Гиппократ — целитель страждущих.
Скажи мне, мой дорогой читатель, чего более всего почитает человек в жизни, когда потеряет почитаемое, и не замечает его, когда оно рядом? «Здоровье», — не задумываясь, ответит каждый.
И в какие бы времена ни жил человек — этот ответ будет всегда одним и тем же. Древние греки считали Здоровье наивысшим благом и не случайно поэт Арифрон Сикионский сложил в его честь великий гимн:
Без здоровья жизнь становится тягостной, а порой и совсем невыносимой. Вот почему еще с древних времен медицину, стоящую на страже Здоровья, считали благородным искусством и обожествляли. Отцом бога врачевание Асклепия был сам Аполлон. Асклепий — благороднейший из благородных приложил все силы свои, дабы хоть на йоту облегчить страдания страждущих и немощных. Он даже пытался добыть для людей бессмертие, за что был безжалостно наказан богами.
Семья потомственных медиков, в которой родился около 460 года до нашей эры будущий великий врач Гиппократ, происходила по прямой линии от бога Асклепия. Гиппократу посчастливилось родиться в этой замечательной аристократической семье и жить в золотые времена правления Перикла. Семейная жизнь великого врача, по-видимому, не удалась, о чем можно судить из его шутливого высказывания на эту тему: «Брак – лихорадка навыворот: она начинается жаром, а кончается холодом». Впрочем, об этом жизненном опыте он мог знать и из других источников.
Видимо, Гиппократ был веселым человеком. Вот какой анекдот сохранило о нем время:
Однажды некий лоботряс спросил его:
— Правда ли, что гениальность – это болезнь?
— Безусловно! – ответил Гиппократ и, с сожалением посмотрев на своего собеседника, продолжил, — Но, к сожалению очень редкая и, увы, совершенно не заразная!
Обучением будущего врача столь сложному искусству занимались его дед и отец. Велось оно с малых лет. Как только ребенок начинал познавать грамоту, он тут же приступал и к изучению разного рода медицинских процедур, вплоть до вскрытия. Таким образом, можно сказать, что искусство врачевания впитывалось им вместе с молоком матери и становилось истинным образом жизни будущего целителя страждущих.
Гиппократ писал: «Среди искусств есть некоторые, которые тягостны для их обладателей, но очень полезны для пользователей, и которые приносят несведущим блага, а специалистам причиняют только горе. К такой категории искусств принадлежит то, которое греки называют медициной. Действительно, врач видит ужасные зрелища, прикасается к омерзительным вещам и из чужих несчастий пожинает сам для себя огорчения. Наоборот, больные, благодаря этому искусству, избавляются от величайших бед, болезней, недугов, страданий и смерти, так как именно со всем этим борется медицина».
Во времена античности считалось, что действительно мудрый врач в первую очередь обращает внимание на характер человека, ибо здоровый дух просто необходим страждущему телу, поэтому в первую очередь он предлагал:
А потом уж начинать лечить непосредственно больное тело.
Кроме того врачу необходимо было овладеть ораторским искусством и научиться философски осмысливать жизнь, ведь для человека тех времен организм смертного был не только вместилищем различных физиологических функций, но и божественным созданием, помещенным в пространство необъятной Вселенной.
Об изначальном благородстве тяжкого труда врача можно понять из клятвы, которую давали ученики своим учителям: «Клянусь Аполлоном-врачом Асклепием, всеми богами и всеми богинями, беря их в свидетели, выполнить по своим способностям и разумению эту клятву и этот договор; прежде всего почитать моего учителя в этом искусстве наравне с моими родителями, предоставлять в его распоряжение денежную помощь, и если он окажется в нужде, отдать ему часть своего имущества; считать его потомство наравне с моими братьями и обучать их этому искусству, если они того пожелают, без жалования и договора; передавать предписания, устные уроки и остальную науку моим сыновьям и сыновьям моего учителя и ученикам, связанным договором и клятвой в соответствии с медицинским законом, но никому другому».
Знаменитую же клятву Гиппократа и по сей день приносят студенты медицинских факультетов во время защиты дипломов. В торжественной обстановке они произносят: «При болезнях иметь ввиду две веши: быть полезным или не навредить». «Быть полезным», — это идеал, к которому должен стремиться каждый врач, но если это невозможно, если болезнь сильнее его, то хотя бы исполнить тот минимум, который тоже крайне сложно осуществить, — это «не навредить».
Подлинная история жизни Гиппократа не смогла дойти до нас в ее истинном свете, поэтому она обросла всевозможными легендами. Но мы можем представить себе, как он пробирался по узким улочкам в дома больных бедняков, поднимался по широким лестницам дворцов к стенающим от боли вельможам, исцелял несчастных на широких площадях перед глазами многочисленных зрителей-зевак. Он лечил всегда и лечил везде.
Однако великий врач не только исцелял людей и вместе со своими учениками оставил тысячи и тысячи спасенных жизней, но он создал еще и обширнейшие труды, включающие в себя как открытия в медицине, так и рассказывающие потомкам о событиях тех далеких времен. Сведениями, почерпнутыми из них, пользовались историки, поэты и философы. Перу Гиппократа приписывались шестьдесят дошедших до нас крупных произведений. Но одному человеку и даже вместе со своими учениками осуществить столь обширный труд было бы совершенно невозможно. По всей вероятности, сюда входят работы и других врачевателей, объединенных одной идеей — единством гиппократовской вдохновленной мысли и желанием нести людям добро.
Исходя из опыта своей повседневной практики, Гиппократ совершенно справедливо считал, что все части человеческого тела взаимно связаны друг с другом и, следовательно, болезнь одного органа может ослабить другие, а то и привести к летальному исходу весь организм. Поэтому к лечению человека желательно подходить комплексно. Да иного выхода у древнего врача и не было — ведь специализация практически отсутствовала: руки, ноги, животы, глаза, головы лечил один и тот же врач.
Уделял он большое внимание и влиянию внешней среды на здоровье человека. Для того, чтобы как можно тщательнее изучить этот вопрос, Гиппократ, уже будучи знаменитым врачом, много путешествовал со своей свитой по разным странам и вот какое сделал заключение из увиденного: «Там, где земля плодородная, мягкая, богатая водой, там и люди тучные, влажные, невыносимые и чаще всего трусливые. Зато там, где земля голая, безводная и каменистая, люди сухие и худые; при такой природе есть рвение к труду; они независимы духом, в бою храбрее».
Наряду с верными и спорными утверждениями, несносных заблуждений на медицинском поприще было предостаточно. Разнообразие человеческих организмов, которые Гиппократ называл «темпераментами», он сводил к различному сочетанию четырех «соков» — крови, слизи, светлой и черной желчи. Он не умел отличать нервы от кровеносных сосудов и думал, что артерии наполнены воздухом.
Но не застрахованы были от заблуждений и другие мыслители. Сократ, любивший размышлять и задававшийся вопросом об источнике мысли в человеческом организме, писал с полной уверенностью: «Есть люди, которые в трактатах о природе говорили, что думает мозг. Этого не может быть, так как мозг сам по себе влажный, оболочка, которая его окружает, влажная, а вокруг оболочки есть кости; все то, что является влажным, не думает. Думают сухие тела». Видимо, по мнению Сократа, разум находился в костях черепа, коли они были тверды и не влажны.
Что и говорить, многие представления о медицине и о «природе вещей» в те времена были весьма и весьма наивны. Знакомясь с ними, мы можем позволить себе лишь слегка с грустинкой улыбнуться, прекрасно понимая — эти мыслители были первыми и должны были до всего дойти своим умом, не имея под рукой ни сложной аппаратуры, ни научных трактатов с прописанными в них подлинными сведениями об организме человека.
Сами мудрецы тоже часто смеялись над представлениями о мире иных людей. Однажды Гиппократа призвали к заболевшему философу Демокриту, погруженные в скорбь его близкие. Они считали, что мудрец лишился разума — главного своего достояния. Когда врач прибыл по вызову, он увидел философа сидящим под платаном. Вокруг него в беспорядке были разбросаны книги и препарированные животные. Демокрит искал в них источник безумия, о котором как раз в это время писал трактат. Его поиски сопровождались истинно безудержным смехом. После обстоятельной беседы врача и мудреца, Гиппократ обнаружил, что смех Демокрита был не симптомом безумия, а признаком мудрости. На самом деле Демокрит смеялся над безумием людей и предоставил эту возможность посмеяться и Гиппократу. После дружественной для обоих встречи они прониклись огромным взаимным уважением и пониманием.
Но давай, мой дорогой читатель, окунемся непосредственно в мир медицинской практики древнегреческого врача. Одним из первых условий было — сам врач непременно должен выглядеть здоровым и жизнерадостным. Об этом упоминал Сократ в трактате, когда шутки ради рассматривал свою кандидатуру на должность общественного лекаря. «Для врача, — считал он, — должно быть правилом иметь хороший цвет лица и быть в теле сообразно своей природе, так как большинство людей считают, что те, тело которых в плохом состоянии, не смогут надлежащим образом излечить других».
Безусловно, претендент на должность общественного врача в первую очередь непременно должен был показать свою компетентность в области медицины. Но этого было недостаточно. Необходимость в красноречии становилась не менее насущной. Обычно при диагностике и лечении больного собиралось много народа — как близких, так и просто любопытствующих — и врачу надо было в красочных образах рассказать о том, что случилось с заболевшим, какие методы лечения к нему будут применены и когда и каков следует ожидать результат лечения. Проведя лечебные процедуры и укладывая больного на ложе, врач мог позволить себе блеснуть и знаниями поэзии, цитируя в частности Еврипида:
Таким образом, разговоры во время лечения, одновременно становились разговорами на публику. «Этот вынужденный переход к публичному представлению придавал врачебному искусству Древней Греции зрелищный характер, совершенно забытый сегодня. Некоторые пытались извлечь выгоду из театральных эффектов, чтобы развлечь праздных зевак и скрыть свою некомпетентность. Но нужно отдать должное врачам-гиппократикам, которые осуждали подобные излишества и ставили интересы больного выше произведенного на зрителей эффекта. Впрочем, они не отказывались быть хорошими актерами, чтобы завоевать доверие больного, его близких и остальной публики. Это было первостепенным условием успеха». (Жуана Жак)
Особенно много зрителей собиралось во время хирургических операций. При этих операциях присутствовало несколько помощников врача, которые подавали хирургу инструменты, но в большей степени их присутствие было необходимо для того, чтобы крепко-накрепко держать подвергающегося немилосердной боли страдальца. Ведь об эффективных обезболивающих средствах тогда и мечтать-то не приходилось.
Как мы видим, античный медик находился порой в очень сложной психологической обстановке, так сказать, между молотом и наковальней. С одной стороны он должен работать на публику и при ней не позволять себе уронить свое достоинство, с другой, встречая в практике сложный случай и зная, что ничем больному помочь нельзя, попытаться объяснить непрошенным зрителям право на свое бездействие. А когда смерть вступит в свои права, с прискорбием произнести:
Что и говорить, «ужасный момент для врача: он вышел на сцену для невыполнимой роли, вступил в бесполезную борьбу и должен подготовить красивый выход, достойное отступление. Мы видим шаткость положения крупного врача античности — общественного деятеля, пленника мнений публики, требовательной, невежественной и непостоянной. Общественное мнение может создать и разрушить репутацию, предъявив врачу самое тяжкое обвинение: Он не знает искусства!» Чтобы избежать осуждения, врач должен иногда схитрить и решиться на «красивое бегство», столь мало театральное, столь мало соответствующее героическому идеалу! Врач как бы бежит с поля боя, бросив оружие». (Жуана Жак)
И все-таки в решающий момент врач должен был сделать выбор в пользу больного. Гиппократ говорил: «Нужно по возможности избегать бессмысленных случаев лечения, если есть достойная отговорка. Бывает, шансы на выздоровление малы, тогда как опасности многочисленны. Если не произвести лечения, можно прослыть невежественным в искусстве; а если произвести, можно привести пострадавшего ближе к смерти, чем к выздоровлению». Раз борьба за жизнь бесполезна – пусть достойно отойдет человек в мир иной,
Он всемогущ…
Порой в медицинской практике встречались случаи, достойные пера трагика. При персидском дворе был врач Аполлонид, который осмелился соблазнить сестру персидского царя, злоупотребив своим положением. Больной девушке он прописал весьма своеобразное лечение, предложив ей вступить в интимные отношения с мужчинами, а в качестве непосредственного лекарства — собственную персону. Больной пришлось согласиться на столь необычный медицинский эксперимент, но когда она поняла, что лечение ей не помогает и смерть стоит уже у самого порога, во всем призналась своей матери.
Гнев родителей девушки был ужасен, но справедлив… Сначала недостойного врача на два месяца привязали к пыточной доске, потом, когда дочь умерла, закопали его живьем. Аполлонид нарушил одно из основополагающих правил Гиппократовой морали: «В какой бы дом я ни зашел, я вхожу туда для пользы больного, остерегаясь всякого своевольного или развратного поступка, особенно от совращения женщин и мальчиков».
Вот еще один случай из трагической медицинской практики. Однажды Гиппократа пригласили к царю Пердикку, у которого подозревали туберкулез. Но данного заболевания врач у больного не обнаружил, а заметил, что как только в комнату входила прекрасная своей зрелой красотой его родная мать, у сына лихорадочно начинал биться пульс. Гиппократ тотчас поставил абсолютно верный диагноз: безнадежная, не имеющая права на существование страсть, внушенная ему беспечной Кипридой. Больной день ото дня чах, но вылечить его было невозможно. В конце концов он сам нашел выход — вложил свою бедную голову в петлю, чтобы ни в коем случае не допустить кровосмесительной связи.
И хотя Гиппократ возложил в данном случае причину болезни и последовавшей за ней смерти на происки Киприды, он первым стал отрицать появление болезней, как ниспосланные богами кары за прегрешения. Об эпилепсии, которая раньше считалась «священной», он говорил: «Насколько мне кажется, она не божественнее, не священнее, чем другие. Мне кажется, что первые, признавшие эту болезнь священною, были такие люди, какими и теперь оказываются маги, шарлатаны и обманщики».
Самым зрелищным методом из всех шарлатанских методов, был способ лечения горбунов при помощи «сотрясающейся лестницы». Происходил он следующим образом: горбуна крепко-накрепко привязывают к лестнице вниз головой; лестницу с башни поднимают в воздух, потом ее бросают, наивно надеясь, что резкий толчок выпрямит горб несчастного. Такое своеобразное лечение положительных результатов не давало, протекало оно под открытым небом и собирало большую толпу на бесплатный спектакль, где режиссером ярмарочного действа становился бессовестный лекарь.
Гиппократ с горечью писал об этих горе-врачевателях и о толпе, безразличной к страданиям и жадной до пошлых зрелищ: «Они с восторгом созерцают эти зрелища, не заботясь о результате операции. Лично мне стыдно применять такие методы лечения, потому что они являются скорее деяниями обманщиков. В любом искусстве, а особенно в медицине стыдно предлагать большой толпе большой спектакль, большую роль, а потом ничего не сделать полезного».
А вот еще один случай опровержения шарлатанства. Однажды Периклу принесли из стада барана, у которого на голове был один лишь рог, и прорицатель истолковал эту аномалию, как знак будущей победы. Но Анаксагор, стремившийся познавать мир разумом, вскрыл черепную коробку животного и показал всем присутствующим, что аномалия вызвана атрофией мозга: вместо того, чтобы занимать все пространство черепа, мозг в форме яйца оканчивался верхушкой у корня единственного рога. Прорицатель был посрамлен, а присутствующие при этом опыте люди, пришли в восхищение от учености Анаксагора. Об этой истории рассказал Плутарх, при этом не без злорадства заметив, что предсказание прорицателя все-таки сбылось, а из заключения философа сделать каких-либо практических выводов было невозможно. Следовательно, зачем они…
Вступать в пререкания с представителями жречества было отнюдь не безопасным. И тем ни менее врачи-гиппократики часто позволяли себе делать это. Они конфликтовали с предсказателями и шарлатанами, способными составить им конкуренцию или помешать истинному излечению больного человека. Но они никогда не выступали против религии больших храмов Асклепия, в которых могущество богов подкреплялось чудотворными исцелениями. Выдающимся считается случай одной афинянки, которая проявила недоверие к чудотворным исцелениям.
Вот ее история, дошедшая до нас: «Амбросия из Афин была слепой на один глаз. Она пришла просительницей к богу. Обходя храм, женщина высмеивала некоторые исцеления, которые считала невероятными и невозможными, а именно, что хромые и слепые выздоравливают исключительно потому, что видят сон. Когда она легла в инкубационном портике, то тоже увидела сон. Там ей приснилось, бог, стоя над ее головой, он говорил, что вылечит ее, но она должна в качестве платы за свою глупость принести в храм серебренную свинью; после этих слов он надрезал слепой глаз и влил в него лекарство; с наступлением дня она ушла здоровой».
Надо признать, что во многих случаях у больных действительно не было иного выбора, кроме как прибегнуть к Асклепию, когда врачи ничем не могли им помочь. Именно это произошло с оратором Эсхином. Вот написанная по обету эпиграмма, которую он оставил в память о своем выздоровлении: «Будучи безнадежным случаем для искусства смертных, я обратил свою надежду на бога; оставив в Афинах детей, я пришел, о, Асклепий, в твою священную рощу, где за три месяца был исцелен от язвы на голове, которая у меня была уже год».
Но, конечно же, большую лепту в дело выздоровления больных внесли врачи. Когда слава Гиппократа достигла варварских племен, персидский царь Артаксеркс 1 решил пригласить его, надеясь, что великому врачевателю удастся положить конец мору, обрушившемуся на его армию. Оплату за предоставленные услуги он назначил более чем достойную. Посланник объявил врачу волю царя:
— Артаксеркс, великий царь, нуждается в тебе, приказывает дать тебе в изобилии серебра, золота и всего остального, что тебе нужно и чего ты желаешь, и доставить тебя как можно скорее. Тебе будут оказываться те же почести, что и знатнейшим из персов. Явись же без промедления.
Гиппократ с достоинством ответил:
— Мне не подобает ни пользоваться щедростью персов, ни исцелять варваров от их болезней, так как они враги греков.
Но, разговаривая с посланником, он исподволь выведал у него, каковы были во время прихода болезни чередование жары, ветров, туманов и других природных явлений, дабы рассчитать время и место появления эпидемии в своей стране. И рассчитал. Узнав, откуда подует ветер, он велел в определенных местах развести костры вокруг городов, и эти костры очистили воздух. Ему удалось так же спасти и Грецию от одной из страшных эпидемий. Благодаря этому
Афины за этот подвиг водрузили на голову врача почетную награду — золотой венок.
Но не надо думать, что лишь труды и слава сопутствовали жизни великого врача. В доме, где поселилась слава, всегда найдется каморка для зловредных завистников. Куда от них денешься?.. И Гиппократу не удалось избежать их темного взгляда. А случилось следующее: существовал очень хороший обычай, по которому выздоровевшие больные записывали в храме Асклепия лечение, исцелившее их. Еще не успевшие выздороветь больные и практикующие врачи всегда могли прийти сюда и проконсультироваться по этим записям. Однажды, когда этот храм сгорел, недоброжелатели выдвинули версию, якобы Гиппократ воспользовался этими записями, а потом совершил гнусный поджег. На основе этих записей он создал клиническую медицину, а его звание и слава родились будто бы из пепла сожженного храма его предка.
Вот вам и еще один пример гнусности…
На могиле Гиппократа — великого представителя гуманной части человечества, говорят, благодарные ему люди оставили эпитафию: «Он одержал много побед над болезнями и достиг великой славы не везением, а знаниями». Так говорят… И этому приходится верить на слово, потому как могила его не сохранилась.
Зато в Дельфийском храме существовала статуя больного туберкулезом, она считалась приношением Гиппократа и изображала давно больного человека, плоть которого иссохла и остались одни кости. Почему именно изображение больного оставил врач на память потомкам? Быть может, это его предупреждение всем нам — надо хранить самое дорогое что есть на свете — свое здоровье. И еще он оставил для всех нас один мудрый рецепт: «Болезни, вызванные переполнением, лечатся пустотой, те, что происходят от пустоты, лечатся переполнением. Те, что происходят от физических упражнений, лечатся отдыхом, а те, что вызваны слишком большой инертностью, лечатся упражнениями».
Так что, дорогой мой читатель, внемли этому совету и будь здоров!