Аристофан — комедии родитель.
писал первый комедиограф Аристофан. И действительно, комедия дело не шуточное, поэтому, быть может, появилась она на свет позже, чем трагедия, и комедиографов история насчитывает гораздо меньше, чем трагиков. Пример самой Древней Эллады говорит об этом.
О жизни первого комедиографа сведений в истории почти не осталось, а вот об истоках комедии говорит нам само слово: по-гречески «комос» означает «веселая толпа», «процессия навеселе». Ее Величество Комедия не постеснялась возникнуть из хоровых фаллических песен в честь бога Диониса, прославляющих животворящие силы природы. «Шумная толпа земледельцев обходила поля и деревни, распевая хором веселые и достаточно откровенные песни в честь богов, посылающих на землю солнечные лучи и дождевую влагу, дарующих обильный урожай и сытную пищу. Не исключено, что в состав праздничных увеселений входили также игры ряженых, одетых в маски животных или птиц и разыгрывавших нехитрые сценки.
Можно представить себе, что толпа гуляк из какой-нибудь деревни встречается с такой же толпой из другой деревни, и тогда возникал шуточный спор, перебранка двух хоров или их вожаков. При этом особенно важно отметить, что песня хора часто становилась средством насмешки и обличения негодных членов общества, которых, разумеется, хорошо знал каждый присутствующий. Случалось, простые земледельцы, притесняемые каким-нибудь богатым человеком, собирались ночью около его дома и распевали песни, изобличающие корыстолюбие и жестокость обидчика». (Ярхо)
Участники процессии, а позже актеры в комедийном спектакле, как могли уродовали себя. Увеличивали свой вес в районе того места, что располагается пониже спины обширными подушками, прикрывая их короткими хитонами, под которыми ноги казались несоразмерно тонкими и уродливыми. Несуразность такой фигуры усиливалась широкой комической маской, делающей актера большеголовым. Все это нередко дополняется громадным, свешивающимся и постоянно вздрагивающим от суматошных движений фаллом, нагло выглядывающим из-под хитона.
Комедия, получив истоки в народных празднествах, была наиболее близка и доступна крестьянству, к возвышенному стилю не тяготела и защищала интересы тех, кто в поте лица своего возделывал непокорную землю Греции. Комедиограф должен был взвалить на свои плечи нелегкую ношу: вынести на суд зрителей и высмеять все злободневные проблемы общества, дабы последнее могло со смехом распрощаться с ними.
Аристофан появился на свет в 446 году до нашей эры и был современником Софокла и Еврипида. Молодой комедиограф, значительно уступавший в возрасте великим трагикам, не боялся налетать на них с критическими замечаниями.
Аристофану, как мало кому знавшему женскую натуру, открывшему в некоторых ярких представительницах женщин кладезь доброты, мудрости, милосердия и лукавства — вспомни, мой дорогой читатель, как мы побывали вместе с тобой, Периклом и Аспасией на представлении «Лисистраты» — невыносимо было женоненавистничество Еврипида и вряд ли он одобрял и вот эти строки Эсхила о женщинах:
Аристофан никогда бы так не сказал о прелестных созданиях. Он может над ними подшутить, иногда на грани фола, но никогда не оскорбить их достоинства. «Лисистрата» – «это его вдохновенная песнь Мужчины в честь Женщины. Это гимн мудрости Женщины и одновременно – ее дьявольской хитрости. Это — гимн звездной жизнерадостности Женщины и ее неисчерпаемой жизнестойкости. Аристофан одним из первых подчеркнул давно известную истину, которую вот уже много веков не устают повторять поэты, драматурги, художники, философы: Мир без женщины – ничто!» (Ю. Абрамов В. Демин)
В пьесе «Облака» достается по первое число и великому Сократу. Герою пьесы очень не посчастливилось. Сын его оказался транжирой и мотом, поставил под угрозу полного исчезновения само наследство от отца своего. И тогда папаша решился обратиться за помощью к софистом, во главе которых был главным Сократ. О софистах шла слава, что они, якобы, могли обучить искусству убеждения. А благодаря убеждению можно отстоять и свое богатство. Отец решается поступить в эту школу, но вскоре понимает, что земные проблемы, как говориться, Сократа «не колышат». Он сидит высоко в своей корзине над несчастными, замученными наукой и спертым воздухом учениками, и занимается изучением космических пространств. Отец молодого повесы пытается докричаться до философа:
— «Сократ! Сократушка! Скажи, умоляю тебя, что ты там делаешь?
— Зачем зовешь меня? — следует презрительный ответ мудреца. — Я хожу по воздуху, изучая солнце».
Школа Сократа у Аристофана подобна балагану, и вопросы, волнующие ее посетителей буквально пронизаны пиками остроумных и злых насмешек.
В противоречивой фигуре комедийного Сократа «Аристофан, без сомнения, не давал портретного сходства с оригиналом, которому он приписывал много чуждых Сократу черт. Пародия на философскую беседу» софиста с обучающимся учеником была так убедительна и правдива, что однажды показанная зрителям, она уже не забывалась. Вот почему много позже комедия Аристофана сыграла столь роковую роль в политическом процессе Сократа при вынесении ему приговора судом.
Аристофан вывел своего Сократа безбожником, отвергающем Зевса и прочих богов государственной и народной религии. По мнению Аристофана, у Сократа в небе облака заставляет двигаться не Зевс, а воздушный вихрь. Боги Сократа — новые боги, отменяющие старых, признанных государством. Зрители, конечно, смеялись. Но то, что в 423 году до нашей эры, когда ставились на сцене «Облака», звучало лишь шуткой, — четверть века спустя, при изменившейся политической ситуации было широко использовано в числе других аргументов государственным обвинением, как доказательство преступного отрицания Сократом официальных богов, засвидетельствованного Аристофаном». (История греческой литературы).
В пьесе «Законодательницы» Аристофан поднимает неподъемную на практике по тем временам, да что там греха таить — и по нынешним тоже, тему о существующем в обществе экономическом неравенстве и о необходимости имущественного равенства. Правда, социальная утопия ни в коем случае не предусматривала возможности включения в ряды равных представителей низших слоев населения — рабов. Вся черная работа с неимоверно плохо оплачиваемыми ее результатами возлагалась на их плечи. И никто даже и не заикается об иной возможности решения этого вопроса. Зато порассуждать на тему передачи государственной власти в руки женщин, лишить возможности держать при себе бразды правления неразумных античных мужчин — тема весьма и весьма благодатная для «прародителя комедии» и решена она в особо эффектном оформлении.
В комедии «Женщины в народном собрании» решаются проблемы не столь масштабного характера, а куда более приближенные к проблемам повседневной жизни. На спектакле зрители присутствуют при заговоре против мужчин. Женщины здесь прибегают к хитроумному коварству: крадут у мужей их одежду, обряжаются в нее и, подобрав под шляпы длинные волосы, а под подбородки подвязав фальшивые бороды, отправляются заседать в народное собрание. В собрании им удается протолкнуть законопроект об одинаковом праве как молодых, так и пожилых женщин на равенство в любовных утехах. Причем, приоритет в получении ласк имели женщины более зрелого возраста.
Однако исполнение этого закона на практике привело к весьма плачевным последствиям. Посудите сами: только молодой и красивый юноша направлял стопы свои к ненаглядной молодой красавице, как более зрелая матрона перехватывала его по дороге, согласно недавно принятому закону. Но и ей он не доставался, ибо находилась старуха совсем уж преклонных лет, которая имела полное право перехватить у матроны свеженького кавалера и урвать у него отнюдь не один лишь сладостный поцелуй. Таким образом, закон, позволяющий пользоваться самым древним старухам в силу их преклонного возраста молодыми людьми в первую очередь, фактически лишал остальных женщин малейшей возможности окунуться в вожделенные волны страсти. О пылкости же древних старух говорить не приходится, ибо очень уж они соскучились по ласке в те времена, когда еще отсутствовал надлежащий закона.
Случалось, что комедия, зародившаяся в народном празднестве, связанном с продолжением рода человеческого, страдала пошлыми, а подчас и прескверно-сальными шуточками, и зрители, приветствовавшие столь низкий пошиб, оказывались «недостойными высокого смеха». Своим одобрением пошлостей они страшно огорчали Диониса, в честь которого и распевали непристойные куплеты. Он, страдая, говорил:
Аристофану почти всегда удавалось остановиться на границе дозволенного, пройти словно по острию бритвы между искрометным юмором и примитивной пошлостью и не свалиться в гнилую трясину последней. Посуди об этом сам, мой дорогой читатель.
Или вслед идущей женщине с пышными формами он мог сказать:
К вопросам имущественного неравенства, к несправедливости распределения материальных вожделенных ценностей среди людей, Аристофан возвращается в своей пьесе «Плутос» или «Богатство». Герой комедии безукоризненно честный землепашец Хремил до преклонных лет старается побороть бедность, но всегда в этой борьбе терпит разгромное поражение. В конце концов отчаяние гонит его в Дельфы, дабы там испросить совета у оракула Аполлона, как же ему воспитывать своего сына: «следует ли предоставить ему прожить такую же трудовую тяжкую жизнь, сопряженную с безрадостной бедностью, в которой прожил он сам, или же попытаться изменить добрый нрав сына и, сделав из него негодяя и человека бесчестного, тем самым содействовать материальному улучшению его жизни. Ответ дельфийского бога, как всегда, оказался загадочен: Аполлон предписывает Хремилу неотступно следовать по пятам за тем, кого первым встретит он по выходе из святилища.
Хремил идет за первым попавшимся на глаза, неизвестным ему человеком, который оказывается слепым и идет поэтому вперед по дороге очень медленно, неуверенно спотыкаясь. Хремил решается заговорить с незнакомцем и, к неописуемому своему изумлению вдруг узнает, что этот загадочный слепец никто иной, как сам бог богатства — Плутос. В свое время и Плутос был зрячим, но однажды, будучи еще мальчиком, он как-то пригрозил Зевсу, что будет ходить только к справедливым, разумным и порядочным людям, и Зевс ослепил его из зависти к смертным.
Хремил потрясен встречей с богом богатства. Он понимает теперь, почему в мире так много богачей среди негодяев: Плутос не видит тех, к кому он заходит. Хремил страстно желает избавить Плутоса от слепоты и с этой целью собирается отвести его в афинское святилище бога Асклепия, божественного врача, совершающего чудесные исцеления, дабы восторжествовала справедливость», («История греческой литературы»)
В неописуемом восторге Хремил восклицает:
Но тут выходит в скромном наряде Бедность и держит перед народом свою разумную речь:
Хремил в гневе отвечает Бедности:
Тут Бедность поясняет страждущему справедливости старику:
Но Бедность уже никто слушать не желает, все бросаются к Плутосу, ибо прозревший, идет он к народу.
Тут Плутос говорит:
И исполнил Плутос свои намерения. И зажили люди в достатке, зарабатывая его честным трудом, «и перестали богам приносить жертвы, потому как не чувствовали за собой грехов, требующих прощения и не нуждались в помощи небожителей. Тогда от имени последних, чрезвычайно возмущенных, высказался Гермес:
И не жалеют его люди, потому как «Гермес-барышник в доме им не надобен. Не в хитрости теперь нужда, а в честности».
Люди новыми глазами взглянули на своих богов:
Жрец, служитель богов, поддерживает в этом диспуте Гермеса-барышника:
Кончается пьеса тем, что все ее участники провожают Плутоса на место его нового жительства, в храм богини Афины. Да, видно, со временем неплохо устроился там бог богатства, пригрелся у алтаря и забыл о простых людях, а проходимцы и рады тому. Потому-то они, как и прежде, процветают и в два горла «жрут общий без жеребьевки пай» на несправедливой земле.
И в суде пронырливые судьи:
И на войне честный человек встает в первый ряд сражающихся, а бесчестный получает повышенный оклад.
И в политической деятельности честного человека днем со огнем не сыщешь, хоть зажги все факелы. Бесчестный человек
Вот так вот поступают проходимцы, а люди, по-прежнему, смотрят с надеждой на них, проходимцы же знают, что «для них находка — нищий и без сил народ» и продолжают обманывать его доверчивость. Бесстыжие обогащаются, страна нищает, а бог богатства продолжает плутовать в храме богини Афины и не желает обратить свой взор на вопиющую вокруг несправедливость.
Как мы видим, от непримиримого Аристофана вдоволь доставалась не только смертным, но и самим бессмертным богам. Кто был достоин осмеяния, тот ему и подвергался, не взирая на лица.
Размышления о богах и, как вывод, отрицание всяческой пользы их для людей, приводит Аристофана к мысли наделить божественными свойствами вольных птиц, действительно воочию соединяющих небо и землю. Божественное правление птиц на земле гораздо разумнее, считает он, нежели правление античных богов. Быть может, боги, благодаря своей хитрости и коварству отняли у птиц первоначальное царство над людьми? Поэтому поэт размышляет:
Птицы с радостью поддерживают Аристофана, приводя свои веские доводы в пользу их божественного происхождения:
Обиделись боги, озлились на эллинов, взирая на такое кощунство. Кто бы мог подумать: провозгласить верховным правителем простого петуха — и удалились «на край Вселенной, в мирозданья щель глубокую», оставив лишь Гермеса, «сторожить барахлишко божее: горшочки, ложки, плошки, сковородочки!» А на земле они поселили Раздор —
И пообещали боги, что никогда не увидеть людям больше богиню мира Тишину.
Но люди добивались, дожидались, дождались ее и с радостью сказали:
Но война, не спрашиваясь, заходит во многие дома и по сию пору, спустя тысячелетия. Доброе пожелание античного комедиографа и по сей день остается, увы, пока лишь благим пожеланием: