; она грабила, жгла, убивала беспрепятственно и беспрестанно. Солнце всходило над разрушенными, дымящимися зданиями, над изуродованными трупами, которые валялись везде на улицах, раздетые донага ворами. Ни у кого не хватало смелости подбирать эти тела для погребения; они разлагались, и это грозило вспышкой чумы.

И чума вспыхнула. Эпидемия уносила людей; они гибли как мухи; похороны совершались втайне, только по ночам. Публичные похороны не разрешались, так как народ, узнав о количестве жертв чумы, мог лишиться мужества и впасть в отчаяние. Наконец, настала невероятно суровая зима, не виданная во Франции за последние пятьсот лет. Голод, мор, убийства, стужа и снег – все это сразу обрушилось на Париж. Мертвецы грудами лежали повсюду, и волки среди бела дня появлялись в городе и пожирали их.

Ах, как низка пала Франция, как низко! Более трех четвертей века английские клыки вонзаются в ее тело, а ее армия, испытывая беспрерывные неудачи и поражения, так пала духом, что говорили, будто одного появления английских войск было достаточно, чтобы обратить ее в бегство». (М. Твен)

Крестьяне забросили свои поля и они поросли быльем и крапивой. Сеять по весне семена не было никакого смысла. Их все равно или вытоптали бы, или некому было бы собирать всходы. Чтобы прокормить себя и защититься от разбойников, людям ничего не оставалось делать, как самим становиться разбойниками. Таковы оказались условия жизни, продиктованные теми, кому по их высочайшему рангу следовало бы обустраивать благополучие своего народа.

В 1428 году английская армия осадила Орлеан – последнюю крепость Карла в центре Франции. Казалось, ее скоро не будет существовать на свете. Не станет Франции. Будет одна только Англия.

И тут появилась простая неграмотная деревенская девушка и заявила, что она спасет Францию. Звали ее Жанна д Арк. Что в ее истории было легендой, а что действительностью, кто знает…

Мы откроем книгу под названием «Личные воспоминания о Жанне д Арк Сьера Луи де Конта, ее пажа и секретаря, в вольном переводе со старофранцузского на современный английский язык Жанна Франсуа Альдена с неопубликованной рукописи, хранящейся в Национальном архиве Франции, в художественной обработке Марка Твена». Будем надеяться, что паж и личный секретарь Жанны, выросший с ней в одной деревне, правдиво расскажет о ней, а если что и придумает, то сделает это с любовью. И это хорошо.

Сьер Луи де Конта начинает свое повествование, прибегая к возвышенным нотам: «Когда Жанне было всего шестнадцать лет, она была стройна, грациозна и сияла такой необыкновенной красотой, что, рисуя ее даже самыми пышными красками, я не погрешу против истины. На ее лице отражалась ясность, кротость и чистота – все качества ее возвышенной души. Она была очень набожна, что часто придает лицам оттенок уныния, но этого не замечалось у Жанны. Набожность наполняла ее внутренней радостью и счастьем, если же по временам ее лицо выражало печаль или озабоченность, то это потому, что она грустила об участи своей родины.

Однажды, спускался я с горы – это было 15 мая 1428 года, очутившись на опушке дубового леса, я уже собирался выйти на открытую поляну, на которой рос наш Волшебный бук, как вдруг остановился, притаившись в густой листве. Представьте, это пустое, вздорное намерение граничило почти непосредственно, так сказать, вплотную с событием, которому суждено было навсегда войти в песни и предания.

Жанна сидела на естественном возвышении, образованном узловатыми корнями дерева. Сложенные руки она держала на коленях, а голову немного наклонила вперед. У нее был вид человека, который полностью ушел в свои мысли, погрузился в глубокие мечтания и забыл все на свете.

И вдруг я увидел нечто странное, поразительное: по направлению к дереву по траве медленно скользил белый призрак. Он оказался огромных размеров, в одеждах, у которых вместо рукавов были крылья, и такой необыкновенной белизны, словно всю поляну озарила молния; но даже сравнение с молнией неудачно, потому что на молнию можно все же смотреть, а этот свет был так ослепителен, что у меня заболели и стали слезиться глаза. Я обнажил голову, сознавая, что являюсь свидетелем чего-то таинственного, потустороннего и еле дышал, охваченный ужасом и священным трепетом.

И еще одно странное явление. Сначала в лесу было тихо; он был охвачен такой глубокой тишиной, которая обычно наступает перед грозой, когда птицы и звери в страхе прячутся кто куда. Но теперь все птицы громко запели с такою радостью, восторгом и воодушевлением, что невозможно описать; их пение было таким возвышенным и захватывающим, словно они совершали таинство божественного преклонения. С первыми звуками птичьих голосов Жанна упала на колени, низко склонила голову и скрестила руки на груди.

Лучезарное ведение медленно приближалось к ней; краем своим оно коснулось ее, охватило, окутало неземным великолепием. И в небесном свете лицо ее, до сих пор лишь человечески прекрасное, стало ангельским; залитая дивным сиянием, ее простая крестьянская одежда стала подобна одеянию ангелов, какими они представляются нам у подножия престола Господня в наших мечтах и сновидениях.

Немного погодя Жанна подняла голову; затем сложила руки в божественном экстазе, возвела их к небу и заговорила с мольбой:

— Но я так молода! Я слишком молода, чтобы покинуть свою мать и свой дом и пойти в неизвестный мне мир совершать такое великое, трудное дело! Ах, смогу ли я разговаривать с мужчинами, быть соратником воинов? Я рискую подвергнуть себя оскорблениям, грубостям и презрению! Смогу ли я пойти на войну и командовать войсками? Ведь я – девушка, ничего не знающая в военном деле, никогда не державшая в руках оружия и не умеющая даже оседлать коня и ездить верхом…

Ее голос ослабел и был прерван рыданиями; больше я не расслышал ни слова.

Оказывается произошло то, что господь избрал смиреннейшее из своих созданий для свершения великого подвига – освобождения Франции». (М. Твен)

Жанна страшилась той миссии, которую возложило на нее небо, но приняла ее. Она пришла в соседнюю крепость Волекур и потребовала от ее коменданта, чтобы он помог ей добраться до королевского замка Шинон к дофину Карлу, дабы помочь ему и выполнить волю небес. Возмущению командира не было предела. Малолетка-крестьянка пожелала, видите ли, встречи с самим дофином. Неслыханное дело. Он прогнал ее и она вернулась в деревню.

Ее посчитали сумасшедшей. Стража и слуги разболтали о случившемся всему городу, а из города слухи проникли в деревню. Вся деревня Домреми только и говорило об этом.

Человеческая натура везде одинакова: люди любят успех и презирают неудачу. Жители деревни решили, что Жанна опозорила их своим нелепым поступком. Все языки работали до того усердно, с такой злобой и желчью, что если бы они были зубами, то за безопасность Жанны нельзя было бы ручаться. Все смеялись над ней, издевались, дразнили, не оставляли в покое ни днем, ни ночью. Она стала всеобщим посмешищем, и жало злых языков донимало и всех тех, кто ей сочувствовал.

Наедине с собой Жанна заливалась слезами, но от людей скрывала свое горе. При людях она была ясна, спокойна, не проявляла ни тревоги, ни раздражения. Казалось, такое ее поведение должно было бы смягчить отношение к ней, но этого не случилось. Ее отец пришел в такое негодование, что не хотел и слышать о ее дикой затее идти на войну, подобно мужчине. Он говорил: пусть лучше братья утопят ее, чем позволят осрамить свой пол и идти с войсками. Но ничто не могло поколебать намерений Жанны.

Кроме того некоторые верили в пророчество великого Мерлина, сделанное более восьмисот лет тому назад, гласившее, что Франция будет погублена женщиной, а спасена девушкой. И действительно, Франция в это время была погублена женщиной – порочной королевой Изабеллой Баварской; а теперь прелестная чистая девушка, несомненно, была призвана небом, чтобы свершилось пророчество».

Другой вариант пророчества провозгласил Великий Инквизитор Франции Ж. Брегаль: «Из дубового леса выйдет Дева и принесет бальзам для ран. Она возьмет крепости и своим дыханием иссушит источник зла; она прольет слезы жалости и наполнит остров ужасным криком. Она будет убита оленем с десятью рогами. Тогда придет в движение Датский лес и воскликнет человеческим голосом: Приди, Камбрия, и присоедини к себе Корнуэлл».

Жанна не отступила перед первой неудачей. Ей был дан знак с небес и она должна была исполнить его волю. Ее вера крепла день ото дня, она же помогала ей заражать своей идеей и окружающих. Жанна пришла в крепость во второй раз и заявила коменданту:

— «Сегодня дофин проиграл сражение под Орлеаном и потерпит еще большее поражение, если в ближайшее время не пошлют меня к нему.

Комендант, в изумлении от ее слов, произнес:

— Сегодня, дитя? Ты говоришь, сегодня? Как ты можешь знать, что там случилось сегодня? Ведь известия приходят к нам оттуда не раньше, чем через неделю.

— Мои голоса известили меня, и это истинная правда». (М. Твен)

Комендант поверил девушке, дал ей небольшую но надежную охрану, рыцарскую одежду, коня и меч. Маленький отряд двинулся в опасный путь и в феврале 1429 года они добрались до замка, где дофин Карл пребывал в безнадежном бездействии.

А толпа, увидевшая деву-рыцаря, возмущенно зашипела: «Какого черта! Притопала! Прискакала, рыцарь в юбке! Девка в портках! Кто тебя звал, мужицкая кобылка? Как пасла коров, так и пахнет от твоих лат навозом! Прелой соломой! Дева! – потому только и дева, что солдатам неохото было возиться с твоими латами! Они боялись обрезаться о железо, вот и вся твоя девственность!» (Ю. Эдлис)

«Королева Иоланта, узнав о прибытии столь странной девушки, подумав, сказала: „Богом она послана или нет, но в ней есть нечто такое, что возвышает ее над всеми воинами Франции, что воодушевляет их на подвиги, превращает сборище трусов в армию храбрецов, и они обретают в ее присутствии бесстрашие, бросаются в бой с песней на устах, с радостью в глазах и с ураганом проносятся по бранному полю. Именно такой дух может спасти Францию, и только он один, откуда бы он не происходил! И этот дух живет в ней, я твердо в этом убеждена, иначе как бы такое дитя перенесла столь долгий и трудный поход, презирая опасность и преодолевая усталость? Король должен принять эту девушку и он примет ее!“»

На следующий день королева Иоланта одержала победу над королевскими приспешниками: невзирая на их возражения и козни, она добилась аудиенции у короля.

Во время аудиенции один из рыцарей сказал:

— Жанна утверждала в письме, что всегда и везде отличит короля. Зная об этом, придворные хотят сыграть с ней шутку. Жанна совершит ошибку и даст им повод для насмешек. Ведь не король будет сидеть на троне.

Когда Жанна вошла в тронный зал, она медленно повернула голову и окинула взглядом ряды придворных. Ее взгляд остановился на скромно одетом молодом человеке, ее лицо осветилось радостью, она подбежала к юноше, упала к его ногам, обняла его колени и произнесла нежным певучим голосом, полным глубокого чувства:

— Да сохранит тебя господь, благородный дофин!

Скромно одетый молодой человек сказал Жанне:

— Ты ошибаешься, дитя мое, я не король. Он там! – и он указал на трон.

Жанна, не вставая с колен, подняла вверх озаренное счастьем лицо и произнесла:

— Нет, милостивый государь, король ты и больше никто другой.

— Но как она могла знать? Это чудо.

Жанна поведала королю о своей задаче и в конце разговора произнесла:

— Да поможет нам бог, а бог помогает тому, кто помогает сам себе.

Для того, чтобы убедиться, что Жанна послана не дьяволом, а богом, была создана специальная комиссия из богословов. Жанна не растерялась: ее ответы были искренни и в них чувствовалась неподдельная ненависть к врагу и уверенность в победе над ним. Вскоре подозрительность к неожиданно появившейся во дворце деревенской девушке сменилась восхищением ею. И не удивительно.

Глаза у Жанны были всесильны, — один их взгляд, один только взгляд, мог уличить лжеца и заставить его сознаться; он смирял гордеца и делал его скромным, вселял мужество в труса, он смягчал гнев и укрощал ненависть, он заставлял поверить неверующего, и вселял надежду в потерявшего ее, и мог очистит нечестивца; он мог убеждать.

Прелесть и сладостное обаяние этой девушки, которое признали и почувствовали решительно все, от простых людей до высшей знати, волнующее и непостижимое, победило наконец упорство неверующих. Они сдались, заявив в один голос: «Эта девушка действительно послана богом. Отвергнуть ее – значит нанести оскорбление святому духу и сделать короля недостойным божьей помощи».

Жанна победила.

Герольд прочитал громким голосом:

— Настоящим доводится до общего сведения: августейший великий король Карл, милостью божьей король Франции, соблаговолил даровать своей любезной подданной Жанне д Арк, прозванной Девою, титул, жалованье, власть и полномочия главнокомандующего французской армии.

В это время «голоса» поведали Жанне, что существует древний меч, спрятанный под алтарем церкви святой Екатерины, и она послала разыскать его. Священники ничего не знали о его существовании, но меч действительно был найден в указанном месте. Он оказался без ножен и весь покрыт ржавчиной. Священники очистили его, вложили в новые ножны из пунцового бархата. Многие полагали, что древний меч принадлежал Карлу Великому. Жанна всегда носила его с собой. Кроме того, она заказала себе еще знамя или хоругвь с изображением ангела, подносящего лилию богородице». (М. Твен)

Чудеса, которые явила Жанна, а в большей степени, пожалуй, ее искренность и смелость, принесли ей признание преданных людей, которые не пожалели бы и последней капли крови ради спасения своей поруганной родины. С ними она могла смело идти в бой.

И повела войска, воскликнув:

— Вперед, сыны Франции, за мной!

Осажденный Орлеан уже не надеялся выжить. Слишком измотаны были силы людей. И все же горожане, изголодавшиеся, отощавшие рвались в бой, местный же военный гарнизон проявлял полное равнодушие. Однако бой начался. Битва за осажденный город была жестока, но справедлива. Жанна сражалась в самой гуще врагов.


И каждый, кто с ней рядом мчался в бой, —
И рыцарь знатный, и солдат простой,
Копьем с десяток англичан пронзает.
Смерть мчится сзади, страх опережает:
Могло казаться в тот ужасный миг,
Что грозный бог сражается за них.
Пади же ниц, грязь английкая вся,
Ее благословения прося! (Вольтер)

О смелости и выносливости Жанны ходили легенды. Она сумела «с лаврами отваги горделивой сплела цветы невинности стыдливой». (Вольтер)

Единственный, дошедший до потомков словесный портрет героини, описывает ее так: «Дева сия сложена изящно; держится она по-мужски, говорит немного, в речах высказывает необыкновенную рассудительность. Ей нравятся боевые кони и красивое оружие. Она любит общество благородных воинов и ненавидит многолюдные сборища. Обильно проливает слезы, хотя лицо у нее обычно веселое. С неслыханной легкостью выносит тяготы ратного труда и бремя лат, так что может по шесть дней и ночей подряд оставаться в полном вооружении».

В короткие промежутки отдыха Жанна спала среди своих солдат прямо на земле. В осаде города она первая поставила лестницу к крепостной стене и начала взбираться на нее, но вражеская стрела, пронзившая плечо девушки, остановила ее. Жанну отнесли в сторону, перевязали, и после недолгого лихорадочного сна она вновь встала в ряды сражавшихся.

Отвага, ворвавшаяся в сердца французов пламенным порывом Жанны, принесла им победу. «Враги были изгнаны с французской земли, кроме тех, кто нашел в этой земле могилу». (В. Райцес) Освобожденный Орлеан свободно вздохнул. Это событие произошло 8 мая 1429 года. Свершился праздник победы и праздник Жанны д Арк, прозванной Орлеанской Девой.

«Английские войска покинули город, ушли ничего не придав огню, не разрушив, не захватив с собой. Город опустел. Из всех ворот толпами валил народ. Они кишели как муравьи, поднимая невероятный шум.

Восторг детей выражался по-иному. Для самых маленьких семь месяцев осады – это целая жизнь. За это время они ничего не видели кроме пыльных улиц и переулков, забыли о весне и траве, и бархатные зеленые луга с журчащими ручьями казались им раем. После многих месяцев мрачного и томительного плена обширные равнины, простиравшиеся за городской чертой, казались им чудом. Они бегали, кувыркались, резвились по живописным берегам реки и возвращались домой в сумерках с охапками цветов, с раскрасневшимися щеками, здоровые, бодрые от свежего воздуха и быстрой ходьбы.

Вечером чествовали Жанну и ее генералов. Улицы города были иллюминированы, и все, от мала до велика, пировали и веселились.

В этот радостный день никто не задумывался о том, кто научил эту девушку-простушку творить такие чудеса? Ведь она была неграмотна и не имела возможности усвоить теорию и практику военного искусства. Все это оставалось загадкой непостижимой и таинственной – история не дает такого подобного примера. История не знает ни одного великого полководца, каким бы одаренным он ни был, достигшего успеха без точных знаний и опыта. Эта тайна никогда не будет раскрыта.

Ведь война бушевала уже целое столетие. За это время люди рождались, вырастали, женились и умирали. А война все бушевала и бушевала. Их дети в свою очередь вырастали, женились и умирали. А война все бушевала и бушевала. Третье поколение вырастая, опять увидело Францию разгромленной. А война все бушевала и бушевала. Вот уже и правнуки успели вырасти, пожениться, нарожать детей, а война все продолжается по-прежнему.

И вот из далекой глуши появилась деревенская девушка. И началась еще невиданная в истории по краткости и силе натиска военная компания, изменившая весь мир. Она окончилась через семь недель. Вскоре был освобожден и Реймс. Дофина Карла торжественно короновали там. Жанна в доспехах стояла рядом с королем и держала в руках боевое знамя.

Король пылко и красноречиво принялся прославлять ее великие подвиги. Перечислил все ее титулы, еще раз утвердил ее в дворянском звании, потом сказал:

— Ты спасла корону. Говори, проси, требуй! Ты получишь все, что попросишь, хотя бы для этого потребовалось разорить мое королевство.

Как это было щедро, как по-королевски! Жанна тут же опустилась на колени и сказала:

— Тогда, милостивый король, если ты столь великодушен, повели, молю тебя, снять налоги с моей бедной разоренной войной деревни.

— Будет исполнено. Продолжай.

— Это все.

— Все? И более ничего?

— Да. Других желаний у меня нет.

Король, казалось, впал в замешательство. Потом, гордо выпрямившись, он сказал:

— Сей поступок соответствует достоинству человека, душа и сердце которого таят сокровища во много раз ценнее тех, какие может предложить король, даже если бы ему пришлось отдать все, чем он располагает.

— Ваше величество, — сказала Жанна, — теперь отпусти меня в мою родную деревню.

На недоуменный взгляд она ответила:

— Я всегда была противницей страданий, и не в моей натуре причинять их. Распри и ненависть между людьми глубоко огорчали меня, а звон мечей и грохот орудий никогда не ласкали мой слух. Я хочу мира, покоя и благополучия для всех живущих на земле. Такая уж я есть! Разве могу я при этом помышлять о войнах и умиляться при виде пролитой крови, горя и скорби, которые приносит война?

Но бог послал своих ангелов и возложил на меня эту миссию. Могла ли я ослушаться? Я выполнила свой долг. И не так уж много дел поручил мне господь. Всего лишь два: снять осаду Орлеана и короновать законного наследника в Реймсе. Дело сделано – и теперь я свободна.

Разве при виде бедного сраженного солдата, будь то друг или враг, я не ощущала такой же боли, как и он, разве слезы его родных не жгли моего сердца? Какое блаженство сознавать, что наступил час избавления и я не увижу больше этих кошмаров и мне не придется выносить эти пытки! Так почему же я не должна вернуться в родную деревню, стать такой же, как и была? Это же рай! А вы удивляетесь моему желанию! Ах, мужчины, мужчины! Вот моя мать поняла бы меня!» (М. Твен)

Но мать была далеко, а придворная притворная знать рядом. Столь стремительное возвеличивание деревенской девушки было ей словно кость поперек горла. Один заговор за другим сплетался вокруг этого наивного существа. Короля Карла тоже мучили сомнения: со всех сторон ему нашептывали, как бы, мол, эта Жанна не превратилась в Жака-Простака и не повернула свое копье против его королевского высочества.

Когда героиня французского народа попала в плен к бургундцам из-за предательства французских военачальников, Карл и пальцем не пошевелил, чтобы обменять или выкупить знатную пленницу. Жанна сделала свое дело, Жанна может теперь оставаться в тюрьме. «Она вернула ему престол, и он этого ей никогда не простит. Благодарность – роскошь, которая королям не по карману». (Ю. Эдлис)

Жанна пробыла в тюрьме полгода, а потом бургундцы обстряпали весьма выгодное дельце: продали ее англичанам за выкуп, равный по стоимости выкупу за короля.

Орлеанская Дева оказалась среди своих врагов, которых раньше разбила на голову. Можно представить себе, как ликовали англичане. Теперь перед ними встала задача доказать на суде инквизиции, что она действовала не под покровительством бога, а была приспешником дьявола.

«Сначала судья стал расспрашивать ее о голосах:

— Голоса каких именно ангелов признала ты?

— Святой Екатерины и святой Маргариты, — ответила узница.

— Чей был первый «голос», беседовавший с тобой, когда тебе было тринадцать лет?

— Голос архангела Михаила. Я видела его воочию, и он был не один а в окружении сонма ангелов.

— Ты видела архангела в сопровождении его ангелов во плоти или духовно?

— Я видела их наяву – точно так же, как вижу вас; и когда они скрылись, я заплакала из-за того, что они не взяли меня с собой.

— Что тебе дороже: твое знамя или твой меч?

— О, знамя мне дороже во сто крат! Иногда я носила его сама, когда бросалась в атаку, — мне так не хотелось никого убивать. Я никогда никого сама не убивала.

Никто, конечно, не сомневался, что сверхъестественные силы помогли Жанне, но многие – пожалуй, даже большинство – сомневались в том, что эти чудеса исходят от бога. Полагали, со временем можно будет доказать, что сие есть ни что иное, как проявление мощи дьявола и его присных.

Люди были твердо убеждены в том, что вдохновение невозможно без вмешательства могущественных, таинственных сил, и оказались готовы пойти на все, чтобы узнать, из какого источника оно берет свое начало. Отсюда легко можно заключить: если суд так настойчиво возвращался к этому основному предмету, любопытствуя и копаясь в мельчайших деталях, он не тратил попусту время, а преследовал вполне определенную цель». (М. Твен)

Изо дня в день шли изматывающие допросы девушки, крепко закованной в кандалы.

«- Жанна, ты оправдываешь человека? Веришь, что он величайшее из чудес господних, если не единственное?

— Да, мессир.

— Богохульница! Человек – это нечисть, мерзость, похотливые видения! Человек корчится в ночи на ложе своем, ибо он во власти скотских наваждений.

— Да, мессир. И он грешит, он гадок. А потом вдруг, неизвестно почему, — ведь он, поросенок этакий, любит пожить и наслаждаться жизнью, — выйдя из дома разврата, бросается под копыта взбесившегося коня, чтобы спасти незнакомого ребенка, и спокойно умирает с прошибленным хребтом, он, который только о том и думал, чтобы повеселее провести ночь.

Он умирает сверкающий, чистый, и господь с улыбкой ждет его на небесах. Ибо он дважды поступил как человек, совершив зло и совершив добро. А бог как раз и создал человека ради этого противоречия…

Он добрый, предобрый… Такой же добрый, как любой из моих солдат, которые убивают, насилуют, грабят, богохульствуют… Я за них в ответе!

А ночью в одиночном застенке Жанна молила: Михаил-архангел, святая Екатерина, святая Маргарита, значит, вы больше не будите говорить со мной? Почему вы оставили меня одну с тех пор, как англичане захватили меня в плен? Когда вы вели меня к победе, вы были со мной, а ведь вы еще больше нужны мне сейчас, когда я в беде.

Я отлично знаю, что если бог все время ведет тебя за руку, это слишком легко, да и в чем бы была тогда наша заслуга? Сначала он вел меня за ручку, потому что я была еще маленькая, а потом он решил, что я уже достаточно большая. А я еще недостаточно большая. Господи!

На людях она оставалась человеком, который продолжает высоко держать голову, вопреки своему одиночеству, вопреки тому, что умолк глас божий. Пусть она и была в крайности, пусть сведена до положения жалкой твари, но она была человеком, только человек бывает великим по-настоящему. Великим и одиноким.

Утром ее в последний раз ввели в зал судебных заседаний.

— Слышишь рев? – спросил судья. — Это ревет толпа, она с утра тебя ждет… Они пришли спозаранку, чтобы захватить лучшие места. Как раз в эту минуту они закусывают принесенной из дома провизией, бранят своих ребятишек, шутят и допытываются у солдат, скоро ли начало. Они не злые.

Это те же самые люди, которые приветствовали бы тебя радостными криками, если бы ты взяла Руан. Просто все повернулось иначе; и теперь они пришли посмотреть, как тебя будут жечь. Для них триумф или смерть великого мира сего – просто зрелище, ведь с ними самими ничего подобного не случится. Их следует простить, Жанна. Всю жизнь они достаточно дорого расплачиваются за то, что они народ, и имеют поэтому право на свои скромные развлечения.

Я их прощаю. И вас тоже, мессир, — ответила приговоренная к сожжению на костре Жанна». (Ж. Ануй)

И не показывая окружающим своего страха Орлеанская Дева поднялась на костер.

«Густые клубы дыма, прорезаемые красными языками пламени, поднялись над ним и скрылись из виду; но и в этой огненной пучине еще различался ее голос, вдохновенно и громко произносивший молитвы; временами, когда порыв ветра относил дым и пламя в сторону, можно было еще рассмотреть обращенное к небу лицо и шевелящиеся губы. Наконец, огромный столб пламени с шипением взвился вверх, и больше никто не видел ни этого лица, ни этой фигуры, и ее голос навсегда умолк.

Любовь к родине, как ее понимала Жанна д Арк, — это нечто гораздо большее, чем просто чувство, — это страсть, самозабвение. Она была воплощением духа патриотизма, его олицетворением, патриотизмом живым, во плати и крови, осязаемым на ощупь и видимым на глаз. Хрупкая, стройная девушка в расцвете ранней юности, с венцом мученицы на челе и с мечом в руке, разрубившим цепи чужеземного владычества на теле своей родины, — это ли не самый точный символ ПАТРИОТИЗМА, который будет жить в веках до скончания времен?

Двадцать три года Карл УП был равнодушен к ее памяти, он был равнодушен к тому постыдному факту, что ее доброе имя очернили и оклеветали церковники только лишь за то, что она совершила подвиги, стремясь спасти короля и его королевство; ему было безразлично, что Франция, сгорая от стыда, с нетерпением ждала того дня, когда он смоет с себя позор и восстановит доброе имя своей Освободительницы. Помните и не забывайте: ему все это было безразлично.

И вдруг – о, чудо! – он изменился и сам соблаговолил восстановить справедливость к памяти бедной Жанны. Что это, быть может, в конце концов, он воспылал к ней благодарностью? А может быть, угрызения совести смягчили его черствое сердце? О нет, на это была причина более основательная, более веская. Совесть – ничто для таких людей.

Дело в том, что теперь, когда англичане окончательно были изгнаны из Франции, они, презирая французского короля, начали открыто поговаривать о том, что сей бездарный монарх заполучил корону из рук женщины, которую сама церковь уличила в сообществе с сатаной и сожгла как колдунью; следовательно, намекали они, его власть незаконна. Разве может уважающий себя народ терпеть на троне подобного короля? Тогда-то и пришла пора пробудиться от спячки. Король больше не дремал. Вот почему Карл УП вдруг воспылал желанием восстановить справедливость к памяти своей благодетельницы и проявил столь похвальное усердие в деле ее реабилитации.

Проходили годы и десятилетия, и образ чудесной девушки, промелькнувшей метеором на военном горизонте Франции и исчезнувшей в дыму инквизиторского костра, отодвигался все дальше и дальше в прошлое и становился все более поразительным своей необычайностью, священным, трогательным и прекрасным. И только теперь я полностью понял и осознал, кем была она, — благороднейшим существом, когда-либо жившим на свете после Сына Божьего». Так сказал Марк Твен.

«Она возносится к победе и к небу на двух пламенных крыльях – восторга и костра своего». (А. Ламартин)

И еще Жанна для французского народа стала весенней птицей – жаворонком, весело щебечущем высоко-высоко в небе…