Религия.

Бог – это непостижимость Вселенной, а не ответ на проблемы человечества. Математическая модель Бога бесконечна. Он – очевидность для души, истина для сердца, гипотеза для разума.

Страна, где церкви великолепны, а дома стоят в развалинах, точно так же погибла, как та, где церкви в развалинах, а дома стали замками.

Многие люди смотрят на Бога, как на слугу, который должен за них сделать всю грязную работу.

Религия – это великое может быть.

Бог - в жилах дней. Вся жизнь его – игра.
Из ртути он – живого серебра.
Блеснет луной, засеребрится рыбкой…
Он – гибкий весь, и смерть – его игра.

Я благим его
И чистым сделал; волю дал
Свободно Зло отвергнуть или пасть.
Таков закон для сотворенных Мной,
А преступить иль устоять от них зависит.

Несчастные женщины по собственной воле должны идти обнаруживать мужчинам-священникам на проповеди все свои похоти и свои постыдные и сокровеннейшие дела.

Наше раскаяние – это не столько сожаление о причиненном зле, сколько страх за его последствия.

Евангелие – это радостная весть, написанная кровью.

Неземные души хранят целомудрие здесь, на земле, но соединяются в бесконечности. Они воздвигают себе ложе среди звезд.

Священник велик, ибо заставляет поверить во множество удивительных вещей.

Согласье и любовь – в изгнанье, а Христа
Никто не снимет вновь с кровавого креста.

Я думаю о потоках крови, пролитых католицизмом. Он проник в наши жилы, в наши сердца – прямо всемирный потоп. Но что делать? Всякий мыслящий человек должен идти под стягом Христа. Только Христос осветил торжество духа над материей, он один открыл нам поэзию мира, служит посредником между нами и Богом.

Христианство явилось таким огромным шагом вперед на пути совершенствования человеческой совести, что ради него стоило так страдать и умирать.

Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской.

Если великое солнце движется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком на побегушках; и каждая звезда направляется в своем вращении некоей невидимой силой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслить свои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думает эти думы, ведет это существование вместо меня? Что ожидает убийц? За кем приговор, если сам судья должен быть призван к ответу?

Ад и рай – в небесах – утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.

Когда мы из доброжелательности и христианской любви отдаем другому то, в чем сами нуждаемся, когда для облегчения несчастий ближнего, соглашаемся часть их взять на себя, отказываясь в его пользу от таких вещей, без которых нам самим очень трудно обойтись, в этим есть заслуга; а облегчать положение наших братьев только от избытка, быть милосердным и за счет своей казны спасти несколько семейств от нищеты ценой отказа от приобретения редкой картины или осуществления иного суетного желания – это значит не больше, чем быть человеком.

Многие верят в Бога, но немногим верит Бог.

Как дитя он обращается к боженьке на ты, словно к члену своей семьи.

Вот уже сколько столетий мы непрестанно ткем великолепный узор хвалы Господу.

Зачем люди верят в бога? Они вдруг почувствовали, что есть кто-то большой, бережный, из которого человек сделан, который все знает и не даст ему пропасть, если он будет честен перед собой. И он богу нужен так же сильно, как бог ему, потому что без его он тоже ни к чему.

Нет ни высших, ни низших, ни средних нравственностей, а есть только одна, именно та, которую дал нам во время оно Иисус Христос и которая теперь мешает красть, оскорблять, лгать и прочее.

Я знавал порочных людей, но в большинстве случаев в их пороках была повинна наследственность, против которой они были бессильны, и среда, которую они сами себе не выбирали; я готов допустить, что в их преступлениях виноваты не столько они, сколько общество. Будь я богом, я бы не одного из них, даже самого худшего, не осудил на вечное проклятье.

Грешник хуже горбатого: горбатый за собой носит уродство, а грешник – в себе.

Бог представляет собой наивысшую ценность, самое желанное благо. Поэтому конкретное понимание Бога зависит от того, в чем состоит для человека самое желаемое благо.

Не отдавать, а брать – таков обычай наш!
Свидетель Зевс, ведь так и боги делают.
Ты погляди на руки их на статуях!
Мы о щедротах молим их и милостях,
Они ж суют нам руки вверх ладонями,
И ясно – не дарить, а брать им хочется.

Трон для епископа, а стойло для Христа.

Религия в собственном смысле остается переживанием внутренним и даже личным; ведь только она одна может, когда нужно, успокоить нашу совесть. Подстегнуть – если она притупилась, застыла в бездеятельной лености, успокоить – если беспокойная горечь ее угрызений грозит отравить нам жизнь.

Пусть каждый чувствует, что если короли
Желают нас обречь на гибель и проклятья,
То там, у бога, мы – между собою братья.

Где бы господь ни поставил свой храм,
Дьявол с часовней своей уже там.
Вот подсчитать бы ученым мужьям,
Кто впереди по числу прихожан.

Один за десять тысяч долг отдаст,
Коль с чистым сердцем припадет к святыне.

Вера целительна. В отчаянии она преобразовывает скорбь, вперившую взор в могилу, указав на скорбь, взирающую на звезды.

Бог находится во всем и повсюду, не вне и не в над, но в качестве наиприсутствующего.

Однажды Тимур в разговоре с Насреддином спросил:
- Что больше – рай или ад?
- Рай больше, - ответил Насреддин.
- Откуда ты знаешь, что рай больше?
- Ведь бедных больше, чем богатых, - ответил Насреддин.

Всемогущий господь по своей воле и для ему одному ведомых целей посылает нам горести, кои могут составить высшее для нас благо, если мы пожелаем понять его урок. Посему должны мы благодарить бога за все испытания, ибо они суть знамения о том, что всевышний о нас не забывает.

Творец, обязав человека есть, чтобы жить, побуждает его к этому аппетитом и награждает за это удовольствием.

Раньше я не верил в бога и бежал за грехом. Теперь, уверовав, бегу от греха.

Еврейская религия – старое дерево, из ствола которого выросли две ветви, покрывшие собою всю землю: магометанство и христианство. Или, лучше сказать, она – мать, - породившая двух дочерей, которые нанесли ей множество ран, ибо религии, наиболее близкие друг другу, в то же время наиболее враждебны одна другой. Но как бы дурно эти дочери с ней не обращались, она не перестает гордиться тем, что произвела их на свет.

Люди много молились, но молитвы словно плавали поверх жизни, не проникая ни в души, ни в повседневное бытие.

"Точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у бога радость, всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится. Это мысль, в которой вся сущность христианства разом выразилась, то-есть все понятие о боге, как о нашем родном отце и о радости бога на человека, как отца на свое родное дитя - главнейшая мысль Христова!

Пороки же богами нам даны,
Чтоб сделать нас людьми, а не богами.

Одна лишь наша церковь - путь к спасенью,
А сотнями церквей и синагог
Чертовски неудачно выбран бог.

Моя религия – это любовь ко всему живому.

Не сбывается то, что ты верным считал,
А нежданному боги находят пути.

Бог – всего лишь слово, чтобы объяснить мир.

Каждому человеку следует помнить, что для него и под его ответственность сотворен мир.

Кто не жаждет духовности всеми клеточками своего тела, как задыхающийся – воздуха, тот не может причаститься божественных тайн.

Язычник - темный дикарь, по глупости поклоняющийся тому, что он может видеть и осязать.

Люди выстроили между религиями стены, которые не могут достать до Бога, ибо Бог, который наверху, неделим. Он смотрит на эти стены и улыбается – сказал один неглупый человек в прошлом веке.

Христос велел нам без изъятья
Любить друг друга, точно братья.
И скоро двадцать сотен лет
Простерты к нам его объятья,
Звучит его святой завет.

Язычники боготворили жизнь, христиане боготворили смерть. Язычники пытались бороться со смертью, старались обрести вечную память в потомстве, меж тем как христиане уповают на волю бога и жаждут успокоиться в лоне предвечного.

Христианство учит прощать врагов, платить им добром за зло и любить их.
Это кажется безумием, но одновременно смутно чувствуется что в самом этом безумии есть что-то более могучее, чем во всех прежних философских учениях. По безумию своему это учение неисполнимо, но по неисполнимости - божественно.

Может быть, все разрешится, развяжется?
Господи, воли не знаю Твоей,
Где же судить мне? А все-таки кажется,
Можно бы мир создавать понежней!

Сущность веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью.

Покаяние – очищение совести от малейших частиц зла.

Религии сверлят свои ходы в земле,
Чтоб солнце истины сокрыть от нас во мгле.
Во мраке ханжества мы тщетно ищем веру;
Бог создал яркий свет, поп – темную пещеру.

Когда я пребывал, ослепленный неведением,
В темной ночи страстей,
Весь мир казался мне сотворенным из женщин,
Но ныне мазь мудрости очистила мои очи
И просветленным взором я вижу во всем только бога.

Один старый грешник изрек: если бы не было бога, то следовало бы его выдумать. И действительно человек выдумал бога. И не то странно, не то дивно, что бог в самом деле существует, но то дивно, что такая мысль - мысль о необходимости бога - могла залезть в голову такому дикому и злому животному каков человек, до того она свята, до того она трогательна, до того премудра и до того делает честь человеку. И стоит ли думать - человек ли создал бога или бог человека?

Ты смотришь в небеса? Иль ты забыл о том,
Что Бог не в небесах, а здесь, в тебе самом?
Бог жив, пока я жив, в себе его храня,
Я без Него ничто, но что он без меня?!
Постой, что значит Бог? Не дух, не плоть, не свет,
Не вера, не любовь, не признак, не предмет,
Не зло и не добро, ни в малом он ни в многом,
Он даже и не то, что именуем Богом,
Не чувство он, не мысль, не звук, а только то,
О чем из всех из нас не ведает никто.

Да будет Свет! - Господь провозгласил.
Да будет кровь! - провозгласили люди.

Что касается религии, то заботу о ней предоставьте самому Верховному существу. Тут мы все в потемках и подвержены всяческим заблуждениям. Кто из нас настолько высокомерен, чтобы утверждать, что его путь самый верный?

Творец берет последнюю слезу умирающего и гасит ею все грехи, записанные в его жизненной книге.

Религия означает связь, а что еще кроме общей веры может связать воедино людей различных классов?

Безбрежны милости творца вселенной.
Один он вечен. Все иное тленно.
Им слабый и несчастный защищен,
Горячих просьб не отвергает он.
И лишь в его благорасположенье
Пути и судьбы тайные творенья.

Там, где кончается здоровье, там, где кончаются деньги, где смолкает здравый человеческий смысл, - там начинается христианство.

Простота! простота! Тебя зовут святою... Но святость - не человеческое дело. Смирение - вот это так. Оно попирает, оно побеждает гордыню. Однако не забывай: в самом чувстве победы есть уже своя гордыня.

Истинная идея не требует позволения: она мало заботится о том, признается ли ее право или нет. Христианство не нуждалось ни в свободе печати, ни в свободе собраний, чтобы покорить мир.

Религия – это объединение людей на земле ради познания душ на небесах.

Тщетно капает Христова кровь святая
Тьмы восемнадцати веков не разгоняя.

В углу таракан сражался с пауком. Может быть, на взгляд Бога, их битва значит даже больше, чем борьба двух враждующих армий.

Луч нес скиталец благостный, таинственный – Христос.

Займи место ниже, чем тебе подобает. Лучше, если тебе скажут: взойди выше, нежели: сойди вниз. Кто возвышает себя, того Бог унижает, а кто себя смиряет, того Бог возвышает.

Где кончается здоровье, где кончаются деньги, там возникает религия.

Бог, которого можно понять, уже не Бог.

Слабый в делах обращается к богу.

Да ведь весь мир познания не стоит слез ребеночка к боженьке. Не стоит он слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулаченком в грудь и молился неискупленными слезками своими к боженьке" Не стоит потому что слезки его остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что они будут отомщены? Но зачем мне их отмщение, зачем мне ад для мучителей, что тут ад может поправить, когда те уже замучены. И какая же гармония, если ад: я простить хочу и обнять хочу, я не хочу, чтобы страдали больше. И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. Представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулаченком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях?.

По мне самое обременительное – не сметь быть человеком. Бедность, целомудрие и послушание – вот три обета, из которых каждый, взятый в отдельности, кажется наиболее противным природе. Как же невыносимы все они, взятые вместе! И всю жизнь свою безрадостно задыхаются под этим гнетом! Что значат все тяготы жизни в сравнении с горестным положением сословия, которое из-за дурно понятого стремления стать ближе к господу, отвергает лучшие стремления, какими создается, растет и созревает человек.

С трагедией мира можно примириться только потому, что есть страдания Бога. Бог разделяет судьбу своего творения.

Бог в душе – это совесть, а не изваяние.

Религия – это убеждение, что все происходящее с нами необычайно важно. И именно поэтому она будет существовать всегда.

Религия – это повязка, изобретенная человечеством, чтобы перебинтовывать душу, раненную обстоятельствами.

Могуч наш бог – надежда и отрада,
Он даст нам хлеба, сколько надо.
Кто в чреве начертал пером дитя –
Даст жизни срок, даст хлеб, его растя.

Мысль о смерти меня убивает. Я непрестанно думаю о ней, я смертельно ее боюсь. Страшит меня не сама смерть, - смерть это пустяки, - а то, что следует за ней, - будущая жизнь. Я верю в нее; я убежден, я уверен в своем бессмертии. Я христианин: я верю в вечные муки; страшная картина этих мук непрерывно преследует меня; ад меня пугает, и этот страх, превосходящий все остальные чувства, лишает надежды и всех душевных сил, необходимых для спасения, - он ввергает меня в отчаяние, он сулит мне вечное осуждение, которого я так боюсь. Страх быть навеки проклятым - мое проклятие; ужас перед будущим адом - мой теперешний ад: и, еще живой, я уже заранее претерпеваю загробные муки. Нет пытки, подобной моей.

Существенным в Библии является чудо и только чудо, а не прописи морали и этики. О них можно с успехом прочесть в моральном кодексе.

Крови, пролитой поклонниками Бога милосердия и мира со времен введения Его религии, хватило бы, быть может, для того, чтобы утопить приверженцев всех других сект, живущих на земном шаре.

А когда настанет вечер,
Бог, пройдя по небесам,
Зажигает всюду свечи
И вечерню служит нам.

Бог – единственное существо, которому, чтобы всевластвовать, даже нет надобности и существовать.

И в сотый раз гадаю я:
Откуда зло? Ошибка божья,
Описка в книге бытия?

Предательство Иуды не было случайным, оно было деянием предопределенным, занимающим свое таинственное место в деле искупления грехов человеческих.

Бог – это партнер в наших самых задушевных разговорах.

Истинное и подлинное раскаяние не требует прощения, но благодарное за наказание. Г.

Смерть не шлет господь за мною,
Пока грехи души моей
Я в муках жизни не омою.

Религия без сверхъестественного! Это вино без виноградного сока.