Фантасмагорические истории и призрачные сновидения.


</p> <p>Фантасмагорические истории и призрачные сновидения.</p> <p>

Повседневная, обыденная, суетная, порой очень тяжкая и скучная жизнь не в состоянии была удовлетворить дух китайского народа. Потому-то в своих феерических фантазиях дух этого народа устремлялся в невероятные миры, в миры потусторонних существ: оборотней, демонов, оживших мертвецов, всевозможных духов как злых, так и добрых пространств, где, пожалуй, нашлись бы такие невероятные вещи как «птичье молоко, и рыбья моча»,

Мы с тобой, мой дорогой читатель, уже познакомились с историей юноши, влюбившегося в умершую девушку и воскресившего ее. И вот еще одна история, приветливостью своей похожая на предыдущую:

«Сюй был рыбаком. По вечерам, захватив с собой вина, он шел к реке: ловил рыбу, а потом выпивал. Из каждой чарки Сюй совершал возлияние вина на землю и произносил молитву: „Пусть выпьют души тех, кто утонул в реке“». Такое угощение вошло у Сюя в привычку, а его корзины были полны рыбой даже в те дни, когда другим рыбакам ничего не удавалось поймать.

Однажды вечером Сюй пил в одиночестве, как вдруг заметил юношу, который прохаживался неподалеку от него. Сюй пригласил его составить компанию, юноша не стал отказывать, и они принялись бражничать вдвоем. Но за всю ночь Сюй не поймал ни одной рыбки и подосадовал на свою неудачу.

— Разрешите мне сходить в низовье и пригнать вам рыбы, — попросил юноша, затем удалился легкой походкой, а вскоре вернулся и пообещал, что к ним идет целый косяк.

И в самом деле, вскоре послышались бульканья, всплески. Сюй забросил сеть и сразу же поймал несколько крупных рыбин. Обрадованный рыбак поблагодарил юношу и, собираясь домой, протянул ему одну из рыб в подарок, но тот отказался:

— Такая мелочь не стоит благодарности. Ведь я столько раз пробовал ваше прекрасное вино. Мы можем часто встречаться, если это не затруднит вас.

— Но мы вовсе не пили вместе, — ответил Сюй. – Я от всей души рад, что вы согласились навещать меня.

Они расстались, а на следующий день Сюй, распродав рыбу, купил побольше вина. Вечером на берегу его уже поджидал юноша, и они принялись весело выпивать. После нескольких чарок юноша ушел, чтобы пригнать рыбу. Так встречались они полгода, пока юноша не сказал рыбаку:

— Мне полюбились ваша простота и веселый нрав. Вы стали мне ближе родного брата, но, увы, день нашей разлуки близок, — тут его голос стал печальнее. – Мне хотелось бы, чтобы вы не испугались того, что я вас сейчас скажу. Ведь мы так хорошо понимали друг друга. Не мешает мне объясниться перед тем, как мы расстанемся с вами.

Ведь я – душа утопленника. При жизни пристрастился к вину и, как-то напившись пьяным, утонул. Я ваш покорный слуга, в благодарность за вино, вылитое вами на землю, незаметно пригонял вам рыбу – вот почему ваш улов был всегда больше, чем у других. Но завтра исполняется срок моей кармы — моя душа возвратится в мир людей. Нам с вами остался лишь сегодняшний вечер, вот я и расстроился.

Сначала рыбак испугался, а потом успокоился – ведь они так долго были добрыми друзьями! Сюй тяжело вздохнул и наполнил чарки до краев:

— Пейте и не горюйте, брат. Конечно, грустно так скоро расставаться, но ведь вы возродитесь к новой жизни – о чем же печалиться? Поздравляю вас. Выпьем за ваше счастье!

И они стали пировать. Потом юноша рассказал, что должно произойти с ним завтра.

— Ровно в полдень взгляните, как женщина будет переходить реку вброд. Она утонет и ее душа заменит мою.

Проливая слезы, рыбак и юноша распрощались, едва в деревне запели петухи, а на другой день рыбак вышел на берег, с трепетом ожидая чуда. И, действительно, в полдень к реке подошла женщина с младенцем на руках. Сама она упала в воду, а младенца успела выбросить на берег. Малыш залился плачем, замахал ручонками, задрыгал ножками, а мать то уходила с головой под воду, то снова показывалась. В конце концов, она все-таки выбралась на берег. Посидев немного и отдышавшись, женщина взяла ребенка на руки и ушла.

Когда несчастная стала тонуть, Сюя охватила жалость, и он чуть было не бросился ей на помощь; его удерживала лишь мысль, что эта женщина должна заменить юношу. Но когда женщина выбралась из воды сама, Сюй задумался – почему же предсказание юноши не сбылось. Вечером он, как обычно, рыбачил на прежнем месте, и к нему снова подошел его друг.

— Опять мы вместе, — сказал он. – Бедняжка почти утонула, но ваш покорный слуга пожалел младенца. Чтобы заменить одну душу, погибли бы две жизни, вот я и отпустил ее. Теперь уж и не знаю, когда наступит срок замены. Может быть, не судьба нам расставаться.

Сюй обрадовано вздохнул:

— О вашем добром сердце услышит и сам Верховный владыка!

Они продолжали встречаться, как и прежде, но через несколько дней юноша опять начал прощаться. Он сказал:

— Доброе дело растрогало Всевышнего и он назначил меня богом земли в Учжэне. Завтра же утром я отправляюсь к месту службы. Если не забудете старого друга, приходите навестить и не пугайтесь дальней дороги.

Сюй поздравил его от всей души и сказал:

— Какое утешение людям, когда богом становится человек прямой и честный!

Дома Сюй решил сразу же отправиться в дорогу, жена же высмеяла его:

— Шагать несколько сот ли ради того, чтобы поглядеть на статую бога земли Учжэн! Если и доберешься, с ней все равно не побеседуешь.

Сюй не стал ее слушать и отправился в путь. Придя на место, он спросил, у хозяина постоялого двора, где кумирня бога земли, тот ответил:

— Уж не Сюй ли фамилия приезжего?

Когда Сюй подтвердил, что он и есть именно Сюй, ничего не сказав, хозяин поспешно вышел. Вскоре в двери стали заглядывать женщины с детьми на руках, мужчины, девушки. Их становилось все больше, они окружили Сюя плотным кольцом – тот не знал, что и подумать. Вдруг все разом заговорили:

— Мы давно уже ждем вас! Ведь несколько ночей тому назад во сне нам явился бог земли и сообщил, что скоро должен приехать его друг рыбак Сюй. Бог просил помочь вам с дорожными расходами.

Удивленный Сюй посетил кумирню, принес богу жертву и стал молиться:

— После разлуки я не забывал вас ни днем, ни ночью. Чтобы выполнить наш старый уговор, пришел издалека и глубоко тронут тем, что вы явились здешним жителям в сновидении. Стыдно признаться, но у меня нет богатых даров, всего лишь кубок вина. Если не гнушаетесь, выпейте, как прежде у реки.

Произнеся такую молитву, Сюй сжег жертвенные деньги и выплеснул вино к ногам божества. Вскоре за алтарем поднялся ветерок, закружился вихрем и утих. Ночью Сюю привиделся юноша, совсем не похожий на прежнего, в пышной одежде и шапке. Он стал благодарить рыбака:

— Я плачу от радости, — ведь вы пришли навестить меня, проделав такой длинный путь! Мы с вами рядом и в то же время так далеки, будто горы и реки нас разделяют. Здешние жители поднесут вам скромные подарки – хоть этим я отблагодарю вас за любовь и дружбу. Я провожу вас, когда будите покидать наши края.

Некоторое время Сюй пожил в этих краях. Жители наперебой приглашали его к себе в гости, и за день Сюй обходил несколько домов. Наконец он стал решительно отказываться от приглашений и однажды утром собрался в путь. К нему вереницей потянулись люди с прощальными подарками, и вскоре его мешок наполнился доверху. Провожали Сюя и стар и млад. Как только вышли из деревни, поднялся вихрь, в воздухе появилось что-то похожее на бараний рог. Сюй несколько раз поклонился вихрю и сказал:

— Поберегите свои силы, не трудитесь провожать так далеко! У вас доброе любящее сердце и вы, конечно, принесете счастье всей округе. Мне, вашему другу, нет нужды вас наставлять». (Пу Сун-лин)

Мы с тобой, мой дорогой читатель, убедились в том, как души китайцев привольно странствуют в сумеречных бескрайних просторах сновидений и потусторонних таинственных мирах, не правда ли. Пожалуй, ни один народ на свете так много внимания и любви не уделял двум этим загадочным непознанным ипостасям. Отчего же? Если рассматривать этот вопрос с точки зрения материализма, то, возможно можно ответить на него так: повседневная жизнь китайского народа была достаточно обыденна, скучна, подлинной любви и настоящей дружбе места в ней отводилось очень мало благодаря еще и тому, что помимо всевозможных препятствий к этому, существовавших у других народов, – у китайцев было и собственное: конфуцианство, возведенное в догму. Оно регламентировало все и вся на их жизненном пути.

В сновидения же и в фантазии о потустороннем мире не могли вмешаться ни правители, ни армии, ни чиновники, ни учения – никто. Только прикорни, «призови с желаньем задушевным милый сон и вот уже


Приятно так без жизни жить,
Без смерти мертвым быть. (И. Гауг)

В сновиденьях разливалось раздольное приволье. Свободные людские помыслы туда-то и устремились. А там мир оказался переполнен всевозможными удивительными существами и самыми невероятно-причудливыми событиями.

В те стародавние времена считалось, что во сне блуждающая душа человека расстается с телом, отправляясь в свободные странствия по беспредельным океанам мирового эфира. И в этих странствиях порой невозможно было понять, где твоя сущность настоящая – во сне или наяву? Так как это случилось с Чжуан Чжоу. Однажды ему приснилось, что он – бабочка, весело порхающая бабочка. Чжоу наслаждался от души и не осознавал, что на самом-то деле он – Чжоу, проснувшись же, уже не знал, кто он: человек или бабочка и кто кому снился во сне: бабочка – человеку, или человек – бабочке. Вот как широко распахиваются жизненные створки благодаря такому чудному явлению в жизни, как сон.

— «Воистину, сон – чудо матери-природы, вкуснейшее из блюд в земном пиру», — неожиданно произнес Вильям Шекспир.

И тут же его поддержал Оноре де Бальзак:

— «Сон своей могучей дланью распахнул ослепительно-белые врата храма фантазии».

Тут к господину Бальзаку и господину Шекспиру присоединился, как мало кто так, как он, разбирающийся в сновидениях Эрнст Теодор Амадей Гофман.

Он сказал: «С той поры, как хаос слился в готовую для формовки материю – а это было довольно-таки давно, — мировой дух лепит все образы из этой предлежащей материи и из нее же возникают и сновидения с их картинами. И эти картины – не что иное, как очертания того, что было, а возможно, и того, что будет, которые дух быстро и прихотливо набрасывает, когда тиран, именуемый телом, освобождает его от рабской службы ему».

Вот чудо! К нам пришли великие гости. Им захотелось вместе с нами поразмышлять о сновидениях. Какое счастье!

— Заходите, будьте как дома.

А мы с тобой, мой дорогой читатель, давай-ка примем как следует дорогих гостей – накроем для них в уютном чайном домике стол для чаепития. Сегодня, как нельзя кстати, чудесная погода: прохладный ветерок шелестит листвой причудливых деревьев и несет по небу перья белоснежных облаков.

Признаюсь, мне так давно хотелось встретиться с дорогими гостями из разных времен, чтобы они порассуждали о чудесах сновидений, но все как-то не представлялось возможности. И тут фантазеры-китайцы широко распахнули границы заманчивой темы. Одно только смущает меня: не в слишком ли длительное отступление уйдем мы все вместе?

— Не стоит об этом беспокоиться. Я тоже часто в своих произведениях далеко отступал от сюжета, — вступил в разговор Анатоль Франс. — «Иногда опасался, что, делая столько отступлений и забираясь в такие дебри, никогда не дойду до конца. Но потом решил: если я не буду отвлекаться, если пойду напрямик, то не успею оглянуться, как путь будет окончен, а это было бы досадно, по крайней мере, мне самому, — ведь я так люблю побродить вволю».

— Да, да, привольно погулять по страницам истории занятие увлекательнейшее.

— А вы знаете, что для европейского общества пиршество китайской литературы открылось довольно-таки поздно, — присоединился к разговору Максимилиан Волошин, отхлебнув душистого чая из казавшейся совсем крохотной чашечки в его могучих руках. – Когда же это пиршество открылось – все ахнули. «В романтическом искусстве и литературе Европы не хватало экзотики, все голодали по пряностям. Художник искал новых вкусовых ощущений – более терпких, более острых, от которых бы веяло пьянящим ароматом и терпким привкусом восточной культуры».

За этим-то привкусом Поль Гоген отправился на Гаити, а молодой человек по имени «Поль Клодель уехал в Китай на консульскую должность, чтобы проникнуться новыми системами познания, новой логикой искусства. Произошло это где-то рубеж ХУШ-Х1Х веков. От его книги „Познание Востока“» остается сознание нашей крайней, почти варварской, европейской юности, по сравнению с великой древностью тех стран. Клодель ушел искать человеческие первоисточники, дабы окропить искусство живой водой девственных ключей, и привез из своих странствий древние питательные соки земли, которые возбуждают и пьянят.

В Поднебесной он пошел прежде всего осмотреть пагоду. Страшный нищий с одним глазом, полным крови и воды, обозначил начало его пути. Рот без губ, съеденных проказой, был открыт до корней зубов, желтых, как кости. От лица не осталось больше ничего. Два ряда нищих стояли по краям дороги. Самого старого звали их королем. Он был безумен со дня смерти своей матери и ее мумифицированную голову носил под своей одеждой. Две старухи пели нескончаемую жалобу с долгим замиранием и икотой, выражая отчаяние, согласно ритуалу бедных.

Вдали, окруженная садами, была видна пагода. Клодель пошел к ней прямиком по полям. Повсюду виднелись могилы. Вся земля была одно кладбище и говорила о множестве сменившихся поколений. Он прошел между убежищем для престарелых домашних животных и колодцем для трупов новорожденных девочек, которых убивали родители, чтобы избавиться от лишнего бремени. Сверху колодец был завален камнями, так как оказался уже полон. Рядом рыли новый.

Вот наконец-то Клодель подошел к храму, истонченный и изукрашенный конек крыши которого, как бы кружится в сияющем воздухе. Храм здесь – это балдахин, приподнятые углы которого привязаны к облаку, а идолы земли стоят в его тени. На каждом углу крыши подвешен колокольчик – это неразличимый для наших ушей голос неба, и неожиданный звон подвешен в нем, как капля.

Ничего так глубоко и внутренне не понял Клодель в Китае, как душу мертвых и отношения к ним живых. Это случилось в праздник Седьмого месяца, когда земля вступает в сон и успокоение, когда с наступлением сумерек по темной реке отплывают священные барки, роняя в воду огни, когда флейты указывают путь умершим, удар гонга собирает их как пчел, а вспышки пламени во мраке успокаивают и умиротворяют их. Люди сжигают в эти дни так называемые «деньги мертвых» — вырезанные из тонкого картона фигурки домов и животных, которых требует умерший. Смерть сделала понятным Клоделю сон».

— Я рад, что вспомнили обо мне, благодаря этому я смогу присоединиться к вашей великолепной компании, — сказал Поль Клодель, смуглый телом, успевшим загореть под небесами Поднебесной. — «Только здесь я понял, что нет ничего необычнее города в тот час, когда люди спят. Улицы кажутся аллеями некрополя; дома, которые укрывает сон, благодаря своей замкнутости кажутся торжественными и монументальными. То странное изменение, которое совершается над лицами спящих – почти мертвых, каждый испытывает во сне, в котором он погребен.

Все молчаливо, так как это час, когда земля кормит своим молоком, и не один из детей ее не касается напрасно ее груди: и богатый, и бедный, и ребенок, и старик, и справедливый, и преступник, судья и заключенный, и человек наравне со зверем, все вместе, как маленькие братья, — все сосут! Все тайны, потому что – вот час, когда человек причащается своей матери. И мать земля – заимодавица щедро дает людям пищу, а затем требует обратно их тела и вместе с ними пленяет ту частицу божественного огня, который тлеет в них».

— Быть может, частицы этого огня живут в неких неведомых пространствах и время от времени заглядывают нам под сомкнутые веки и представляют картины иных миров, ощущений, переживаний? – вслух немного порассуждала я.

— Вы, сударыня, слишком самоуверенна, предполагая, что иные миры обеспокоятся приходом к вам. «В мутных пустынях сна безвестные миры глухи и необъятны, их жизнь навеки окружена безмерностью глубоких впадин», — сказал Перси Шелли, нервно разминая пальцы, которые природа, постаравшись, великолепно изваяла для него.

Я страшно смутилась и нечаянно пролила чай на стол. Тут неожиданно поддержал меня Максимилиан Волошин, он сказал:

— «А я думаю, что сны – это действительно сигналы иного бытия. Искра нашего дневного сознания подготовлена и рождена великим океаном ночного сознания. С этим океаном мы не расстаемся. Мы носим его в себе, мы ежедневно возвращаемся в него, как в материнское чрево, и, погружаясь в глубокий сон, проникаемся его токами, отдаемся силе его течений и обновляемся в его глубине, причащаясь в эти моменты довременному сну камней, вод, растений».

— Так! Наконец-то мы в своих владеньях! – воскликнул восторженный Владислав Ходасевич. –


Одежду – на пол, тело – на кровать.
Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях
Томиться и страдать!
Дорогой снов, мучительных и смутных,
Бреди, бреди, несовершенный дух.
О, как еще ты в проблесках минутных
И слеп, и глух!
Еще томясь в моем бессильном теле,
Сквозь грубый сон земного бытия
Учись дышать и жить в ином пределе
Где ты – не я;
Где отрешен от помысла земного,
Свободен ты…

— Воистину свободен! – не менее восторженно произносит — Хорхе Луис Борхес. — «Ведь сон – это собственная небольшая вечность. И каждый из нас обладает своего рода скромной индивидуальной вечностью: каждую ночь мы становимся обладателями этого шикарного подарка. Мы засыпаем… Сновидения окидывают все одним взглядом, точно Бог, наблюдающий за всем космическим процессом из своей необъятной вечности. Что мы знаем в точности, что происходит во сне. Не исключено, что во сне мы переносимся на небеса, в ад, а, может быть, превращаемся в кого-нибудь, а может, становимся божеством. Сон – автор представленья в своем открытом театре, он, наряжая тени, превращает их в прекрасные статуи».

Максимилиан Волошин продолжил разговор:

— «Конечно же, дневная жизнь пополняется жизнью сна: разноцветная бахрома сновидений волочится за каждым нашим душевным жестом. Мне думается, что при вопросе о сновидении нам вовсе не необходимо спускаться в самые глубины мрака. Сновидения приходят вовсе не из их глубин. Они в точном смысле оставляют его кайму, они живут на той черте, которой день отделяется от тьмы.

Сновидения можно сравнить с предрассветными сумерками, сквозь которые светит заря близкого дня. Это брезжащий рассвет между ночью и днем души. Образы, в сновидениях возникающие, смутны, расплывчаты и громадны. Нельзя определить, что они: теневые ли отсветы великой ночи с ее сознанием неведомой жизни или прозрачные светы и отблески дневной, солнечной действительности. Мир внешней реальности бежит сквозь эти обманные многоликие сумерки».

И вот…


Счастливец отпирает
Осторожною рукой
Дверь, откуда вылетает
Сновидений ложных рой.

Сей рой был так любим Александром Сергеевичем Пушкиным.

— Друзья мои, — говорит он, непринужденно чувствуя себя за уютным чайным столиком и сладко потягиваясь, — друзья мои, дремать в ласковой лени, — может ли быть что-либо лучшее на свете!


Приди, о лень! Приди в мою пустыню.
Тебя зовут прохлада и покой;
В одной тебе я зрю свою богиню;
Готово все для гостьи молодой.
Все тихо здесь – докучный шум укрылся
За мой порог; на светлое окно
Прозрачное спустилось полотно,
И в темный ниш, где сумрак воцарился,
Чуть крадется неверный свет дневной.
Вот мой диван. Приди ж в обитель мира;
Царицей будь, я пленник ныне твой.
Все, все твое: вот краски, кисть и лира –
Учи меня, води моей рукой.

— «Приятные мечты бережно возьмут вас за руку и проведут в царство сна, а там передадут своим сестрам-грезам, которые примут с распростертыми объятьями и окружат небесными видениями сонное усталое ваше чело», — сказал призадумавшийся Иоганн Вольфган Гете.

Михаил Юрьевич Лермонтов, услышав великого Гете, не шелохнувшись, стоял, опершись о ствол гибкого бамбука в какой-то просветленной задумчивости, словно припоминая что-то ускользающее, тающее…

Припомнил:

— «Сегодня счастливый сон, божественный сон испортил мне весь день… не могу ни говорить, ни читать, ни писать. Странная вещь эти сны! Обратная сторона жизни часто более приятная, нежели реальность».

— Верно, верно говорите, голубчик. «Сны – это веселые создания поэм и легенд, совершающие ежедневное свое паломничество в мир, резвящиеся на земле в ночную пору и тающие в первых лучах солнца, которое озаряет мрачную заботу и суровую действительность», — сказал один из доброжелательнейших людей мира Чарльз Диккенс.

— Как же нещадно утомляет эта суровая действительность. Повседневно


Со слабых век сгоняя смутный сон,
Живу весь день тревогами волнуем,
И каждый вечер падаю, сражен
Усталости последним поцелуем,

— негромко произнес Владислав Ходасевич, потом продолжил, — но, позвольте, разве только действительность сурова?


Ведь и во сне душе покоя нет:
Ей снится явь, тревожная, земная,
И собственный сквозь сон я слышу бред,
Дневную жизнь с трудом припоминая.

— У меня со сновидениями слишком часто складываются очень напряженные отношения, — вступила в разговор Марина Цветаева, — порой они нещадно мучают меня. Я было


Врылась, забылась – и вот как с тысяче –
Футовой лестнице без перил,
С хищностью следователя и сыщика
Все мои тайны сон перерыл.
Тело, что все свои двери заперло –
Тщетно! – Уж ядра поют вдоль жил,
С точностью сбирра и оператора
Все мои раны сон перерыл!
Вскрыта! Ни щелки в райке под куполом,
Где бы укрыться от этих глаз
Собственным духовником подкупленным
Все мои тайны – сон перетряс!

— И превратил их в кошмары… «А кошмары во сне – это щелка в ад», — безжалостно констатировал Борхес.

И тут словно бы дохнуло неведомо откуда то ли нестерпимым жаром, то ли пронизывающим холодом. Все поежились, припоминая свои сновидческие переживания кошмаров, с которыми в реальной жизни мало кто из живущих на земле встречается. У каждого своя индивидуальная бездна, наполненная не проникающими в реальность ужасами.

Бывает, сон предугадывает, выволакивает из подсознания человека его желание совершить мерзостный поступок, и тогда человек тот криком кричит: «Проклятый сон! Клянусь, что для этого мерзостного сна не было в моем уме хоть чего-нибудь похожего на эту позорную мысль. Даже невольной какой-нибудь мечты не было. Откуда же это все явилось совсем готовое? Это значит, что все уже давно зародилось и лежало в развратном сердце моем, в желании моем лежало, но сердце еще стыдилось наяву, и ум не смел еще представить что-нибудь подобное сознательно. А во сне душа сама все представила и выложила, что было в сердце, в совершенной точности и в самой полной картине и в пророческой форме». — То криком кричал обличенный сновидением герой романа Федора Михайловича Достоевского.

— «Никто не может быть лицемером в своих снах», — жестко констатировал Уильям Гэзлитт.

— «Тень неосознанных созданий колышется во сне», — продолжил Валерий Брюсов.

— «Природа снов туманна и темна», — заключил Байрон.

Тут Константин Батюшков рассказал об удивительном проведческом сне Михаила Ломоносова.

— «Однажды во сне приснилась Ломоносову страшная буря на волнах Ледовитого моря, кораблекрушение и хладный труп отца, выброшенный на тот самый остров, куда Михайло в молодости своей приставал с ним для совершения рыбной ловли. Он в ужасе проснулся. Напрасно стал призывать на помощь рассудок свой, напрасно желал рассеять мрачные следы сновидения. Снова засыпал и снова видел шумное море, необитаемый остров и бледный труп родителя. Впоследствии там и нашли погибшего отца.

Так мы нередко уверяемся опытом, что Проведение влагает в нас какие-то тайные мысли, какие-то неизъяснимые Предчувствия будущих злополучий, и события часто подтверждают предсказания таинственного сна – к удивлению, к смирению слабого и гордого рассудка».

Эту мысль развила французская писательница Маргарет Юнсенар:

— «Неповторимая тайна сна, неповторимое и опасное погружение, когда мы обнажены, одиноки и безоружны, в океан, где все становится сразу другим – цвета, плотность предметов, самый ритм дыхания – и где мы часто встречаем умерших. Особое удовольствие и искусство заключается в том, чтобы сознательно отдаваться этой блаженной бессознательности и по своей воле делаться более слабым, более неопределенным и зыбким, чем ты есть. Удивительно племя существ, населяющих наши сны. Удивительно, что ты сквозь закрытые веки то смакуешь сладостную суть бытия, то обрываешься в бездну ужаса.

Опыт сна и побуждений граничит со смертью и пробуждению из мертвых. Сон – брат Смерти. Я начинаю понимать Смерть; у нее – другие секреты, странные для нас, живущих. Тайны сна, тайны отсутствия и временного затмения так запутаны и так глубоки, что мы ощущаем, как где-то сливаются струи светлой и темной воды. Скомканные подушки, разбросанные одеяла – это почти непристойные свидетели наших встреч с небытием, примеры того, что каждую ночь нас уже нет».

Или мы есть в совершенно иной действительности. Спроси любого человека о его необычных снах, и он поведает тебе такое… что невольно задумаешься: вот живет этот человек в скучных оковах повседневных забот, занимающих большую половину дня, а душа его дремлет в укромном уголочке, ждет, ждет наступления ночи, когда ее выпустят на волю и тогда начнет бродить она в неведомых пространствах.

Одна моя соседка-приятельница рассказала мне свой первый необычный сон: пятилетней девочкой, живущей в глухой деревне, она увидела в ночном представлении огромный океан, который плескался на околице ее уральской, заросшей травой, улочки. Очень любя свою маму и страшась ее смерти, девочка спросила океан: долго ли будет жить моя мамочка, не оставит ли она меня? – и океан ответил: взвилась большая волна, наполненная чистотой и солнечным светом, поднялась высоко-высоко – не бойся, твоя мама долго будет с тобой. Сейчас моя приятельница часто во сне отправляется в неведомые миры, куда ее сопровождают некие удивительные существа. Ни эти миры, ни этих существ она описать не в состоянии, потому как ничего подобного в земной жизни никому не встречается.

Другая моя соседка-приятельница во сне узнает свои существования в прежних жизнях. Вот она в звериной шкуре с дубиной в руке мчится среди своих первобытных сородичей за огромным мамонтом и загоняет его в глубокую яму. А вот она уже не человек, а животное: стройная белоснежная лошадь, несущая на себе благородного рыцаря. Ее могучее красивое, стройное тело наполнено неземной силой и радостью, грудью раздвигает она душистые травы, вольный ветер овевает ее разгоряченные бегом бока. Душа рвется наружу – вот-вот и взмоет в небо эта прекрасное божеское создание.

Кто видел подобные сны, тому описывать ощущения от них не надо, потому как сделать это невозможно, кто не видел – жаль их. Душа этих людей ленится трудиться по ночам. Мне однажды приснился подобный сон: я – орел — величественно вздымаю к яркому солнцу, взмахивая огромными упругими крыльями. Прохладные воздушные потоки поддерживают меня. Лечу над горной долиной. Подо мной серебрится бурная река, зеленеют леса вдоль нее, а выше – горные вершины, покрытые вечными снегами. Душа моя вольная-вольная с наслаждением скинула тяжесть земного бытия. Не хочется возвращаться к нему. Но приходится. Наступает день.

Господин Фрейд рассматривает такие сны как некую компенсацию отсутствия сексуальных отношений. Ради таких волшебных ощущений во сне можно когда-то пожертвовать и сексом, я думаю.

Но вернемся, мой дорогой читатель, к моей приятельнице. Вот какую серию снов довелось ей увидеть. Будучи искренней атеисткой и пионеркой видит она в своем сновидении, как на ее улицу спускается с неба огромное облако. Она взбирается на него и вдруг чувствует, что кто-то тянет ее вглубь его пространства. Оказывается это некий представитель нечистой силы. «Летим», — говорит он ей. И они летят в темных пределах космоса. Вдруг перед ними рыжая лошадь. – «Пересаживайся на нее». – Моя приятельница во сне плюет в сторону этой лошади и плевок испаряется от жара. — «Не сяду. Она меня спалит!» Летят дальше. Перед ними белая лошадь. – «Пересаживайся!» – вопит черт. Моя приятельница плюет в сторону этой лошади и плевок застывает на лету. – «Не сяду. Она меня заморозит!»

Но вот они поднялись на облаке в горние вершины. Девочка видит изящную ротонду, а в ней высокого человека благородной внешности. Его легкие покрывала ниспадают свободными волнами. Его волнистые волосы и борода тронуты серебристыми струями наведавшейся к нему седины. Его бархатный глубокий тембр голоса обволакивает, завораживает, увлекает за собой. – «Стань моей невестой!» – «Нет! Отпусти меня!»

Через несколько дней после этого сна приятеля этой девочки, который ей очень нравился, убили хулиганы. Он мог бы остаться жить, но вступил с ними в схватку. Вскоре моей приятельнице снится новый сон, в котором неземное прекрасное существо вновь зовет ее к себе в невесты, и она вновь отказывает ему. Тогда это существо говорит: «Живи! За твою жизнь расплатились!» Сейчас эта девочка, ставшая взрослой женщиной живет и готовится подарить жизни своего третьего ребенка.

Вот такие невероятные приключения происходят с людьми земли во снах. Это ли не личная Вечность…

Я тебе уже рассказывала в одной из предыдущих книг о сне, приснившимся мне об Айседоре Дункан. В первом сне я пережила смерть ее детей, о которой не знала – не ведала в те годы моей жизни. Второй сон я увидела, когда поставила последнюю точку в своем романе. Я спросила Айседору, понравилась ли ей моя работа, и она показала мне во сне чудную картину: чистый ручей, по которому плывут открытые створки раковин улиток, на которых под перламутром написаны великолепные пейзажи.

Кто сможет разгадать эти два сновидения?.. И стоит ли?.. Они прекрасны своей таинственностью. Скажу лишь о том, что часто случалось наяву. Совершенно разные люди находили во мне неуловимые черты Айседоры.

У меня был и сон-спаситель. Когда я потеряла своего младшего брата, боль – нестерпимая и не проходящая — была столь сильна, столь тяжка, что все время я чувствовала в себе лишь одно желание – уйти к нему. Разум беспомощно бултыхался в этом безжалостном желании, а чувства звали, манили, увлекали. Сережа приходил ко мне во сне ненадолго, всегда приветливый, доброжелательный – не тоскуй, мол, у меня все хорошо. Но я не в силах была успокоиться. Прошел год и три месяца. И вот вижу во сне: передо мной Сережин паспорт, а в него вклеена фотография, на которой он спокойно спит. Рядом сидит папа, он ждет пробуждения своего сына. Вот какой сон послал мне мой дорогой папа: смотри – документ тебе, доченька моя: я рядом с Сережей, душа его отдыхает, когда отдохнет, тогда он проснется, и мы будем вместе. Здесь он не один. Живи, не тоскуй. Мы и тебя подождем, но ты не торопись».

После этого дивного сновидения я смогла впервые вздохнуть глубоко и почти свободно. Весть из неведомых миров помогла мне.

Когда я думала о своей следующей работе «Прекрасные, мудрые, добрые и, увы, некоторые несносные Следы человечества», мне приснился весьма странный сон. Вот стою я в темной полуразвалившейся избе, передо мной разверзлась черная бесконечная бездна, и мне надо в нее сойти. Но как? Это же погибель! А надо, непременно надо. В ужасе я заношу ногу над бездной и… выдвигается ступенька – полусгнившая, шаткая, ненадежная, трухлявая-перетрухлявая – я ступаю – держит. Снова делаю шаг – и снова ступенька над бездной… И снова держит.

О чем бы это сновидение? Сонники порассказали бы мне всякой чуши. Я постаралась разобраться без них и поняла: сон вещал: не бойся, спускайся в глубину веков, жизнь тебя поддержит, благ особых не получишь — все будет шатко и валко, но работать сможешь. И действительно, вот уже седьмой год мне удается писать, суетно не отвлекаясь особенно много на свое физическое содержание. Вот так вот, если призадуматься, можно расшифровать свое сновидение относительно своей, именно своей жизни.

И совсем недавно мне приснился еще одни сон-символ: я стою в совершенно пустой абсолютно белой комнате. Сияет яркий свет. Что делать в этой безнадежной стерильности? Приглядываюсь, вижу обычную дверь. Вдруг она открывается и за ней… градом сыплются комья земли, кажется, это падение охватило всю землю. Не потоки воды, а потоки земли ринулись с небес. Страшно. Приглядываюсь повнимательней и вижу: сквозь эти потоки проходят толпы людей, они совершенно обнажены, но их тела лишь едва-едва просматриваются. И тут я понимаю, что мне надо выйти в эту дверь, потому что в стерильной обстановке белой комнаты делать совершенно нечего.

О чем же это сновидение? Я призадумалась, сопоставила события последних лет и поняла, что мне диктует моя Судьба: «Ты слишком уж привольно устроилась. Жить, заниматься любимым делом — это ли не наслаждение. Ты решила больше по мере возможности не соприкасаться с повседневной действительностью. Чистенькой хочешь остаться! Нельзя! Ты решила больше не утруждать себя унизительными походами в издательства, изматывающими всю душу месяцами ожидания ответов, потому как нынешние издательства не утруждают себя рецензиями, а это значит – автор остается в полном неведении: либо его рукопись не берут, либо еще должны пройти долгие времена, когда ею заинтересуются. Выяснять эти обстоятельства, я понимаю, дело неприятное. Но много ли найдется авторов, которые не прошли сквозь эти жернова? То-то же. Не много. Давай, ступай за порог этой двери и действуй!»

Я пытаюсь сопротивляться. Давно для себя решила: как почувствую, что моей жизни приходит конец – отправлю рукопись в Интернет, разошлю дискеты по некоторым издательствам – работа не пропадет, но связываться с этой несносной суетой больше не буду. Уж больно времена неподходящие. Сейчас потоком идет циничная литература, а моя работа не имеет к ней никакого отношения.

Для меня циник – это человек, уподобившейся навозной мухе, которая никак не может оторваться от мерзостных экскрементов. Любой из нас поглощает прекрасную пищу и не обращает внимания на то, что в результате переваривания с ней происходит, циник же только в дерьме и копается. Привольно живется сейчас навозным мухам, что-то нигде не видать липких лент, к которым они прилипли бы своими загаженными лапками.

Моя Судьба не стала слушать мои дальнейшие рассуждений. Она сказала: «Боишься запачкаться? Ступай, ступай за порог этой двери. Действуй, чистоплюйка!» — Придется действовать. Мое сновидение право.

И еще один удивительный сон хочу рассказать. Надо мной в очередной раз нависла беда — анализ показал тяжелое заболевание. Господи, как же мне все это надоело. Чтобы ходить по больницам надо иметь недюжинные силы, то есть быть глубоко здоровым человеком. Я решила плюнуть на все, потому как все бесполезно, все несносная суета сует и трата денег, которых совсем мало. Все равно не хватит.

И вот я вижу сон: ко мне приходит мой дорогой и любимый муж, но, увы, уже отошедший в мир иной. Он просит меня принять в дом его друга Малиновского. Проснулась — не пойму что к чему. Людей с такой фамилией не знаю. В это время я читала книгу об Александре Сергеевиче Пушкине. И вдруг он пишет о Малиновском — директоре царскосельского лицея. Вот она — зацепка со сном. А ну-ка, что случилось с этим человеком? Господи — он умер. Значит и я… Пока жива, читаю дальше. Оказывается у Малиновского есть сын, тоже Малиноский. Ура! Он жив! Муж через сон сказал, что все будет хорошо. И все действительно обошлось. Я пошла к врачам, и они мне помогли.

Видишь, дорогой читатель, услышал ты лишь несколько примеров из сновидческой практики самых обычных людей, а сколь о многом поведали они тебе. Согласись, есть повод призадуматься, порассуждать о сновидениях, порасспросить друзей. Увлекательное будет занятие. Советую не отказываться от него.

Густав Мейринк дает свой совет: «Надо воспринимать явь менее серьезно, а сны – более. Жизнь – учитель хороший, но сон несравненно лучший. Сны – первая ступень мудрости. Если ум – это прежде всего жизненный опыт, который приобретается с годами, то мудрость человек постигает во сне, ее уроки преподносятся в символической форме. Истинное искусство ничто иное как продолжение царства снов. И гений, талант, одаренность – его подданные. Человеческий язык состоит из снов, язык сновидений из живых образов.

Кажущаяся хаотичность ночных сообщений многих смущает, и у большинства людей они таковыми и являются, ибо сокровенный сновидческий орган у них давно атрофировался, как атрофируется любой член,, надобность в котором отпала. «Имеющий уши да слышит», а глухой теряет свой поистине бесценный шанс, и проводник умолкает для него навеки – мостик, повисший между реальностью и иллюзией, между жизнью и смертью, распадается на части и рушится в бездну».

Вот такой был случай: мать маленького умирающего Кондратия Рылеева истово умоляла бога сберечь его. И тут она потеряла сознание и ей представилось видение. Ангел просил ее отпустить душу сына, потому что его ждет ужасная судьба. Мать настаивала. И когда он показал ей ее сына в петле, она продолжала настаивать. Видение закончилось, мать очнулась, а сын потом был повешен.

Воистину, некоторые сны бывают провидческими.

— «Сон снимает одежды обстоятельств, вооружает нас свободой. Опытный человек читает свои сны, чтобы познать себя; возможно, он понимает их и не до конца, но улавливает суть», — говорит Эмерсон.

— Что и говорить, «у бодрствующих один общий мир; для сна же всякий уходит в свой особенный, частный», — задумчиво произнес Гераклит, видно припоминая что-то свое, сокровенное.

Тибулл, припомнив сокровенное, вздрогнул:


Прочь вы, лживые сны, скройтесь вы, мнимые лики,
Бросьте доверье к себе в разуме нашем искать.
Сны безрассудной толпой играют в обманчивом мраке,
Ложью внушают свой ужас трусливой душе.

— «А для меня порой сновидение есть некое смутное парение души, которая замерла, не познав какой-то тайны», — сказал Александр Блок и отошел в сторону от собравшейся компании.

— «Засыпая, — продолжил разговор Гавелок Элис, — я возвращаюсь в наше темное и древнее обиталище, в жилище теней, не освещенное ни одним лучом, непосредственно упавшим из внешнего мира, из пробужденного сознания. Меня уносит по его залам вне всякого сознательного веления. Я скитаюсь по шатким и пыльным лестницам; меня чаруют странные звуки и запахи, поднимающиеся из таинственных закоулков. Я прохожу мимо призраков, ускользающих от моего сознания. И лишь в тот момент, когда я снова возвращаюсь к дневному миру, лишь на одно мгновение луч солнца просачивается в темное жилище, прежде чем двери успеют закрыться за ними. Быстрым взглядом я успеваю охватить те комнаты, по которым блуждал, и у меня остаются лишь отрывочные воспоминания о жизни, которую я там вел, — но вскоре все растворяется и стирается дневным светом, от ночных видений остается лишь несколько туманных обрывков, соединить которые обычно мало кому удается».

— Как жаль, что почти все сновидения ускользают от нас. Часто проснувшись, хватаешь свой сон «за хвост», стараешься удержать – да не тут-то было… Исчез, испарился, усмехнулся и сгинул, вернулся в свою непознаваемую Вечность, — сказала я. — Начинаешь мечтать: если бы настало такое время, когда ученые научились бы импульсы, происходящие в мозгу спящего человека, преобразовывать в видеоряд, вот было бы кино! Так обидно, что в этой области жизни у человечества такое несметное множество потерь. Случись чудесное открытие, из океанов сна выплыли бы корабли воспоминаний и корабли, милостиво преподносящие человеку во сне его несбывшиеся надежды.

Сейчас наука утверждает, что сны видят и младенцы в возрасте двадцати пяти недель, находящиеся еще в утробе матери. Если бы удалось увидеть их сновидения, то приоткрылась бы тайна перерождений: существуют ли они на самом деле или нет. Ведь у зародыша нет впечатлений, полученных вне утробной жизни, поэтому во сне он может видеть лишь предыдущую свою жизнь.

— Быть может, ваша мечта и осуществиться, что только наука ни изобретает. «Меня же не удивляет, что некоторые благодаря сновидению смогли отыскать клад; что можно лечь спать совершенным невеждой, а, побеседовав во сне с музами, проснуться способным поэтом. Сон позволяет душе пуститься в тончайшее исследование истины, душа, благодаря сну, поднимается над природой и соединиться со сферой мысли, — сказал Фромм. — Священные оракулы говорят: одни просвещаются ученьем, другие вдохновляются во сне.

Явление божественного открытия во сне таково, что оно досягаемо для всех. Ибо свято, ибо проникает в нас без насилия, оно – повсюду. Отдых вместе со сном приносит нам нечто большее, чем сам сон: потребность естества становится источником наслаждения, и мы спим, не просто, чтобы жить, а чтобы узнать, как жить хорошо».

Тут мне почудилось, что толстенький и такой уютный Чарльз Диккенс взял в руки волшебную палочку, взмахнул ей и тихо-тихо прошептал всем нам, собравшимся за китайским чайным столиком:

— «Вот подкралась дремота… прилетели фантастические образы — предвестники сна. Мы все словно оцепенели… Жизнь постепенно замерла в нас, мысли расплылись, и последний трепет ощущения уже кажется сонной грезою… Спать…Спать… Спать…»

И сквозь навалившуюся дрему чуть слышен таинственный шепот Байрона:


Жизнь наша двойственна; есть область Сна,
Грань между тем, что ложно называют
Смертью и жизнью; есть у Сна свой мир
Обширный мир действительности странной.
И сны в своем развитье дышат жизнью,
Приносят слезы, муки и блаженство.
Они отягощают мысли наши,
Снимают тягости земных забот,
Они в существованье наше входят,
Как жизни нашей часть и нас самих.
Они как будто вечности герольды;
Как духи прошлого, вдруг возникают,
О будущем вещают, как сивиллы.
В их власти мучить нас и услаждать,
Такими делать нас, как им угодно,
Нас потрясать виденьем мимолетным
Теней исчезнувших – они такие ж?
Иль прошлое не тень? Так что же сны?
Сознания ума? Ведь ум творит
И может даже заселить планеты
Созданьями, светлее всех живущих,
И дать им образ долговечной плоти.

— «Да прославит господь тех, кто изобрел сон, — преумный, надо полагать, был малый! Но еще большей славы заслужил тот, кто изобрел сновидения. Не то сновидение, которое посещает нас, когда мы покоимся под мягким одеялом, нет! А то сновидение, которое мы проносим через жизнь, которое зачастую принимает на свои крылья все бремя земных забот, перед которым стихает вся горькая боль, вся безутешная скорбь обманутых надежд, ибо оно само – небесный луч, зажегшийся в нашей груди, — сулит нам вместе с беспредельной страстной тоской исполнение мечты.

Сновидение походит на сказку, в которой происходит много странного, иллюзорного, оно лелеет человеческую душу. Ведь, человеческая душа – это самая дивная на свете сказка? Какой прекрасный мир заключен в нашей груди! Никакая вселенная его не ограничивает, сокровища ее превосходят неизведанные богатства всего земного мира! До чего мертвой, нищенской и слепой, как у крота, была бы наша жизнь, не надели мировой дух нас, наемников природы, неистощимой алмазной россыпью души, из которой нам светит в сиянии и в блеске удивительное царство, ставшее нашим достоянием. Высоко одарены те, кто сознает в себе это богатство! Еще более одаренными и счастливыми должно почитать тех, кто не только умеет разглядеть в себе эту залежь драгоценных камней, но извлечь их наружу и огранить, чтобы они заиграли дивным огнем!»

Такие удивительные слова произнес Эрнст Теодор Амадей Гофман – писатель, произведения которого и есть самые удивительнейшие сновидения.

Ну что ж, мой дорогой читатель, нам с тобой остается от всей души поблагодарить китайцев, столь любящих различные фантазии, а посему давших нам повод порассуждать о фантасмагориях сна с великими Мира сего и простыми грахданами.

А теперь вернемся на землю Поднебесной и послушаем замысловатую историю, случившаяся с неким поэтом Чжан Юем.

«Случилось однажды ему проезжать мимо горы Лишань. Здесь вспомнил он о государе Сюань-цзуне, небесной красавице Ян Тайчжэнь, мятежном Ань Лушане и сами собой сложились у него следующие строки:


В ограде бирюзовых облаков
На небесах Нефритовый дворец.
В саду земном растил пион
Другой земной творец.
Не сделал для него оград –
Унес олень цветок.
Затих дворец, и пуст стал сад,
И вновь хозяин одинок.

Наступил час, когда затихает уличная толчея, всюду царит покой, и лишь остервенелый ветер напоминает, что грядет пора «белой осени». Странное чувство овладело Чжан Юем: какой-то высокий и непокорный дух поднялся в нем, какие-то неясные предчувствия охватили душу, и, казалось, будто кто манит его. Далеко, даже, может, за тысячу ли уносился Чжан мечтой. Засветил свечу, присел на тахту. Попробовал взять нежную флейту – не звучала флейта, коснулся красных струн циня – струны исторгли лишь стон. Музыка не приносила отрады, и юноша решил лечь спать. Но едва он смежил веки – предстали перед ним возле самого ложа два посланца в желтых хламидах. Они походили на юных отроков, коих изображают на парсунах святых.

— Что призываем: его сон или его душу? – спросил один, поглядев на спящего.

— Велено призвать душу, — ответил другой.

И тогда первый произнес заклинание: «О, душа небесная, покинь тело, а ты, душа телесная, стереги земное обиталище». И с этими словами он вытащил из рукава нечто вроде серебряного крюка и пронзил этим крюком грудь. И странно – боли Чжан Юй не почувствовал.

В тот же миг Чжан Юй разделился – один стал трупом, что неподвижно лежал на постели, другой уже стоял подле двери. От сознания своей тяжкой участи Чжан Юй горько заплакал. Тут посланец пригласил его пойти за ним. От ходьбы у Чжан Юя разболелись ноги, и он взмолился, чтобы дали ему носильщиков или коня. Не прошло и мгновения, как неизвестно откуда объявился конь, Чжан Юй сел на него, несколько осмелел и решил спросить у своего провожатого:

— Я Чжан Юй, в жизни не совершил злодеяния, не умыслил пакости ни на кого. Ответьте мне, я уже умер, и нет меня на белом свете? Не ведаю, куда путь держим – в подземную ли столицу или иное какое место? Хотел бы узнать, ворочусь ли на белый свет?

— Я всего лишь слуга небожительницы, повелевающей морями. От нее получил приказ привести вас.

— Не скажите, что за причина ей за мной посылать?

— А разве не вы написали несколько строк о горе Лишань?

И тут юноша вспомнил, что сложил несколько поэтических строк о горе Лишань и красавице Ян Тайчжэнь.

Путники прошли еще сто ли. И вот, наконец, они увидели богатую усадьбу. Гордо высились красные ворота, золотой зверь какой-то неведомой породы охранял их. Вокруг виднелось множество строений и тьма тьмущая стражников.

Из сверкающих бликов и сияния пятицветных облаков неожиданно вынырнула колесница небесной девы.


Она была жемчужины светлее,
Не волосы, а темных туч гряда,
Не платье – дивной красоты наряд,
В нем нити золотые с каменьями горят.
Поистине, на свете не найти другой, ее милее!

Разум Чжан Юя помутился, дух был в смятении и одновременно охвачен неизъяснимым ужасом. Весь съежившись, он не смел произнести ни слова. Видя его растерянность, небожительница рассмеялась:

— Не бойтесь меня, Чжан Юй. В том, что я призвала вас к себе, нет злого умысла. Я просто хотела увидеть вас и поговорить с вами о сочинениях.

И дева небожительница повела Чжан Юя к Теплому источнику. Он заглянул в чашу-купальню – бездонная глубина, поднял голову – над черепичной крышей в безмерной выси парили драконы и фениксы. Дева-небожительница сняла одежды и погрузилась в воду. Чжан Юй не удержался – тайком бросил на нее взгляд: поистине, то был лотос, плавающий по бирюзовым волнам, нефрит, омываемый теплыми водами. Мысли и чувства Чжан Юя взыграли, не остановить. Он погрузил руку в воду и тотчас отдернул – так нестерпимо горяча была вода.

Вид обжегшегося юноши рассмешил небожительницу. Она велела слугам принести для купания гостя еще одну ванну. Служанки приволокли золотой таз, помогли Чжан Юю раздеться, и он, блаженствуя, уселся в него. Один отрок омывал небожительницу, другой поливал из ковша Чжан Юя.

И вот он высказал свою сокровенную мысль:

— Я человек подлой кости и низкий родом удостоился встречи с небесной девой. И если звезды предсказали наше свидание, отчего бы нам не омыться в одной купальне!

— И правда, есть смысл в ваших словах, — ответила ему небожительница, — ибо судьбой не сегодня назначено нам расставание.

Закончив совместное купание и, облачившись в одежды, небесная дева повела юношу в сад. Она повелела расставить здесь драгоценную утварь и звонкие чаши, принести вина и чудесных плодов из небесных садов. Когда они отведали вина и яств, небожительница спросила:

— А какова нынче на земле мода. Что носят дамы? Какие наряды и украшения?

— Белый рог идет на головные уборы, украшают его золотом и жемчугом, ответил Чжан Юй, а затем заговорил о другом. – Я смолоду любил чтение, и хотя не открылась передо мной дорога к успеху, я с жаром читал историю о том, где говорится о вас. И сегодня, увидев дивную красоту небесной девы, подумал, верно ли, что Ань Лушань мог завладеть волей небесной девы? Или она сама отдалась ему?

— Людские дела вершатся по небесным законам, — ответила ему дева, — и не вам их знать. Скажу только, к счастью, с мятежным Ань Лушанем я здесь не встретилась.

— А государь Сюань-цзун ведь и при жизни был исполнен чудесной скрытой силы, словно полон силой солнца. Когда же умер, то, как говорят, и тлен его не коснулся. Где он ныне?

— В образе праведного даоса он снова спустился на землю, — произнесла Небесная дева.

Но в скором времени иссякла нефритовая клепсидра, что отсчитывала своей капелью стражу за стражей, и драгоценные светильники, догорая, едва мерцали во тьме, напоминая разбросанные букетики крохотных орхидей. Небесная дева велела унести бокалы, убрать блюда и предложила Чжан Юю прилечь на лежанку. Чувства юноши забурлили, мысли взыграли. Он запылал страстью и более уже был не властен над собой.

— Я ведь пришел по вашему зову. Неужели придется одному дремать на лежанке? Ни о чем ином не мечтаю, как только разделить с вами ложе. И если услышу слова привета, даже смерть станет мне великой отрадой!

Небожительница рассмеялась:

— Вижу, завладела я вашим сердцем, а вы угадали мои тайные мысли, но если нет веления судьбы, мы вовек не получим того, к чему стремимся.

Услышав ответ, Чжан Юй ринулся было к ложу небожительницы, но ноги его вдруг отяжелели — не поднять, казалось, будто десять тысяч веревок удерживали его на месте. Тут петух пропел на рассвете, луна потонула в утреннем тумане, и стражник стал торопить Чжан Юя. Когда юноша прощался с девой, он не смог сдержался, и слезы полились из его глаз.

— Минует два века – и мы встретимся на правом берегу реки Вэйшуй, — сказала она ему на прощанье.

Вдруг кто-то дотронулся до плеча Чжан Юя. То был отрок, который вывел юношу из дворца. Только они миновали главные ворота, Чжан Юй грохнулся оземь – и тут словно пробудился. В страхе поднялся, сел на лежанку. Припомнил происшедшее – уж не сон ли? Но на плече еще оставались следы пудры, еще витал аромат духов.

И он написал:


Во сне взметнулась душа.
На Нефритовой башне
Ночь с девой чудной провел
И беседовал с ней, не спеша,
Пил небесное зелье и был одинок.
Кто ответит, куда уносит ручей
В весеннюю воду упавший цветок?

По прошествию какого-то времени встретился Чжан Юю мальчишка-пастух и протянул письмо. Чжан Юй развернул – оказалось то послание Небесной девы:


Прочитала ваши стихи,
Будто вместе с вами
Разговор мы тихий вели.
На море туманы,
Ветры яростней и злей,
На земле же боль разлуки
И тоска вдвойне сильней.

Чжан Юй принялся расспрашивать у пастушонка, откуда у него это письмо.

— Вчера какая-то женщина дала мне сто монет и просила передать это письмо, сказав: «Завтра здесь проедет один из чиновников. Отдай ему!»

Услышав это, Чжан Юй преисполнился еще большей печали. Потом взял кисть и записал историю о Теплом источнике». (Цинь Чунь)

Вот история о фантазиях души в потустороннем мире.

«Душа недавно умершего человека, изможденная и тощая, неожиданно встретила душу старого друга, который скончался двадцать лет назад; эта душа была толста и полна сил.

— Как твои дела? – спросила душа друга после того, как они обменялись доброжелательными приветствиями.

— Я от голода едва держусь на ногах, — молвила тощая душа. – Ты, должно быть, знаешь все тут выходы и входы, научи меня, как мне быть.

— Нет ничего легче, — ответила толстая душа. – Попугай людей какими-нибудь чудесами, они и принесут тебе еду.

Тощая душа отправилась к восточному краю деревни, где жила одна семья, исповедовавшая буддизм. В западной пристройке находилась домашняя мельница, и душа стала вращать жернова так же, как делала это в бытность свою человеком.

— Будда пожалел нас за нашу бедность и велел духу крутить наши жернова, — сказал глава семейства своим сыновьям.

И он засыпал еще в мельницу пшеницы. К вечеру душа намолола много мер зерна и, падая от усталости, удалилась.

— Зачем ты обманул меня? – укоряла она душу ранее успешного друга.

— Попробуй еще разок, и тебе непременно дадут еды, — был ответ.

Теперь тощая душа потащилась на противоположный конец деревни, где жила одна семья, исповедовавшая даосизм. У дверей дома стояла ступа, и душа стала стучать в ней пестом так же, как и в бытность свою человеком.

— Вчера этот дух помогал кому-то другому, а сегодня пришел помогать мне, — сказал хозяин дома. – Надо засыпать в ступу еще зерна.

И он велел служанкам просеять зерно. К вечеру душа совсем выбилась из сил, но еды ей не дали. Вернувшись в потемках, тощая душа с великим гневом сказала душе друга:

— Ведь мы с тобой почти родственники со стороны жен, а не просто друзья. Так почему же ты обманываешь меня? Два дня я проработал на других и не получил даже плошки еды.

— Тебе просто не повезло, — ответила душа друга. – Последователей буддизма или даосизма трудно чем-либо удивить. Сегодня мы найдем обычную семью, где не верят ни буддистам, ни даосам, припугни ее – и ты непременно получишь еду.

И снова отправилась тощая душа в путь. На этот раз она выбрала дом, на воротах которого торчал бамбуковый шест. Войдя во двор, душа увидела через окно нескольких женщин, они ели. Во дворе была белая овца, душа схватила ее, подняла над землей так, чтобы казалось, будто овца ходит по воздуху. Завидев такое, обитатели дома немало удивились и сказали, что этакого чуда никогда еще не видывали. Спросили у гадателя – к чему бы это.

— Взалкавший еды гость посетил вас, — молвил гадатель. – Но все кончится добром, если вы умилостивите его. Убейте овцу и вместе с вином, сладостями и рисом поднесите ее среди двора в жертву гостю.

Так эти люди и сделали, и тощая душа получила обильную еду. С этих пор, она, следуя совету друга, творила мелкие чудеса и не в чем не нуждалась».

В фантазиях китайских авторов причуды развеяны повсюду. И в Поднебесной их не меньше, чем в небесах. Вот, посмотри повнимательнее и увидишь, «как внезапно на северо-западном краю небосклона показалось фиолетовое облако – сгусток животворящего космического эфира. Десятки белых журавлей парят в нем. Вот они замахали крыльями, опустились и превратились в юношей прекрасных сложением и наружностью. Блаженно улыбаясь, эти юноши шли, словно парили в воздухе». (Гэ Хун)

На земле Поднебесной обитала чудная женщина, которая «могла набрать полный рот туши, расстелить перед собой бумагу и, пожевав тушь, извергнуть ее на лист. Тушь сразу же превращалась в письмена-иероглифы, заполнявшие всю бумагу без остатка. И каждый иероглиф был с определенным смыслом.» (Гэ Хун)

Да что там какие-то иероглифы, появившиеся изо рта. Это лишь цветочки, а ягодки впереди. Вот что удалось однажды увидеть Сюй Яню. «Он, проходя через горы, встретил юношу лет восемнадцати, лежащего возле дороги. Тот жаловался на боль в ногах и просил Яня посадить его в клетку с гусями, которую он нес. Разумеется, Янь принял эти слова за шутку. Каково же было его удивление, когда юноша влез в клетку, хотя он не стал меньше, и клетка не стала больше, сел рядом с двумя гусями, и птицы не испугались его. Янь взвалил свою клетку на плечи и пошел дальше. Он не чувствовал, чтобы его ноша стала тяжелее.

Когда Янь расположился под деревом отдохнуть, юноша вышел из клетки и сказал, что хочет угостить Яня; тот с удовольствием согласился. Тогда юноша изверг изо рта бронзовый поднос и ларчик, в котором находились самые редкие яства. Вся посуда была из бронзы, кушанья, о которых Янь не имел представления, вкусно пахли. Когда было выпито несколько кубков вина, юноша сказал:

— Со мною есть женщина, я бы хотел, чтобы она присоединилась к нам.

— Прекрасно! – ответил Янь.

Тогда юноша изверг изо рта очень красивую девушку лет шестнадцати, облаченную в прекрасные одежды. И они стали пировать втроем. Когда юноша охмелел и заснул, девушка сказала Яню:

— Хотя этот юноша – мой муж, но я люблю другого человека, который находится всегда при мне. Пока муж спит, я хотела бы угостить своего возлюбленного, если вы обещаете молчать.

— Разумеется! – ответил Янь.

Тогда девушка извергла изо рта красивого молодого человека лет двадцати трех и представила его Яню. В это время спящий пошевелился, девушка извлекла изо рта парчовую ширму и, отгородив мужа, легла к нему. Молодой человек сказал Яню:

— Хотя эта девушка и любит меня, она не заполнила до конца моего сердца. Со мной всегда другая женщина, и мне хотелось бы повидать ее, если вы будите хранить молчание.

— Извольте! – ответил Янь.

И молодой человек изверг изо рта девушку лет двадцати с небольшим, они пили вино и шутили в течение долгого времени. Вдруг за ширмой заворочались.

— Они проснулись, — сказал молодой человек и проглотил женщину. Вышла жена юноши.

— Сейчас муж поднимется, — сказала она Яню и проглотила своего возлюбленного.

Вскоре вышел юноша и сказал:

— Извините, что я так долго спал и вам пришлось скучать. Уже поздно. Я должен покинуть вас.

И он проглотил девушку и всю бронзовую посуду».

Каковы фокусы! Но это еще что!

В Поднебесной однажды «звезда упала с неба. Подошли люди к месту ее падения, оказалось, что это не звезда, а кусок мяса в длину шагов тридцать, а в ширину – двадцать семь, и от него вонью разило на всю округу. Кроме того, не умолкая ни днем, ни ночью, слышались плач и стенания. Через несколько дней государыня этих мест родила змееныша и одновременно неведомую зверюшку. Эти твари покусали людей и исчезли. Сколько их ни искали – не нашли. Однажды они появились около вонючего мяса, и в тот же миг умерла государыня. Плач и рыдания, что слышны были в округе, сразу же прекратились». (Тао Юаньмин)

Вот какие страшные дела произошли в одной из провинций. В другой провинции случилось иное событие. «Двое приятелей пошли в горы поохотиться, когда же они спустились с гор в свой городок, их родные и друзья давно уже скончались, строения в городке стали другими и выглядели непривычно. Никто не знал пришельцев, и они никого не знали. Расспросили людей – разыскали своих потомков в седьмом колене, тем доводилось слышать, что дальние их предки отправились в горы, сбились с пути и не вернулись». (Лю Ицин)

Надо сказать, и мудрено было припомнить. Сколько уж веков пронеслось. А вроде бы всего лишь сходили на охоту и тут же вернулись обратно.

В третьей провинции «Подошли охотники на охоту, подошли к холму и услышали чей-то голос: „Эх! Эх! До чего же я одряхлел!“ Стали охотники осматривать холм. На самой вершине разыскали они яму, где в стародавние времена, видно, была могила, и увидели в яме старого лиса – оборотня. Лис сидел на задних лапах, перед собой держал книгу, одну из тех, в которые обычно записывают счета, и, водя лапой по строчкам, что-то исчислял. Охотники спустили собак, и собаки затравили лиса. Когда взяли книгу и поглядели, оказалось, что это список женских имен. Против тех, с коими лис блудил, киноварью была поставлена метка. В списке было записано сто и еще несколько десятков женщин. Была среди них и дочь одного из охотников». (Тао Юаньмин)

Стыд и срам на его седую голову. Это обстоятельство его чрезвычайно расстроило. Надо сказать, что для китайцев оборотни были страшным бедствием. Трудно перечислить в кого они только не превращались и как только не обманывали доверчивых людей.

Вот какая страшная история произошла в одной семье. «Жил человек. У него было двое сыновей. Часто во время полевых работ он бранил их и бил. Братья пожаловались своей матери, а та обратилась с расспросами к мужу. Тот очень удивился, ему стало ясно, что побои сыновей – это проделки оборотня. Он велел своим сыновьям достать мечи и убить оборотня. Но оборотень не появлялся. Отец, опасаясь, как бы тот не причинил вреда сыновьям, сам отправился в поле. Братья, решив, что перед ними нечисть-оборотень, убили отца и закопали останки в землю. Тогда оборотень, приняв облик отца, сказал домочадцам, что сыновья убили оборотня. Когда братья вернулись домой, все их поздравляли.

Прошло около года, и никто ни о чем не догадывался. Однажды мимо дома проходил монах, он сказал братьям:

— У вашего отца совесть нечиста.

Когда братья рассказали об этом отцу, он сильно разгневался. Братья вернулись к монаху и велели ему побыстрее убираться. Тогда монах вошел в дом, произнес нараспев заклинание, и отец превратился в огромного старого кота, который тут же забился под кровать. Его вытащили оттуда и убили. Братья поняли, что раньше они закололи родного отца. Они устроили в честь него пышные похороны. Потом один из братьев покончил с собой, другой умер от угрызений совести».

Так трагически закончилась история с оборотнем.

Водили за нос жителей Поднебесной и мелкие бесы. Вот что случилось с почтенным господином по имени Чэнь Цинсунь. «У него за домом росло священное дерево. Многие обращались к этой святыне с мольбами о счастье. Потом рядом с деревом поставили храм и нарекли его „Храмом Небесного духа“». У Чэня был черный вол. И вот как-то раз услышал Чэнь голос с высоты:

— Мне, Небесному духу, полюбился твой вол. Если не отдашь его – в двадцатый день грядущей луны придется убить твоего сына!

— Жизнь человеческая предопределена, — ответил Чэнь. – А предопределенное от тебя не зависит.

Настал двадцатый день грядущей луны и сын Чэня умер. Вскоре опять он услышал голос:

— Если не дашь мне вола, в пятый день убью твою жену!

И опять Чэнь не отдал вола. В назначенное время его жена умерла. В третий раз до него донеслись слова:

— Не отдашь мне вола – осенью убью тебя самого!

И опять Чэнь не отдал вола. Настала осень, а он все не умирал. Неожиданно дух явился с повинной.

— Вы, господин, человек несгибаемый, — говорит, — во всем обретете великое счастье. Но прошу вас – молчите о том, что случилось. Если на земле и на небе узнают об этом, мне не избежать кары. Я – мелкий бес, которому довелось служить повелителю Судеб, сопровождая отлетающие души. Я подсмотрел срок кончины вашей супруги и вашего сына. Воспользовался этим, думая обмануть вас и выманить кое-что себе на пропитание. И только! Надеюсь на ваше глубокое снисхождение. В книге жизни лет ваших – восемь десятков и три, в доме все будет согласно вашим желаниям. Бесы и духи – помощники вам и защита. Я тоже готов вам служить как раб и слуга. – И тут слышно стало, как мелкий бес отбивает земные поклоны». (Лю Ицин)

Если мелкий бес поступил гнусно, то маленькая змейка оказалась существом благородным, хотя и мстительным. «Однажды, старая бедная женщина, когда принялась за свою скромную еду, увидела на кровати змейку, на голове которой был рог. Старуха пожалела ее и оставила у себя. Змея росла, росла и стала длиною в три метра. Случилось так, что она ужалила лучшего скакуна правителя. Тот сильно разгневался и потребовал у старухи змею.

— Она под моей кроватью, — ответила старуха, а сама спрятала ее в другом месте.

Обшарили все жилище, но змею не нашли. В гневе правитель убил старуху. Тогда змея послала к нему околдованного ею человека, который сказал:

— Ты убил мою мать. Я буду мстить за нее.

После этого сорок ночей подряд гремел гром и завывал ветер. А люди при встрече говорили друг другу:

— Что это у тебя вдруг выросла рыбья голова?

В одну ночь вся местность на десять ли в округе, включая и город, обнесенный стеной, провалилась, словно в яму, а на этом месте образовалось озеро, которое жители назвали Яма-озеро. Лишь хижина старухи уцелела и стоит поныне. Рыбаки, отправляющиеся на лов, укрываются в ней во время бури. Когда ветра нет и вода прозрачная, в озере виден город, его стены и башни. Когда озеро мелеет, местные жители ныряют за деревьями. Эти деревья очень ценятся – от воды они становятся твердыми и блестящими, как лак. Изголовья, сделанные из такого дерева – прекрасный подарок».

Вот такое чудо-озеро появилось на земле Китая.

Не кажется ли тебе, мой дорогой читатель, что китайские повести и новеллы дают обильную пищу современным кинематографистам для съемок фильмов-фентези. Вот, пожалуйста, и еще один занимательный сюжет Неизвестного автора о девочке Инь-нян.

«Она была дочерью военачальника по имени Не Фэн. Когда девочке исполнилось десять лет, в ее дом пришла нищая монахиня. Инь-нян ей так понравилась, что монахиня попросила отца отпустить девочку с ней. Но Фэн рассердился и грубо отказал.

— Дочь твою я отведу с собой, даже если ты будешь держать ее в железном ящике, — сказала монахиня гневно.

И в ту же ночь девочка исчезла, все попытки разыскать ее ни к чему не привели. Родители сильно горевали и плакали – ничего другого им и не оставалось делать.

Прошло пять лет. Монахиня вернула Инь-нян.

— Я научила ее всему, что знала сама, — сказала она. – Можешь получить дочь обратно. – И исчезла.

Вся семья обрадовалась возвращению Инь-нян. Когда ее спросили, чему она научилась у монахини, девочка сказала:

— Я только читала древние книги и учила наизусть заклинания. Ничего другого не делала.

Отец не поверил словам дочери и настаивал на том, чтобы она рассказала правду. И Инь-нян поведала следующее:

— Я не знаю, какой мы проделали путь в ту ночь, когда меня похитила монахиня, но к рассвету очутились в огромной пещере на высокой горе. Людей там не было – только множество обезьян. В пещере уже находились две девочки, им было лет по десяти. Умные и красивые, они не нуждались в пище, потому как ловко взбирались на отвесные скалы и перелетали с одной на другую, по деревьям они лазили, как обезьяны, и никогда не падали.

Девочки научили меня лазать по скалам и по деревьям, и постепенно тело мое стало легким, как ветерок. Через год я уже легко убивала обезьян, а потом тигров и леопардов. Монахиня дала мне драгоценный меч. Он был такой острый, что волос, уроненный на лезвие, разрезался пополам. Я отрубала им головы зверей и возвращалась в пещеру, а через три года без промаха сбивала своим мечом орлов и ястребов.

На четвертый год монахиня взяла меня в город, который был мне неведом. Там она, указав мне на какого-то человека, перечислила его преступления и сказала: «Иди, отруби ему голову. Не бойся – это не труднее, чем сбить птицу». И я среди бела дня отрубила этому человеку голову, и никто меня не увидел. Я положила голову в мешок и вернулась в наше жилище. Там монахиня с помощью какого-то снадобья превратила отрубленную голову в воду.

На пятый год монахиня сказала мне: «Один важный чиновник провинился, он без причины делает зло людям. Проберись ночью в его комнату и отруби ему голову». Я взяла меч, и беспрепятственно проникла в его комнату через щель в двери. Когда я вернулась и принесла его голову, монахиня в сильном гневе спросила меня:

— Почему ты так задержалась?

— Я ответила, что он играл с прелестными мальчиками и у меня не поднялась рука.

— Если ты когда-нибудь еще попадешь в такое же положение, — сказала монахиня, — то сначала разруби ребенка, а потом отца.

Я обещала сделать так, как она велела.

Затем монахиня сказала:

— Я вскрою твой затылок и спрячу там твой меч. Это не принесет тебе вреда, и ты сможешь вынуть его, когда он тебе понадобится. – Потом добавила. – Теперь ты овладела своим искусством и можешь вернуться домой.

Рассказ дочери сильно напугал Фэна. По ночам она исчезала и появлялась только на рассвете. Фэн не отваживался расспрашивать ее и стал мало о ней заботиться.

Однажды Инь-нян увидела юношу, шлифовальщика зеркал, и сказала: «Этот человек будет моим мужем». Она поведала о своем желании отцу, он не посмел возражать ей, и молодые люди поженились.

Через несколько лет после смерти Фэна наместник из Вэйбо, знавший кое-что о Инь-нян, пригласил ее с мужем к себе на службу. Однажды этот наместник поссорился с наместником из Чэньсюй по имени Лю и послал Инь-нян убить его. Случилось так, что наместник Лю был предсказателем и заранее знал о приезде Инь-нян. Он позвал одного из своих военачальников и приказал:

— С утра поедешь встречать эту парочку к северным воротам.

Они появились – мужчина верхом на черном осле, женщина – на белом. Около городских ворот застрекотала сорока. Мужчина схватил свой лук, выстрелил в сороку, но промахнулся. Женщина взяла у него лук и сбила птицу одной стрелой.

Военачальник приблизился к ним и сказал, что он явился поприветствовать их по приказу наместника.

— Пославший тебя обладает магической силой, иначе как бы он мог узнать о нашем приезде? Мы хотим видеть наместника Лю, — сказали Инь-нян и ее муж.

Лю принял их очень радушно. Раскаиваясь в своих намерениях, супруги признались во всем.

— Вы не должны чувствовать себя виноватыми, — ответил Лю. – Каждый служит своему господину. Я хотел бы, чтобы вы остались здесь.

— Наше желание – служить тебе, — с благодарность ответила Инь-нян. – Мы имели возможность убедиться в том, что тебе послушны тайные силы и ты мудрее наместника из Вэйбо.

И чета остались. Ослы, на которых приехали супруги, внезапно исчезли. Люди, посланные Лю, нигде не могли их обнаружить. Однажды он осмотрел мешок приехавших и увидел там двух ослов, вырезанных и бумаги – одного черного, а другого белого.

Через месяц с небольшим Инь-нян так сказала Лю:

— Наместник из Вэйбо ничего не знает, о том, что мы покинули его. Необходимо его известить. Я отрежу прядь своих волос, перевяжу ее красным шелком и положу на подушку наместника, этим я дам знать ему, что мы никогда не вернемся обратно.

Лю согласился.

Она вернулась в четвертую стражу и сказала:

— Послание отправлено. Сегодня ночью наместник из Вэйбо пошлет Цзин-эр убить меня и отрубить тебе голову. Однако бояться нечего, так как я перехитрю ее.

Будучи человеком храбрым, Лю не испугался. Во вторую половину ночи он заметил при ярком свете свечи два флажка – один красный, другой белый, носившиеся в воздухе вокруг его кровати так, словно это два человека вступили в поединок. Через некоторое время один из них упал на пол и превратился в женщину, голова которой была отделена от туловища. В этот момент появилась Инь-нян.

Цзин-эр мертва, — сказала она и выволокла тело во двор, где при помощи какого-то снадобья превратила его вместе с волосами в воду.

— Завтра ночью, — сказала Инь-нян, — наместник из Вэйбо пошлет сюда Кун-эр. Никто еще не постиг силу ее магии, она передвигается с такой быстротой, что даже духи не могут угнаться за нею. Она может взлететь в небо и проникнуть в потусторонний мир, может скрыть свою форму и уничтожить свою тень. Она намного искуснее меня. Единственное, что можно сделать, чтобы спасти тебя, — это обложить твою шею нефритом. Я же превращусь в комара, заберусь в твои внутренности и оттуда буду наблюдать. Ничего другого мы сделать не сможем. От Кун-эр нельзя спрятаться.

Лю так и сделал. В третью стражу, когда он только начал дремать, что-то опустилось ему на шею со страшным металлическим звоном. Но отсечь мечу голову от туловища не удалось. Инь-нян выскочила из его уст комаром и, поздравляя, сказала:

— Тебе больше нечего бояться. Это существо Кун-эр подобно соколу, который, промахнувшись однажды в охоте на голубя, больше его не преследует и улетает прочь, стыдясь своей неудачи. Сейчас она уже за тысячу ли отсюда.

Когда они осмотрели нефрит, то обнаружили на нем глубокий след от удара мечом. С этого времени Лю относился к Инь-нян с еще большей величайшей учтивостью и добротой».

Если девочка Инь-нян победила злую силу при помощи магического учения, то другая китайская девочка по имени Ли Цзи победила ее исключительно благодаря своей смелости и смекалке.

А произошло следующее:

«В одной из пещер хребта Юнлин поселилась змея длинною семь или восемь чжанов, которая могла свертываться в шестьдесят колец. Она наводила ужас на местных жителей. От нее погибли правитель области и многие чиновники из разных городов. Ей приносили в жертву быков и баранов, но ничего не помогало.

Однажды кому-то приснился страшный сон, и гадатель, которого пригласили растолковать его, заявил, что змея требует на съедение девочек лет двенадцати – тринадцати. Забирали несчастных из провинившихся в чем-либо семей, и каждый год в первый день восьмого месяца отводили в пещеру, где змея и пожирала их. Так продолжалось девять лет, ненасытная змея съела уже девять девочек. На десятый год стали снова искать жертву, но никак не могли найти.

У Ли Даня было шесть дочерей. Младшую звали Ли Цзи. Девочка просила, чтобы ее отдали на съедение змее, но родители об этом и слушать не хотели.

— Матушка, батюшка, — говорила Ли Цзи, — у вас одни дочери, а сыновей нет. Это все равно что у вас нет детей. Хотя я не способна на большой подвиг, но понимаю, что мне лучше уж умереть, чем все время терзаться от мысли о том, что родителям приходится тратить на меня деньги! Продайте меня, и вам станет легче жить!

Но мать с отцом, которые любили и жалели Ли Цзи, не хотели расставаться с нею. Тогда девочка ушла сама, и никто не мог ее удержать. Она достала меч и собаку, приученную к охоте на змей. Когда настал первый день восьмого месяца, девочка, спрятав меч под платье и, держа при себе собаку, пробралась к пещере. Перед ее входом разложила запасенные заранее рисовые лепешки с медом и стала ждать.

Выползла змея, голова ее была величиной с корзину для зерна, а глаза – как два больших круглых зеркала. Почуяв запах лепешек, змея набросилась на них и стала поедать. Ли Цзи напустила на нее собаку, а сама подбежала сзади и нанесла змее несколько ударов мечом. Змея от боли высоко подпрыгнула, упала на землю и сдохла.

Ли Цзи вошла в пещеру и увидела там скелеты девяти девочек. Она вынесла их наружу и со вздохом промолвила:

— Какие же вы были слабые и жалкие! Вы так струсили, что позволили змее сожрать вас!

Ли Цзи возвратилась домой. Правитель княжества, узнав о ее подвиге, взял ее в жены. Песни же и предания о мужественной девочке сохранились и поныне».

А вот новелла, рассказывающая о том, как китайский люд почти что поголовно и беспрекословно верил в предначертания судьбы.

«Вэй Гу стал сиротой в раннем возрасте. Когда он подрос, то пожелал жениться, однако в течение долгого времени не мог найти себе подходящую невесту. Однажды на ступенях храма он увидел старика, который при лунном свете читал книгу в виде свитка. Гу подошел к нему и заглянул в свиток, однако не смог прочитать написанного в нем.

— Что это за книга? – спросил Гу учтиво. – Я прилежно занимаюсь с малых лет и хорошо знаю всякого рода письменности, включая санскрит, на которых пишут в странах, лежащих на западе, однако я никогда не видел ничего похожего на то, что написано в вашей книге.

— Конечно, ты никогда не видел что-либо похожее на это, — сказал старец, улыбаясь, — ибо такую книгу нельзя найти в этом мире.

— Что же это за книга? – спросил Гу.

— Книга ада, — был ответ.

— Как же могло случиться, что вы, человек из ада, появились в этом мире?

— С тех пор, как посланцы ада управляют судьбами людей, они должны посещать свои владения. Ведь дороги принадлежат наполовину людям, наполовину – теням, только большинство людей не знает об этом.

— Какими же делами вы ведаете?

— Всеми судьбами в этом мире.

Гу обрадовался и сказал:

— Я с малых лет остался сиротой, и мечтал пораньше жениться, чтобы обзавестись большой семьей. Однако вот уже более десяти лет тщетно ищу себе жену.

— Твоей будущей жене сейчас только три года, и она войдет в твоей дом, когда ей исполнится семнадцать лет, — ответил старец.

Затем Гу спросил его, что лежит у него в мешке, и тот ответил:

— В нем красные веревки, которыми связываю ноги тех, кому предназначено стать мужем и женой. Те, чьи ноги я связал этими веревками, в конце концов, станут мужем и женой, даже если их семьи – или наследственные враги, или разделены превратностями судьбы, или большими расстояниями. Твои ноги уже привязаны к этой девушке, о которой я говорил. И все твои хлопоты в другом месте напрасны.

— Где же моя будущая жена и чем занимается ее семья?

— Она дочь женщины, торгующей овощами к северу от нашей харчевни.

Гу на следующий день пришел на рынок и увидел женщину с трехлетней девочкой на руках. У женщины была отталкивающая внешность и только один глаз; ребенок был еще более отвратителен.

— Я убью ее, — прошептал Гу в гневе.

Он наточил нож, дал его своему слуге и повелел убить девочку. Слуга, спрятав нож в рукав, отправился к тому месту, где женщина торговала овощами. Он ударил девочку ножом и в поднявшейся суматохе спасся бегством.

— Убил ее? – спросил Гу слугу, когда тот вернулся.

— Я целился в сердце, — отвечал слуга, — но удар пришелся выше глаза.

Четырнадцать лет тщетно Гу продолжал искать себе невесту. Затем, в память о безупречной службе отца, Гу был назначен на службу к помощнику губернатора. Он выполнял свои обязанности так хорошо, что губернатор отдал ему в жены свою дочь. Она была прекрасна. Гу был очень доволен своей женою, но ему казалось странным, что она всегда закрывает лоб золотыми украшениями и никогда не снимает их, даже во время мытья. Когда Гу спросил ее, зачем она так делает, жена ему ответила:

— Я – племянница губернатора, а не его дочь. Рано осталось сиротой, и моя кормилица пожалела меня и заботилась обо мне. Она вынуждена была выращивать овощи на клочке земли и продавать их на рынке. Когда мне было около трех лет, какой-то безумец ударил меня ножом, и с тех пор у меня остался рубец. Вот почему я ношу эти украшения. Семь или восемь лет назад меня нашел мой дядя и выдал замуж как свою дочь.

— Твоя кормилица была слепа на один глаз? – спросил Гу.

— Да, — ответила она, — откуда ты это знаешь?

Гу рассказал ей всю историю…» (Ли Фу-Янь)

Историю о том, что все попытки человека уйти от своего предназначения ровным счетом не приводят ни к каким положительным результатам.

Мир людей в Поднебесной весь от подземного царства до небесных высот пронизан волшебством и фантазиями. И они будут жить и жить вечно. Ночто их не сможет погубить, как ничто не смогло погубить волшебника Цзо Цы.

«Цзо Цы хорошо знал „Пятикнижие“» и был сведущ в астрономии. Он видел, что династия Хань пришла в упадок, и всю страну охватили смуты. «Во времена смут опасно быть вельможей, а богачом и подавно, — думал он, — слава и богатство ничего не стоят». Цзо Цы углубился в учение даосов и вскоре достиг совершенства в магии: духи по его приказанию подавали ему еду, где бы он ни находился.

Молва о нем дошла до знаменитого полководца Цао Цао, и тот повелел привести волшебника к нему. Цао Цао приказал посадить мага в каменную темницу, поставил стражников и не велел давать узнику еды в течение года. Однако через год Цзо Цы вышел из темницы цел и невредим. Правитель тайно приказал убить Цзо Цы. Волшебник попросил разрешения удалиться.

— Почему ты хочешь уйти? – спросил Цао Цао.

— Потому что ты собираешься убить меня, — ответил Цзо Цы.

Правитель сказал, что у него мыслей таких не было, и пригласил его к себе на пир. Цзо Цы принял приглашение.

Стояла зима, подогретое вино оказалось слишком горячим. Цзо Цы вынул из волос шпильку, чтобы размешать вино, и вдруг шпилька стала невидимой. Цао Цао захотелось первым выпить вино из чарки мага. Цзо Цы провел шпилькой линию на вине, и оно разделилось на две равные части: он выпил половину, а другую передал правителю. Но у того вдруг зародилось подозрение, и он не стал пить вино. Тогда Цзо Цы, испросив разрешения, испил чарку до дна. Потом подбросил ее к потолку, и она повисла в воздухе, как парящая птица. Все гости следили за чаркой, удивляясь, что она не падает. Тем временем Цзо Цы исчез, а сыщики донесли, что он вернулся домой.

Правитель решил непременно убить Цзо Цы; ему хотелось посмотреть, сможет ли волшебник избегнуть смерти. И он приказал схватить Цзо Цы. Но тот спрятался в стаде овец, и преследователи не могли его найти. Тогда они пересчитали все стадо – оказалось, что среди овец появился один баран. Они поняли, что это волшебник.

— Наш господин хочет видеть тебя, — сказали преследователи. – Пойдем, не бойся.

Огромный баран вышел вперед и упал на колени.

— Вот он, вскричали преследователи и бросились к барану.

Но тут все овцы вдруг превратились в баранов и попадали на колени. И снова преследователи не смогли схватить Цзо Цы.

Позднее какому-то человеку стало известно местопребывание волшебника, и он сообщил об этом правителю. Тот послал людей арестовывать Цзо Цы, и на этот раз им удалось схватить его, но не потому, что тот не смог исчезнуть – просто волшебнику захотелось еще раз показать всем свое искусство.

Цзо Цы бросили в темницу. Когда тюремщик пришел, чтобы подвергнуть волшебника пытке, он увидел двух Цзо Цы – один находился в темнице, другой – перед дверью. И тюремщик не знал, кто из них настоящий Цзо Цы. Цао Цао еще больше возненавидел мага и приказал казнить его на рыночной площади. Однако волшебник снова исчез. Тогда стражники закрыли все городские ворота и стали разыскивать беглеца. На вопросы людей, каков Цзо Цы, стражники отвечали:

— Он крив на один глаз, шапку носит простую, черную, и одежда на нем черная. Кто увидит его – пусть схватит.

Но тут вдруг все находящиеся на рыночной площади стали кривыми и оказались в черных шапках и черной одежде, и среди них Цзо Цы поймать не удалось. Правитель приказал убивать каждого, кто был похож на него. Через некоторое время один стражник заметил подозрительного человека и убил его. Цао Цао, узнав об этом, очень обрадовался. Когда же убитого принесли к правителю, оказалось, что это всего лишь охапка соломы, труп же исчез.

Тогда против волшебника выставили целое войско. Цзо Цы подошел к военачальнику этого войска и сказал ему:

— Я хочу преподнести каждому из ваших солдат сокровенный подарок.

— У меня солдат много, как же ты сможешь одарить каждого? – удивился военачальник.

Цзо Цы настаивал на своем. Тогда велено было обыскать его, и стражники нашли при нем лишь сосуд с вином да в котомке связку сушеного мяса. Однако сдвинуть с места эти припасы не смогли и десять стражников. Маг же поднял их один. Он нарезал мясо, бросил его на землю и попросил в помощь сто человек, чтобы раздать солдатам по чарке вина и по куску мяса, которое на вкус ничем не отличалось от обычного. Более десяти тысяч солдат получили угощение, а вино и мясо не убавлялось. Военачальник был поражен этим и отказался казнить волшебника».

Не правда ли, окончание этой новеллы сродни притче о том, как Христу удалось накормить многочисленный люд семью небольшими хлебами. Боже мой, подумать только, как чаяния разных народов бывают схожи между собой. Не правда ли?

А вот рассказ Цюй Ю о чаяниях Небожителей.

«Чэн Линънь устранился от дел и поселился на берегу озера Цзяньху. Он словно бы погрузился в нирвану и отрешился от житейских забот, забыв о долге и обязанностях – презрел мирскую тщету. С рассвета до заката гулял по округе или плавал по озеру в легком, словно скорлупа, челне, вверившись воле ветра и волн. Взор его веселили то рыбки, что плескались в речной глубине, то стаи чаек, что важно ходили по песчаной косе, а то он просто слушал иволгу в зарослях ив. Было ему хорошо ведомо все окрест. Чэн оставался волен в своих деяниях: придет ли, уйдет – никого это не удивляло. Со всеми радушен, всякого приветит, встретил ли почтенного старца или малого ребенка, дровосека или пахаря, рыбака или пастуха – поклонится или заведет разговор.

Как-то в самом начале осени поставил он лодку в затоне у даосской обители. Дивный был вид, но вдруг все преобразилось:


Поднял ветер лист осенний, золотой,
Над рекою разорвал туман густой,
Сонмы звезд сверкнули в небе, и луна
Светом дивным твердь и воду залила.
Стали слышны из тумана разговоры рыбаков,
Песни лотосовых сборищ с отдаленных берегов.

Чэн Линънь прилег в лодке. На высоте тысячи тысяч чжанов простерся над ним Небесный брод. Облака, словно хорошие метелки, вытерли его и обмели пыль, не оставив ни соринки, ни пятнышка. Чэн Линънь глядел в небо, распевал песни и до того слился со всем подлунным миром, что почудилось: выросли у него крылья, вот-вот взмоет в небеса и станет небожителем.

Вдруг безо всякой на то причины лодка сдвинулась с места и поплыла, да так резво, что ветер не мог бы гнать ее проворнее. Какая-то неведомая сила влекла легкую джонку. Мгновение – и тысячи ли позади. И вот она неожиданно остановилась. На Чэн Линъня повеяло холодом, яркий блеск ослепил очи – ведь лишь с нефритом можно было бы сравнить те бескрайние луга, где ковром драгоценных камней пестрели цветы и отливали оттенками разных минералов нежные травы. Он увидел вознесшийся к небу дворец, сияющий словно миллионы жемчужин, а из высоких дворцовых ворот навстречу ему шла святая дева. Чэн Линънь тотчас решил, что попал в мир святых небожителей.

— Знаете, где находитесь? – спросила святая дева. — Люди называют это место Небесной Рекой, а меня Ткачихой. В Древнем Китае мифы рассказывали обо мне, что я дочь небесного владыки, и что я ткала в небесном дворце парчу из пушистых облаков, Ученые мужи рассказывают, будто отец выдал меня за Волопаса – Пастуха, но видеться с мужем разрешил лишь один раз в году – в седьмой день седьмой луны. От природы нрава я прямого и открытого. А злоязычники на земле все болтают и болтают вздор и слагают стихи о седьмом дне седьмой луны, в мужья мне прочат Пастуха, в обычай взяли выметать сор и вытирать пыль накануне моей брачной ночи, притом нарекают оскорбительными и порочащими прозвищами.

Я же отреклась от мутных волн житейского моря и устала от всякого вранья. А во всевозможных сборниках все рассказывается и рассказывается эта история. И как? Добро бы хоть умело, а то ведь слова темны, подчас авторам самим непонятны, некоторые фразы глупы, приписываемые мне речи звучат так, словно я из простонародья. Увы, в поэмах нет ни одной строки, коей можно было бы восхититься. Нет уважения к Божеству!

— Внимаю речам божества, и кажется мне, — с почтением ответил Чэн Линънь, — что они безрассудны. Неужели нет и доли правды в том, как Пастух приходил на свиданье по Сорочьему мосту, составленному из множества хвостов этих преданных птиц?

— Поэты сочиняют свои пасквили о любовных историях небожителей, духов и простых смертных, которые народ принимает за чистую монету. Конечно же, нам, божествам, тоже надлежит иметь пару, ведь у одиноких нет радостей. Но можно ли сочинять и пересказывать глупости, клеветать и порочить тех, кто высок и мудр? К счастью, явились вы. Вернитесь в мир людей, подробно расскажите людям, что слышали, пусть не порочат тех, кто живет над облаками, туманами и среди звезд, ибо слишком уж долго святые небожители были притчей во языцех и терпели поношения от поэтов.

Чэн Линънь тогда сказал:

— Конечно, в земном мире много говорят вздора, что же касается до истинных небожителей, так теперь, как услышу разговор о святом, буду знать, что все это ложь и подделка».

Чэн Линънь, быть может, и сдержал обещание, данное Небесной Ткачихе, остальной же народ остался предан всяческим сказаниям, легендам и притчам, потому что любит их. И несказанно прав в своей любви.