Немного из иcтории Германии.


</p> <p>Немного из иcтории Германии.</p> <p>

В то время как крупные западноевропейские страны сделали свои первые шаги в пространство развивающегося капитализма, Германия по-прежнему пребывала в пространствах феодализма и вела крестьянский образ жизни, кой-где разбавленный небольшими мануфактурными предприятиями. От своей тоскливо тянущейся из века в век раздробленности страна не избавилась. Да ее коронованные правители и не стремились к этому, а, напротив, продолжали раскрывать рот на чужие земли. Король Пруссии Фридрих Вильгельм 1 получил за свою агрессивную политику прозвище «фельдфебель на троне». Другой король Пруссии Фридрих Великий сначала с союзниками завоевывал новые земли, потом терял их в сражениях со своими противниками. Так переливали из пустого в порожний.

Прусская промышленность в основном все работала и работала на одну лишь армию. Страна имела поистине огромнейшую по сравнению с масштабами государства военную машину, но мало того ей было: в дальнейшем численность армии еще и еще раз непомерно увеличивалась, ибо здесь ее интересы ставились превыше всего.

Для пополнения вечно вдребезги разбитой казны взимались с народа непомерные налоги. «Немецких солдат продавали как пушечное мясо, продавали в обмен на звонкую монету в чужие земли: Африку, Америку, Францию. Продавали, напутствуя негласным пожеланием никогда не вернуться на родину, так как по существующему тарифу, за павшего в бою герцог получал больше денег, чем за уцелевшего.

Горестные солдаты горестно пели:


Вставайте, братья, пробил час,
Отечество, прощай!
Отвалят скоро корабли
От берегов родной земли
В заморский знойный край.
Прости-прощай, родимый дом,
Мы уплываем вдаль.
Рыдают наши старики,
Часы прощанья нелегки,
И гложет нас печаль.

Трагическое зрелище представляла собой Германия после опустошительной Тридцатилетней войны. Потом вступила в Семилетнюю. Как бедняцкое лоскутное одеяло была она вся сшита из бесконечных кусков и кусочков: состояла из множества отдельных самостоятельных феодальных владений. Эти нарезки немецкой земли носили громкие названия: королевства, курфюршества, герцогства, княжества, вольные города, имперские рыцарские поместья…. Сколько их было? Одних суверенных территорий более трехсот, «по числу дней в году», — как говорили тогда.

Почти две тысячи независимых карликовых государств! И в каждом свой двор, своя правительственная канцелярия, своя таможня, свой суд; в каждом свои законы, свои налоги, свои ордена, свои интриги и религиозный фанатизм на свой собственный лад: в протестантских землях преследуют католиков, в католических – протестантов, лютеране ненавидят реформаторов, реформаторы – лютеран. И не было ни одной области, свободной от гонений за веру». (Л. Лозинская) Французский философ Шарль Луи Монтескье высказал в шутливой форме свое сочувствие государям растерзанных земель: «Государи Германии, если говорить начистоту, настоящие мученики на троне. У восточных славных султанов больше жен, чем подданных у некоторых из них».

А вот что писал Фридрих Энгельс о своей родине ХУШ века: «Это была одна отвратительная гниющая и разлагающаяся масса. Никто не чувствовал себя хорошо. Все расшаталось и готово было рухнуть. Нация не имела даже силы для того, чтобы убрать разлагающийся труп». (Ф. Энгельс)

Но германские государи, неудержимые в своей жажде наживы и наделенные агрессивным складом характера, кидали в свой народ пламенные призывы:


Отважься! Надежда мертва без дерзанья!
Пусть топчется бюргер, тупое рыло,
По кругу, как на мукомольне кобыла.
Не то у военного человека!
Война! В ней сила нашего века! (Ф. Шиллер)

На помощь в деле созыва рекрутов призывался сам Всевышний:


Он, Господь среди туч широко распластал
Огненно-красную мантию боя.
И комету, как розгу, над миром занес. (Ф. Шиллер)

Взирают небеса на страдалицу — германскую землю, а там


Уж сколько лет прошло
Разрухи, грабежей и запустенья,
И мир все в тот же хаос погружен,
И никаких надежд на примиренье.
Страна – столпотворение оружья,
Пал Магдебург, в руинах города,
Заброшены искусства и ремесла.
Ничем стал гражданин, и всем – солдат.
Осквернены обычаи и нравы,
Разнузданность над кротостью глумится,
И по земле, войной опустошенной,
Кочуют одичавшие войска. (Шиллер)

У бывших крестьян – нынешних солдат теперь вместо хоть и жалких, но домишек, холщовые палатки, из которых они строят холщовые города, и в недолгие часы привалов дурманят свои головы туманным хмелем вина. Вот один солдат, захмелев, мечтает о милости Богородицы:


Она мое страдание увидит,
Услышит вопль истерзанной души –
И слезы обо мне прольет. О! Люди
Жестоки, но Она – небесный ангел.
Она спасет мой иступленный ум
От страшного отчаянья: мученье
Мое смертельное она уймет
Сочувствия печальными словами. (Ф. Шиллер)

Однако, стенающих солдат не много. Большинство стремится урвать кусочек своего жалкого счастья, а там – будь что будет. Пока


Вина и девчонок на всех хватило.
В лагере девка – что солнца свет, —
Грейся каждый, отказа нет. (Ф. Шиллер)

Сметливые крестьяне за время вековечных войн тоже приспособились к создавшейся ситуации. Грабили как могли и что попадалось под руку. Вот еще неопытный юнец высказывает отцу свои опасения:


— Ох, отец, мы в беду попали.
Надо бы нам от солдат подале!
Худо с такими дружками знаться:
Можно легко без башки остаться.
Ишь расходились! Боже ты мой!
За счет мужика небось брюхо отъели.
Восемь месяцев, как этот рой
В наши хлева залетел и в постели.
Пройдись, пошарь-ка по всей долине –
Ни куренка, ни зернышка нет в помине.
Такая беда – прямо в петлю лезь.
Нечего жрать, хоть гложи свои кости,
Да и они уже ссохлись от злости. (Ф. Шиллер)

Хитроумный, потертый со всех боков жизнью крестьянин, отвечает сыну:


— Э, не сожрут, дуралей! Не бреши ты!
Мы-то ведь тоже не лыком шиты.
Видишь, свежее войско прет.
Знай, это все сплошь лихой народ!
Ранцы набиты редким товаром.
Значит, пришли мы сюда не даром.
Знай, только строй из себя дурака,
Уши развесят наверняка.
Славный народ! Поклонись им в пояс –
Что сперли – продадут, не беспокоясь.
Пришли с лопатами к нам за добром, —
По ложечке все мы назад заберем.
Они нас прикладом, мечом и плеткой,
А мы их уловкой берем да сметкой. (Ф. Шиллер)

Шутки шутками, а вот уже бездна ужасов и бедствий низвергается в последние пределы, народ обращает свои сокровенные просьбы и помыслы к небу:


Когда жестоко попраны права
И бремя нестерпимо, к небесам
Бестрепетно взывает угнетенный.
Там подтвержденье прав находит он,
Что, неотъемлемы и нерушимы,
Как звезды, человечеству сияют.
Вернется вновь та дивная пора,
Когда повсюду равенство царило.
Но если все истребованы средства,
Тогда разящий остается меч.
Мы благо высшее имеем право
Оборонять. За родину стоим,
Стоим за наших жен и матерей. (Ф. Шиллер)

Когда наступает предел насилию тиранов, восставшие крестьяне поднимают свои косы и вилы, да поют песни неповиновения. Впереди идет отважный герой.


Метки его стрелы,
Верен луг тугой,
Вот идет он смело
По тропе крутой.
В синие просторы
Дерзко он пришел,
Где орлы да горы,
Где он сам – орел.
Пролетит ли птица,
Зверь ли пробежит –
Вмиг стрела промчится,
Молнией сразит. (Ф. Шиллер)

Извечная мечта о мире пробуждала светлые надежды.


Утихнет брань, победа приведет
К нам ясный мир, в сердца вольется радость,
Нежнейшие пробудятся в них чувства. (Ф. Шиллер)

Если бы… У мирной жизни свои жестокости. В Дрездене ввели в моду уличные бои догов с быками. В этом свирепом развлечении миролюбивый бык сначала нехотя отпихивал собак, медлил, не хотел вступать в бой. Но доги были давно не кормлены, а потому свирепы и злы, на рогах же несчастного быка вдобавок к одному его несчастью было и другое — разгоралась привязанная к ним пакля. Огонь пугал, раздражал огромное животное и кидал его в сражение. С громким трубным ревом все быстрей и быстрей кружился бык на городской площади, собаки с разных сторон кидались на него и выгрызали из живой плоти рваные куски кровавого мяса. А в это время многочисленная толпа, видимо за время войн не удовлетворившаяся еще обильными потоками крови, ревела от удовольствия, заглушала неистовыми криками поощрения и лай догов, и стоны умирающего огромного растерзанного животного. На сие кровавое зрелище не стеснялись приходить смотреть и женщины из высшего общества.

И это восемнадцатый век, названный веком Просвещения!..

Но оно, Просвещение все-таки вошло в границы и Германского государства. И вошло оно туда своим путем. Мудрая поговорка гласит, что у каждой медали есть две стороны. Так вот: одной стороной немецкой медали была ее раздробленность, другой – желание мелких монархов, не имеющих возможности утвердить свой авторитет великодержавными методами, утверждали его прославлением в меценатстве. На этой достаточно благодатной почве появились немецкие философы – Иммануил Кант и Георг Гегель, продвинувшие науку философию так далеко, что на страницах этой книги цитировать их уж нет возможности, потому как это цитирование было бы столь же неуместно, как и алгебраические формулы в учебнике по арифметике.

У Германии ХУШ века есть другие выдающиеся имена: Бах, Гете, Шиллер, Моцарт. Позже мы познакомимся с этими гениями, а пока пред нами предстанут малоизвестный поэт Фридрих Новалис и известный почти каждому в мире ребенку Рудольф Эрих Распе со своим неугомонным героем бароном Мюнхгаузеном.