Немного из иcтории Германии.
В то время как крупные западноевропейские страны сделали свои первые шаги в пространство развивающегося капитализма, Германия по-прежнему пребывала в пространствах феодализма и вела крестьянский образ жизни, кой-где разбавленный небольшими мануфактурными предприятиями. От своей тоскливо тянущейся из века в век раздробленности страна не избавилась. Да ее коронованные правители и не стремились к этому, а, напротив, продолжали раскрывать рот на чужие земли. Король Пруссии Фридрих Вильгельм 1 получил за свою агрессивную политику прозвище «фельдфебель на троне». Другой король Пруссии Фридрих Великий сначала с союзниками завоевывал новые земли, потом терял их в сражениях со своими противниками. Так переливали из пустого в порожний.
Прусская промышленность в основном все работала и работала на одну лишь армию. Страна имела поистине огромнейшую по сравнению с масштабами государства военную машину, но мало того ей было: в дальнейшем численность армии еще и еще раз непомерно увеличивалась, ибо здесь ее интересы ставились превыше всего.
Для пополнения вечно вдребезги разбитой казны взимались с народа непомерные налоги. «Немецких солдат продавали как пушечное мясо, продавали в обмен на звонкую монету в чужие земли: Африку, Америку, Францию. Продавали, напутствуя негласным пожеланием никогда не вернуться на родину, так как по существующему тарифу, за павшего в бою герцог получал больше денег, чем за уцелевшего.
Горестные солдаты горестно пели:
Трагическое зрелище представляла собой Германия после опустошительной Тридцатилетней войны. Потом вступила в Семилетнюю. Как бедняцкое лоскутное одеяло была она вся сшита из бесконечных кусков и кусочков: состояла из множества отдельных самостоятельных феодальных владений. Эти нарезки немецкой земли носили громкие названия: королевства, курфюршества, герцогства, княжества, вольные города, имперские рыцарские поместья…. Сколько их было? Одних суверенных территорий более трехсот, «по числу дней в году», — как говорили тогда.
Почти две тысячи независимых карликовых государств! И в каждом свой двор, своя правительственная канцелярия, своя таможня, свой суд; в каждом свои законы, свои налоги, свои ордена, свои интриги и религиозный фанатизм на свой собственный лад: в протестантских землях преследуют католиков, в католических – протестантов, лютеране ненавидят реформаторов, реформаторы – лютеран. И не было ни одной области, свободной от гонений за веру». (Л. Лозинская) Французский философ Шарль Луи Монтескье высказал в шутливой форме свое сочувствие государям растерзанных земель: «Государи Германии, если говорить начистоту, настоящие мученики на троне. У восточных славных султанов больше жен, чем подданных у некоторых из них».
А вот что писал Фридрих Энгельс о своей родине ХУШ века: «Это была одна отвратительная гниющая и разлагающаяся масса. Никто не чувствовал себя хорошо. Все расшаталось и готово было рухнуть. Нация не имела даже силы для того, чтобы убрать разлагающийся труп». (Ф. Энгельс)
Но германские государи, неудержимые в своей жажде наживы и наделенные агрессивным складом характера, кидали в свой народ пламенные призывы:
На помощь в деле созыва рекрутов призывался сам Всевышний:
Взирают небеса на страдалицу — германскую землю, а там
У бывших крестьян – нынешних солдат теперь вместо хоть и жалких, но домишек, холщовые палатки, из которых они строят холщовые города, и в недолгие часы привалов дурманят свои головы туманным хмелем вина. Вот один солдат, захмелев, мечтает о милости Богородицы:
Однако, стенающих солдат не много. Большинство стремится урвать кусочек своего жалкого счастья, а там – будь что будет. Пока
Сметливые крестьяне за время вековечных войн тоже приспособились к создавшейся ситуации. Грабили как могли и что попадалось под руку. Вот еще неопытный юнец высказывает отцу свои опасения:
Хитроумный, потертый со всех боков жизнью крестьянин, отвечает сыну:
Шутки шутками, а вот уже бездна ужасов и бедствий низвергается в последние пределы, народ обращает свои сокровенные просьбы и помыслы к небу:
Когда наступает предел насилию тиранов, восставшие крестьяне поднимают свои косы и вилы, да поют песни неповиновения. Впереди идет отважный герой.
Извечная мечта о мире пробуждала светлые надежды.
Если бы… У мирной жизни свои жестокости. В Дрездене ввели в моду уличные бои догов с быками. В этом свирепом развлечении миролюбивый бык сначала нехотя отпихивал собак, медлил, не хотел вступать в бой. Но доги были давно не кормлены, а потому свирепы и злы, на рогах же несчастного быка вдобавок к одному его несчастью было и другое — разгоралась привязанная к ним пакля. Огонь пугал, раздражал огромное животное и кидал его в сражение. С громким трубным ревом все быстрей и быстрей кружился бык на городской площади, собаки с разных сторон кидались на него и выгрызали из живой плоти рваные куски кровавого мяса. А в это время многочисленная толпа, видимо за время войн не удовлетворившаяся еще обильными потоками крови, ревела от удовольствия, заглушала неистовыми криками поощрения и лай догов, и стоны умирающего огромного растерзанного животного. На сие кровавое зрелище не стеснялись приходить смотреть и женщины из высшего общества.
И это восемнадцатый век, названный веком Просвещения!..
Но оно, Просвещение все-таки вошло в границы и Германского государства. И вошло оно туда своим путем. Мудрая поговорка гласит, что у каждой медали есть две стороны. Так вот: одной стороной немецкой медали была ее раздробленность, другой – желание мелких монархов, не имеющих возможности утвердить свой авторитет великодержавными методами, утверждали его прославлением в меценатстве. На этой достаточно благодатной почве появились немецкие философы – Иммануил Кант и Георг Гегель, продвинувшие науку философию так далеко, что на страницах этой книги цитировать их уж нет возможности, потому как это цитирование было бы столь же неуместно, как и алгебраические формулы в учебнике по арифметике.
У Германии ХУШ века есть другие выдающиеся имена: Бах, Гете, Шиллер, Моцарт. Позже мы познакомимся с этими гениями, а пока пред нами предстанут малоизвестный поэт Фридрих Новалис и известный почти каждому в мире ребенку Рудольф Эрих Распе со своим неугомонным героем бароном Мюнхгаузеном.