История

История, всегда версия, всего лишь версия, если бы она была прозрачна, историкам было бы жить слишком просто. Дюма к истории по-своему относился, говорил, что история лишь гвоздик для его картины.

Историческая правда слагается из молчания мертвых.

Народ требует своей истории в изложении поэта, а не действительно историка. Он требует не точного отчета о голых фактах, а растворения их в той изначальной поэзии, из которой они возникли. Это знают поэты, и не без тайного злорадства они по своему произволу перерабатывают народные предания, едва ли ни с тем, чтобы посмеяться над сухой спесью историков и пергаментных государственных архивариусов. Историк должен быть поэтом. Весь мир надорван по самой середине. А потому как сердце поэта – центр мира, то оно тоже самым жалостным образом надорвано.

Упомянуть мелкую подробность быта той эпохи, словно швырнуть пышную розу на гробы исторических могил.

Везде, где не зная смущенья
Историю шьют и кроят,
Евреи – козлы отпущения
Которых к тому же доят.

Нет такого великого учреждения, которое бы не покоилось на легенде. Виновником этого является само человечество, желающее быть обманутым.

Отец истории Геродот свято верит в то, что история есть результат мирового порядка, предначертанного самим божеством, которое и управляет всеми нитями судьбы человечества. Для него возможность явления божества людям вполне вероятна. Также он верит в вещие сны, знамения, чудеса и всегда стремиться изложить изречения оракулов и привести случаи исполнения разных предсказаний и чудесных знамений.

Жизнь героев обогатила историю, а история разукрасила деяния героев; таким образом я не знаю, кто кому более обязан: те ли, которые писали историю, тем, которые доставляли им столь благородный материал, или эти великие люди своим историкам.

История культурного государства составляет на самом деле историю человеческого ума, описание же битв и осад есть только история человеческого безумия.

Писателя от историка разнит чувство свободы. Писатель свободно обходится с историей. Он слишком любил ее, для того чтобы позволять ей оставаться застывшей, потому и переделывал на свой лад, сохраняя основные линии, размеченные профессиональными учеными. Лгать, опираясь на истину, не есть ли это вершина искусства романиста?

Жизнь – раба мечты. В истории истинно реальны только мечты. Они живучи. Их ни кислотой, ни огнем не возьмешь. Они распространяются, плодятся, овладевают воздухом, вползают из головы в голову. Перед этим цепким существованием как рассыпчаты каменные стены, железные башни, хорошо вооруженные против мечты нет ни ружья, ни копья. А факты – в вечном полинянии.

Историки ко многим сообщениям относятся скептически. Но предания, как известно, живут безотносительно к истине. Они продолжают жить, когда оказываются давно забыты и те, кто верил в них, и те, кто их отрицали.

Мир представлялся слишком уж ничтожным и злым. История – это не что иное, как картина преступлений и несчастий. Толпа людей, невинных и кротких, неизменно теряется в безвестности на обширной сцене. Действующими лицами оказываются лишь порочные честолюбцы. История, по-видимому, только тогда и нравится, когда представляет собой трагедию, которая становится томительной, если ее не оживляют страсти, злодейства и великие невзгоды. Музу Клио надо бы вооружать кинжалом.

Век принес уроки всякие,
Но один – венец всему.
Ярче солнца светят факелы,
Уводящие во тьму.

Исторический роман есть плод соблазнительного прелюбодеяния истории с воображением.

Летописи человеческих страданий и человеческой стойкости мы именуем историей.

Небольшая приправа из фантазий делает историю значительно интересней.

Бывает, историю примеряешь на себя.

История учит лишь тому, что она никогда и ничему не научила народы.

Факты — враги истины.

Исторические фразы – это слова знаменитых людей, сказанные ими после смерти.

Если хотите усыпить читателя, рассказывайте ему все подряд. И тогда ваш читатель с успехом заснет. Я же стараюсь, насколько это возможно, создать историю нравов, наук, законов, предрассудков. Другие же пишут почти всегда историю королей. Я хочу дать историю людей.

История – это прежде всего Муза.

История – это ряд выдуманных событий по поводу действительно совершившихся.

Природа рождает людей, жизнь их хоронит, а история воскрешает, блуждая по их могилам.

Тот, кто умеет уловить шепот мерзавца и услышать, что именно он подсказывает королю, - тот настоящий создатель истории.

Многие из легенд передавались плутами одного века дуракам следующих веков.

Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд...
Вот только замучит, проклятый,
Ни в чем не повинных ребят,
Годами рожденья и смерти
И ворохом скверных цитат...
Печальная доля — так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить.
Зарыться бы в снежном бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!

Все, кто творит историю, часто заодно и фальсифицирует ее.

Пролог ХХ века – пороховой завод, эпилог – барак Красного Креста.

Что проку – повесть смуты и резни
Поведать миру? Войны все – как сестры;
Победы, поражения – они
Мелькают и чредой проходят пестрой.

Грубая память народов хранит только имена их притеснителей да свирепых героев войны. Дерево человечества забывает о тихом садовнике, который пестовал его в стужу, поил в засуху и оберегал от вредителей; но оно по-прежнему, верно хранит имена, безжалостно врезанные в его кору острой сталью.

Найдет ли бедная старуха Клио путь,
Чтобы из этого кошмара улизнуть?

Нужна живая история, а не сухой отчет о фактах и цифрах.

Подвергаться смерти для того, чтобы жить в истории – это заплатить жизнью за каплю чернил.

Нос Клеопатры, будь он чуть покороче – облик земли стал бы иным.

С какими чудовищными расхождениями попадает одно и то же событие в анналы истории. Каждому документальному подтверждению да здесь противостоит документально подтвержденное нет, каждому обвинению – извинение. Когда же к сумятице дошедших до нам преданий вторгается еще и политическое пристрастие, искажения принимают и вовсе злостный характер. Такова уж природа человека, что, оказавшись между двумя мировоззрениями, спорящими – быть или не быть, он не может устоять от соблазна примкнуть к той или другой стороне, обвинить одну и воздать честь другой. Все до мелочи подсвечено партийными пристрастиями.

Эпохи и поколения человеческие должны стремиться и исчезать, от них остаются лишь миниатюрные отражения, заключенные в рамки слова, которые и плывут по потоку вечности, словно цветы лотоса, говоря нам, что все эти поколения таких же людей, как и мы, только одетых иначе, действительно жили.

История – это правда, которая в конце концов становится ложью; миф – это ложь, которая в конце концов становится правдой.

Всемирная история есть сумма всего того, чего можно было бы избежать.

Ничто не проходит бесследно, не зарастает травой забвения. Человеческая душа не кладбище, а святилище, дарующее вечную жизнь образам былого.

История есть совокупность преступлений, безумств и несчастий, среди которых замечаются некоторые добродетели, некоторые счастливые времена, подобно тому, как среди дикой пустыни там и сям обнаруживаются человеческие поселения.

Где лгут и себе и друг другу,
И память не служит уму,
История ходит по кругу
Из крови – по грязи – во тьму.

История – это ряд выдуманных событий по поводу действительно случившихся.

История не смогла бы заслужить названия науки, если бы ей на помощь не пришла философия. Искусно соединяя разрозненные отрывки промежуточными звеньями, философия превращает агрегат истории в систему, в разумное и закономерное связное целое.
Ф. Шиллер
История как мясной паштет. Лучше не вглядываться, как его приготовляют.

Всякий человек – это человечество, его всемирная история.