Немного из истории.


</p> <p>Немного из истории.</p> <p>

История второй половины Х1Х века началась в России с объявления Крымской войны. Эта война была не первой и не последней в череде кровопролитных столкновений за обладание территориальным наследством некогда могущественной, но клонящейся к закату и распадающейся Османской империи. Формальным поводом для войны стал спор из-за христианских святынь Вифлеема и Иерусалима. В 1853 году Николай 1 привычно грубо выступил за особые права христиан в Палестине. Император писал: «Спор о Святых местах может привести к войне, а война может легко окончиться падением Османской империи в особенности, если бы война возникла вследствие совершающихся в Черногории ужасов, творимых с братьями-славянами, к которым христианские народности не могут оставаться безучастными, предвидя для себя такую же судьбу».

Когда турки не согласились предоставить особые права христианам, тотчас началась война. Но тут, к изумлению Николая 1, недавно спасенная им Австрия, которой он помог подавить восстание в Венгрии, двинула свою армию на помощь Турции. Кроме того на Черном море появился флот англичан и французов. Только теперь император понял причину храброго отказа Турции. За Османской империей стояли европейские державы, которые стремилась к вытеснению России с черноморского побережья Кавказа. Он попал в западню. И вместо того, чтобы Россия диктовала Европе правила жизни, объединившаяся против нее Европа решила продиктовать ей свои. Россия, с плохо подготовленной армией и флотом, проиграла войну, практически лишилась выхода в Черное море, потеряла убитыми и ранеными больше всех других воюющих стран в этих кровопролитных сражениях. Таков был горестный итог всего произошедшего.


Свершилось! Мертвые отпеты,
Живые прекратили плач,
Окровавленные ланцеты
Очистил утомленный врач.
Военный поп, сложив ладони,
Творит молитву небесам.
И севастопольские кони
Пасутся мирно…
Свершилось! Рухнула твердыня,
Войска ушли… кругом пустыня,
Могилы… Люди в той стране
Еще не верят тишине,
Но тихо… В каменные раны
Заходят сизые туманы,
И черноморская волна
Уныло в берег славы плещет…
Над всею Русью тишина… (Н. Некрасов)

Героями на этой войне были не только солдаты и матросы, но врачи и сестры милосердия. Николай Иванович Пирогов был главным хирургом осаждённого англо-французскими войсками Севастополя. Оперируя раненых, он впервые в истории мировой медицины применил гипсовую повязку, дав начало сберегательной тактике лечения ранений конечностей и избавив многих солдат и офицеров от ампутации. Для ухода за ранеными, Пирогов руководил обучением и работой сестёр Крестовоздвиженской общины — сестёр милосердия. Это тоже было нововведение по тем временам. Эти сестры стали легендой военных летописей.

«После смерти Николая 1, наступившей в 1855 году в России наступила оттепель. Недвижная, навечно замерзшая река вдруг шумно двинулась. Начался ледоход. Общество, доселе покорно молчавшее, громко заговорило.. Все обсуждали прошлое и все требовали реформ. Как ни трудно было признать следующему императору Александру П, но после похорон отца нечто тяжелое спало со столицы… Кончился какой-то гнет. Похоронили не царя, а целую эпоху.

Николай 1 оставил Россию в ужасном непорядке: казна пуста, армия беспомощна, вооружение — допотопное, парового флота не существовало. По всей Европе отменили телесные наказания, в России секли и секли беспощадно. Куда ни кинь взгляд, всюду — плохо, повсюду — гниль: крепостное право, забытое в Европе, дикий феодальный суд, где судили чиновники, все решали взятки.

Закончив Крымскую войну, Александр возобновляет кровавую войну на Кавказе. Здесь он жаждет взять реванш за крымское поражение. И берет. Поражение армии Шамиля быстро становится катастрофическим. Одна из причин его падения оказалась парадоксальна. Если раньше ислам был его главным помощником, теперь религия начала стремительно ослабевать армию Шамиля, ибо на сегодняшний день главная идея — священная война с неверными — начинает отступать под натиском нового религиозного течения.

Это учение, названное «зикризмом» и призывает воинов перенести священную войну внутрь себя. Сражаться не с русскими, а с пороками собственной души. Оно призывает к смирению и самосовершенствованию. Измученные десятилетиями кровавой бойни, гибелью мужчин, тоскливым ощущением тщетности борьбы с гигантской империей, горцы все больше прислушивались к странным призывам нового учения, которое начинает стремительно подрывать дисциплину, ослаблять армию Шамиля.

Шамиль жестоко наказывает сторонников учения. Но вскоре ему приходится смириться — горцы уже не с ним. В бой вести некого. Плач женщин, умолявших не погубить их и их детей, дал ему возможность сдаться, сохранив честь и достоинство. Он сказал коротко: «Я признаю власть Белого Царя и готов верно служить ему». Герой Кавказа ожидал, что его отправят в Сибирь, но Александр был рыцарем. Он обнял пленника — этого великого воина, приказал одарить его деньгами и шубой из черного медведя. Жены Шамиля, его дети — все получили подарки. И Шамиль был сражен великодушием Александра, который пленил его по-настоящему. Потом пленники отправились в небольшой городок Калугу.

Падение Шамиля подсластило Крымское поражение. Впрочем, и до этого был впечатляющий успех — новый царь сумел отобрать у Китая бесценный Уссурийский край с вековечной тайгой, высоченными кедрами, полной дикого зверя — драгоценной пушнины.

Невероятен был первый посыл Александра в области реформ: он задумал отменить крепостное право. Один иностранный посол недоумевая, говорил: «Дать свободу крестьянину в России — это как дать вина человеку, никогда не знавшему алкоголя. Он станет безумным».

Потянулись бесконечные заседания комиссий, где горячие споры шли до рассвета. Большинство дворян просит освободить крестьян без всякой пахотной земли. Но Александр понимает: нельзя отпустить на свободу нищих. Это — будущие восстания. Отстаивает освобождение крестьян с землей. В конце концов в 1861 году крепостные были освобождены и получили пахотную землю. Но их наделы были разочаровывающе малы. К тому же за них необходимо выплатить разорительные выкупы. Однако главное свершилось — вековечное человеческое рабство больше не существовало на Руси.

За границей враг самодержавия Герцен восторженно славил Александра П: «Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудет. Из дали нашей ссылки мы приветствуем его именем „Освободитель“».

Александр между тем становится заложником содеянного. Он прикован к колеснице реформ. Ведь освободившимися крестьянами должен кто-то управлять. Прежние управители-помещики канули в Лету, тогда как реформы, которые сразу принесли ему столько потрясений, надо продолжать. Пришлось создавать новую власть на местах — земские учреждения.

Доволен ли остался народ? Нет. Уже на следующий 1862 год была перехвачена фантастически кровавая прокламация, озаглавленная «Молодая Россия». Это было обращение к обществу от имени молодежи. И реформатор с изумлением прочитал в ней: «Нам нужен не помазанник Божий, не горностаевая мантия, прикрывающая наследственную неспособность, а выборный старшина, получающий за свою службу жалование. Если Александр П не понимает этого и не хочет добровольно сделать уступку народу, тем хуже для него.

Выход из создавшегося гнетущего положения один — революция, революция кровавая, неумолимая революция, которая должна изменить радикально все, все без исключения. Мы не страшимся ее. Мы издадим один крик: «В топоры!» — и тогда бей императорскую партию, не жалея. Как не жалеет она нас теперь. Бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что кто будет не с нами, тот будет против нас, кто будет против нас, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами.

Центральный революционный комитет».

Молодое поколение бескомпромиссно. В это время в Санкт-Петербурге вспыхивают колоссальнейшие пожары.

Итак, к кровавой революции призывали интеллигенты. Именно в шестидесятые годы впервые появился термин «интеллигенция». Это слово с латинского intelligentia, intellegentia — означает понимание, познавательная сила, знание. Интеллигенты — особая социально-профессиональная и культурная группа людей, занятая преимущественно в сфере умственного труда. В России чаще всего встречается разночинная интеллигенция. В стране беспощадной азиатской власти, в стране феодальной аристократии, всемогущей бюрократии и бессловесного нищего кормильца — русского крестьянина интеллигенция с самого начала взяла на себя роль совести.

Обязательной чертой истинного интеллигента является оппозиция власти. Но есть и еще одна важная черта: постоянное размышление о самых главных вопросах бытия. И это даже не размышление — это его повседневная жизнь, это — быт. Русский интеллигент свято верит, что все важнейшие вопросы надо решать незамедлительно, как и положено в России. Все эти размышления и требования кончаются краем, разрывом до конца, походом к пропасти. Революцией.

Огромную роль в нашей катастрофе сыграла интеллигенция и великая русская литература. Революция должна сказать спасибо литературе, которая все это время призывала ее, и Александру П, ослабившему цензурные ограничения.

Молодые «люди дела», в отличие от «отцов», требуют реформ новых, кардинальных. И это на фоне самого популярного образа в России — Илюши Обломова, вся жизнь которого — страх перед действием. Он — апофеоз лени, поэзия лени, съедающая талант, деятельность, любовь. Обломов и обломовщина — главное проклятие русской жизни.

Герой романа Тургенева «Отцы и дети» Базаров — новый тип молодого человека. Он не заражен обломовщиной. Он помешан на полезности, служит науке, которая в отличие от искусства, полезна. Он нигилист, от латинского слова — «ничто».

Писарев становится певцом нигилизма. Как и литературный Базаров он воспевает «полезность» и формулирует основную дилемму, стоящую перед человечеством: или «накормить людей голодных, или наслаждаться чудесами искусства и тратить на это средства». Критик сравнивает «общество, которое имеет в своей среде голодных и вместе с тем развивает искусства с голодным дикарем, украшающим себя драгоценностями». К великому восторгу молодежи он громит священное — великих Пушкина и Лермонтова, их бесполезную поэзию.

То, что было невероятным при цензуре Николая 1, случилось при Александре П: роман арестанта Чернышевского «Что делать?» напечатли. Эта книга — загадка нашей литературы. В ней нет большого писательского таланта, однако именно она становится властителем дум молодежи, ибо книга эта прежде всего идейная. Все радикальные, передовые идеи того времени — счастливый коллективный труд, эмансипация женщин, свобода любви, которая выше оков буржуазного брака становятся во главу угла. Герой романа Рахметов — «особый человек» закаляет себя для будущих невзгод, уходит в народ, чтобы его понять, отказывается от личного счастья ради этого народа.

Толстой, Достоевский, Некрасов, Тургенев, Гончаров — великие писатели страстно любят свой народ и зовут на его защиту. Молодые люди внимают этому зову любви, но действуют весьма своеобразно. Зарождается русский терроризм. Император же продолжает жить так, как будто вокруг ничего не происходит. Но Россия необратимо разбужена им самим.

Появилось новое поколение, не помнящее времени страха времен Николая 1. Вместо Чернышевского, Герцена, Писарева и прочих зрелых людей, возглавлять эту новую молодежь пришли крутые их сверстники — недоучившиеся гимназисты и студенты. Среди них был Дмитрий Каракозов. Пока его товарищи шумели и тешили себя опасными фантазиями, в его голове уже созрела идея самопожертвования. Если царь мешает социализму, который принесет счастье его родине, царя надо убить. И отправляется убивать. Но промахивается.

По стране пройдет шквал террористических актов — покушений на сановные лица. Среди террористов окажутся и девушки. Софья Перовская сначала сдаст экзамен на народного учителя, поучаствует в движении «хождение в народ», а потом вместе с другими сообщниками станет готовить взрыв царского поезда под Москвой. Она играла роль жены путевого обходчика; из домика, в котором они поселились, был проведён подкоп под полотно железной дороги и заложена мина. Однако взрыв произошёл после того, как царь миновал опасное место. Во время другого покушения на царя она руководит наблюдательным отрядом. Девушка была повешена вместе с другими террористами на плацу Семеновского полка.

Вера Засулич пыталась убить выстрелами из пистолета петербургского градоначальника. Суд присяжных полностью оправдал ее. На их оправдательный вердикт повлияла яркая речь адвоката. Но это единичный случай. Пойманных террористов сажают в казематы, вешают. Но их не становится меньше. Они, объединившись в организацию «Народ и воля» продолжают свою бурную деятельность, полагая, что им дано неуклонное право на политическое убийство. Эти наивные люди искренне считают: если погибнет царь, тотчас падет и царизм, потому то и прибегали неоднократно к террору — этой силе бессильных.

На императора было совершено несколько покушений. Мы до сих пор ищем ответы на мучительные вопросы: почему от царя, названного русской историей «Царем-Освободителем», уничтожившего постыдное русское рабство, реформировавшего всю русскую жизнь, готовящегося принять конституцию, к концу его правления отвернулось русское общество? Почему плодом первой русской перестройки стала могущественнейшая террористическая организация, до той поры невиданная в Европе? Почему великого реформатора хотели убить дети его же перестройки?

Охрану царя от покушения к покушению усиливают. Шестеро казаков верхом на лошадях окружают карету Александра П, и за каретой следуют еще двое саней с охраной. В один из дней императорская карета отъедет от Михайловского дворца. Весело скачут лошади, стремительно несется карета, так что сани охраны с трудом поспевают за ней. По тротуару прогуливаются полицейские — они должны охранять проезд императорской кареты. Но почему-то не замечают молодого человека, спешащего навстречу ей. Он явно нервничает, и в руках у него что-то подозрительное, величиной с коробку конфет. Молодой человек подождал приближающуюся карету и швырнул свой сверток под ноги лошадям. Эхо мощного взрыва прокатилось по каналу.

На булыжной мостовой лежит убитый — один из казаков,, рядом с мертвецом кричит, корчится в муках мальчик. Кровь, обрывки одежды на покрытом снегом булыжнике. Императорский поезд останавливается. Государь, невредимый, выходит из кареты. Поздно бросил бомбу молодой человек — видно, сильно нервничал.

Александр долго рассматривал картину кровавого кошмара. Тут другой молодой человек, стоявший невдалеке, выждал приближение царя, и вдруг повернулся, поднял руки вверх и бросил что-то к ногам государя. Раздался оглушительный взрыв… Государю перебило ноги. Когда его принесли во дворец, он уже почти истек кровью. Тринадцатилетний Ники — будущий император шел по окровавленной лестнице проститься с дедом. Ему было страшно. Но он еще не знал, какой кровавый путь придется пройти и ему.

Государь Александр П испустил последний вздох и отправился на Суд Всевышнего в 1881 году. Мечты народовольцев, ожидавших восстания народа не оправдались. Он проявил полное равнодушие к факту цареубийства». (Э. Радзинский)

Увы, история России такова, что терроризм выходит на первые ее страницы.

А теперь обратим свой взгляд на замечательных людей земли этой. В Большой Советской Энциклопедии можно прочитать краткую информацию: «Сергей Иванович Мальцев (1801—1893 г.г.) превратил заводской округ в центр машиностроения. Здесь были изготовлены первые в России рельсы, паровозы, пароходы, винтовые двигатели и прочее».

«Представитель одной из виднейших купеческих семей, Мальцев начал свой жизненный путь блестящим гвардейским офицером. Но затем он круто изменил этот путь и, поселившись в своем брянском имении, занялся созданием высокоразвитой отечественной промышленности. Это был странный, одержимый человек. Его называли маньяком, деспотом, самодуром, социалистом. О нем писали, что он, как простой мужик, забился в деревню, живет с рабочими и кормится с ними из одного котла, что он сам клал шпалы, рельсы, рубил и свозил лес для своей, мальцовской железной дороги, тянувшийся через вотчину — двести четыре версты. У рачительного хозяина была своя густая телефонно-телеграфная сеть, свои шлюзы, сделавшие судоходной обмелевшую речку Болву на расстоянии ста с лишним верст, свои бумажные деньги, свои пароходы, бегавшие не только по Болве, но и по всем водным путям России, свои школы, богадельни и церкви.

Ни один из его заводов не зависел от заграницы. Тут все было свое, русское. Инженеру, приехавшему из Англии посмотреть на «мальцевское чудо», дали английский напильник и мальцевскую сталь; напильник стерся, а сталь осталась целой.

В Мальцевской вотчине на двадцати двух ее заводах осуществлялся весь промышленный цикл — от добычи сырья до создания точных приборов. Здесь же был произведен первый русский цемент. Квалифицированных мастеров готовили пятилетние училища. Для трудных работ был установлен — впервые в истории мировой промышленности — восьмичасовой рабочий день. Рабочие жили в каменных домиках городского типа с усадебной землей для сада и огорода». (Г. Метельский, В. Кожинов)

Увы, но таких активных и талантливых тружеников оказалось немного. Потому и техникой Россия не разжилась. Диковинкой был автомобиль. Вот что испытал поэт Николай Некрасов, когда увидел его на улице:


Намедни, кажись в пятницу,
Иду, повеся нос,
Встречаю вдруг сумятицу
И вижу: тут курьез.
Коляска самокатная
Катит без лошадей,
Работа деликатная,
Не русских, знать, затей…
И лодка б так не плавала
На полных парусах —
Как будто бы два дьявола
Уселись в колесах…

Для в большинстве своем неграмотной России автомобиль был не роскошь, а невиданное чудо. Самым многочисленным и самым забитым, неумытым народом были крестьяне. Даже сельские лекари относились к ним пренебрежительно.

«Да зачем же крестьянину нужно умирать с медицинскою помощью? — вопрошал один из них. — Разве ему от этого легче будет или дешевле? Пустяки-с все это! Поколику я медик и могу оказать человеку услугу, чтоб он при моем содействии умер с медицинскою помощью, то ручаюсь вам, что от этого мужику будет нимало не легче, а только гораздо хлопотнее и убыточнее. Мужик не вы, он на пойдет к лекарю, пока ему только кажется, что он нездоров. Это делают жиды да дворяне, эти охотники пачкаться, а мужик человек степенный и солидный, он рассказами про свои болезни докучать не любит, и от лекаря прячется, и со смаком дожидается, пока смерть придет, а тогда уж любит, чтоб ему не мешали умирать и даже готов за это деньги платить.

Я много раз это видел в военных больницах; казаки как спокойно это совершают! С большою-с, с большою серьезностью… скорее семь раз умрет, чем позволит себе клистир сделать, да-с.

Да вот со мной был такой случай, уже не в больнице. Умаялся я в дороге, зайду, думаю, в избу, нельзя ли хоть уста промочить. Вошел; во-первых, муха! самая неумеримая муха! Так жужжит, даже стон стоит. Во-вторых, откуда-то тянется мучительное тяжкое оханье. Я спросил бабенку: «Это, — говорю, — кто у вас так мучится?» — «Старичок, — говорит, — свекор больной помирает». Гляжу, старичище настоящий Сатурн; человек здоровья несметного; мускулы просто воловьи, лежит, глаза выпучил и страшно, страшно стонет.

«Что, — говорю, — с тобою, дед?» — «Отойди прочь, ничего», — и опять застонал. Я ощупал у него пузо: вижу, ужас что газов сперто. Я скорее сболтал стакан слабительной импровизации, подношу и говорю: «Пей скорее, старик, и здоров будешь, еще сто лет проживешь». — «Отойди прочь, — говорит, — не мешай: я помираю». — «Пей, — говорю, — скорее! выпей только, и сейчас выздоровеешь». Где же там? и слушать не хочет; «помираю», да и кончено.

Ну, думаю себе, не хочешь, брат, слабительного, так я тебя иным путем облегчу, а меня, чувствую, в это время кто-то потихоньку теребит. Оглянулся, вижу, стоит возле меня мужик. Голова с проседью, лет около пятидесяти. Увидал, что я его заметил, и делает шаг назад и ехидно манит меня за собою пальцем. «Что, — говорю, — тебе нужно?» — «Батюшка, ваше благородие, — шепчет, — пожалуйте!. примите!..» — и с этим словом сует мне что-то в руку. «Это, — спрашиваю, — что такое?» — «Полтина серебра, извольте принять… полтину серебра».. — «За что же ты, дурак, даешь мне эту полтину серебра?» — «Не мешайте, батюшка, божьему старику помирать». — «Ты кто ему доводишься?» — «Сын, — говорит, — батюшка, родной сын; это батька мой родной: помилосердствуйте, не мешайте ему помирать».

А тут, гляжу, из сеней лезет бабенка, такая старушенция, совсем кикимора, вся с сверчка, плачет и шамкает: «Батюшка, не мешай ты ему, моему голубчику, помирать-то! Мы за тебя бога помолим».

Что же, думаю, за что мне добрым людям перечить! Тот сам хочет помирать, родные тоже хотят, чтоб он умер, а мне это не стоит ни одного гроша: выплеснул слабительное. «Помирайте, — говорю, — себе с богом хоть все». Они это отменно восчувствовали и даже за самую околицу меня провожали с благодарностью. Спрашиваю дорогою: «Что же, наследства, что ли, мол, ждете от старика-то?» — «Нет, — говорят, — батюшка, какое наследство: мы бедные, да уж он совсем в путь-то собрался… и причастился, теперь ему уж больно охота помереть».

Только что за околицу я вышел, гляжу, мальчишка бежит. «Тятя, — кричит, — дедушка протянулся». И все заголосили: «Один ты, мол, у нас только и был!» (Н. Лесков)

А теперь заглянем в то место, куда не ступает нога порядочного человека — в дом терпимости. Их в России было не счесть. В основном здесь находили приют обманутые своими господами девушки из простонародья, зарабатывая тяжким и грязным трудом пропитание отпрыскам хозяев-соблазнителей. Им-то не с руки было кормить своих детей. Вот один из этих домов.

«К вечеру все девушки уже были одеты, готовы к приему гостей. Они томились бездельем и ожиданием. Несмотря на то, что большинство женщин испытывало к мужчинам, за исключением своих любовников, полное, даже несколько брезгливое равнодушие, в их душах перед каждым вечером все-таки оживали и шевелились смутные надежды: неизвестно, кто их выберет, не случится ли чего-нибудь необыкновенного, смешного или увлекательного, не удивит ли гость своей щедростью, не будет ли какого-нибудь чуда, которое перевернет всю жизнь? В этих предчувствиях и надеждах было нечто похожее на те волнения, которые испытывает привычный игрок, пересчитывающий перед отправлением в клуб свои наличные деньги. Кроме того, несмотря на свою бесполость, заложницы дома терпимости все-таки не утеряли самого главного, инстинктивного стремления женщин — нравиться.

И правда, иногда приходили в дом совсем диковинные лица и происходили сумбурные, пестрые события. Являлась вдруг полиция вместе с переодетыми сыщиками, арестовывала каких-нибудь приличных на вид, безукоризненных джентльменов и уводила их, толкая в шею. Порою завязывались драки между пьяной скандальной компанией и швейцарами изо всех заведений, сбегавшимися на выручку товарищу швейцару, — драка, во время которой разбивались стекла в окнах и фортепианные деки, когда выламывались, как оружие, ножки у плюшевых стульев, кровь заливала паркет в зале и ступеньки лестницы, люди с проткнутыми боками и проломленными головами валились в грязь у подъезда, к звериному, жадному восторгу девиц, которые с горящими глазами, со счастливым смехом лезли в самую гущу свалки, хлопали себя по бедрам, бранилась и науськивали.

Случалось, приезжал со стаей прихлебателей какой-нибудь артельщик или кассир, давно уже зарвавшийся в многотысячной растрате, в карточной игре и безобразных кутежах и теперь дошвыривающий, перед самоубийством или скамьей подсудимых, в угарном, пьяном, нелепом бреду, последние деньги. Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.

Изредка появлялся в заведении цирковый атлет, производивший в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной в комнату, китаец в синей кофте, белых чулках и с косой, негр из кафешантана в смокинге и клетчатых панталонах, с цветком в петлице и в крахмальном белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим.    Эти редкие люди будоражили пресыщенное воображение проституток, возбуждая их истощенную чувственность и профессиональное любопытство, и все они, почти влюбленные, ходили за ними следом, ревнуя и огрызаясь друг на друга.

Да, бывали здесь всякие происшествия, взбалтывавшие мутную, грязную жизнь этих бедных, больных, глупых, несчастных женщин. Бывали случаи дикой, необузданной ревности с пальбой из револьвера и отравлением; иногда, очень редко, расцветала на этом навозе нежная, пламенная и чистая любовь; бывало женщины даже покидали при помощи любимого человека заведение, но почти всегда возвращались обратно. Два или три раза случалось, что женщина из публичного дома вдруг оказывалась беременной, и это всегда казалось смешным и позорным, но в глубине события — трогательным.

И как бы то ни было, каждый вечер приносил с собою такое раздражающее, напряженное, пряное ожидание приключений, что всякая другая жизнь, после дома терпимости, казалась этим, ставшим со временем ленивым, безвольным женщинам, пресной и скучной». (А. Куприн)

«Не зная такого обстоятельства некоторые благородные дамы от нечего делать и от избытка материальных средств изъявляли свою заботу о падших женщинах. Надо сказать, что их благотворения и морализация были так сильны, что даже из „магдалинского приюта“» для кающихся проституток одно время было признано полезным выдавать «магдалинок» замуж за солдат. Этим путем хотели «не дозволить псу возвратиться на свою блевотину». Благородные дамы принимали самое теплое участие в устройстве браков с проститутками и давали даже невестам приданое, имевшее для солдатиков свою притягательную силу. Они женились на «магдалинках», конечно всего менее заботясь о глубине и искренности их раскаяния, «лишь бы получить сто рублей и кой-что из одежи». Затем, разумеется, утешив дам актом своего бракосочетания и воспользовавшись тем, чем каждый из супругов считал удобным для себя воспользоваться, они сепарировались и расходились каждый восвояси.

Анекдоты при этом случались самые курьезные. «Псы» опять возвращались на свою блевотину, но только саморазврат заменялся развратом «по согласу», с мужнего позволения. Бывали случаи, что супруг-солдат с самого своего свадебного пира сам отпускал свою новобрачную супругу к одному из шаферов, в числе коих бывали «люди благородные», принимавшие на себя шаферские обязанности, чтобы «быть на виду», угождая дамам участием в их гуманных затеях.

Женатых таким образом солдатиков трудно строго и винить за то, что они так охотно сбывали с рук полученных ими избалованных жен. Куда ему, бедняку, в его суровом положении, этакая жена, с ее отвычкою от всякого тяжелого труда и с навыком ко всякому «баловству?»

Солдатик, женившийся на проститутке всего чаще по инициативе начальства, желавшего доставить субъекта, нужного для предположенной дамой «магдалининой свадьбы», подчинялся своему року и брал то, что ему на что-нибудь годилось: а жену, обвыкшую «есть курку с маслом и пить сладкое вино», сидя на офицерских коленях, пускал на все четыре стороны, из которых та и выбирала ту самую, с которой она была больше освоена и где она надеялась легче заработать сумму, какую обещала платить мужу, пустившему ее «по согласу».

Таковы были «иронические» результаты этой игрушечной затеи сентиментальной и мечтательной морализации, которая, впрочем, довольно скоро надоела, и с нею покончили». (Н. Лесков)

Не правда ли, странно читать в исторической главе о падших женщинах и их благодетельницах, но ведь и это история жизни человеческой, которая заслуживает того, чтобы о ней знали, тем более, что поведали нам ее замечательные писатели.

Теперь обратим свой взгляд в другую сторону — на науку. В России во времени словно бы все немыслимым образом спрессовано: 1861 год — отмена крепостного права, фактического рабства, 1857 год — рождение Константина Эдуардовича Циолковского — основоположника теории межпланетных сообщений, пионера космонавтики и ракетной техники. Первый космонавт Мира Юрий Гагарин говорил о нем: «Циолковский — это мыслитель, отдавший космосу всю жизнь, ученый с удивительно широким кругом интересов — от воздухоплавания до космонавтики, от аэродинамики до философии, от исследования океанских глубин до передачи мыслей на расстоянии».

Константин Эдуардович был одним из жителей Земли — «исполинского шара, мчащегося в космосе. Миллиарды лет летел он с огромной скоростью. Рождались и умирали его пассажиры. Обладатели того космического корабля владели лишь его поверхностью. Прикованные к нему незримыми путами тяготения, они долго не подозревали о своем нескончаемом путешествии, не чувствовали стремительного полета, не верили, что за пределами их мира существует иная жизнь, чужая и незнакомая». (М. Арлазоров)

Но вот однажды на земном шаре родился новый человек. Он разглядел то, о чем не подозревали остальные,— возможность сбросить оковы тяготения, улететь с шара, овладеть межпланетным простором. Он был мальчиком из небогатой семьи, в детстве практически потерявшим слух, отчего не имел возможности получить серьезное образование. Но его жажда к познаниям преодолела эту преграду. Помогли книги. Он устремляется «в поиск великих дел, чтобы заслужить одобрение людей и не быть презренным». Он мечтал: «Нельзя ли изобрести машину, чтобы подняться в небесные пространства?» Его увлекла астрономия: «Я считал и считаю не только Землю, но и Вселенную достоянием человеческого потомства. На последний план я ставил благо семьи и близких. Все для высокого. Я не пил, не курил, не тратил ни одной лишней копейки на себя, жил всегда почти впроголодь, был плохо одет. Умерял себя во всем до последней степени. Терпела со мной и моя семья».

Несмотря на бедность у себя дома Циолковский лишь с кустарными подручными средствами в руках создал первую в России аэродинамическую лабораторию. Он впервые обосновал возможность использования ракет для межпланетных сообщений, указал рациональные пути развития космонавтики и ракетостроения, нашел ряд важных инженерных решений конструкции ракет и жидкостного ракетного двигателя. Технические идеи Циалковского находят применение при создании ракетно-космической техники. Вот какой удивительный ученый родился в век рабства в России.

Еще один русский ученый — химик, физик, метролог Дмитрий Иванович Менделеев подарил миру фундаментальный закон природы — «Периодическую систему химических алиментов». Свои соображения ученый очень долго не мог представить в виде ясного обобщения, строгой и наглядной схемы. Как-то после трёхдневной напряжённой работы он прилёг отдохнуть и забылся сном. Потом рассказывал: «Ясно вижу во сне таблицу, где элементы расставлены, как нужно. Проснулся, тотчас записал на клочке бумаги и заснул опять. Только в одном месте впоследствии оказалась нужной поправка». Вот вам ярчайший пример психического воздействия усиленной работы на мозг человека.

Следует в этой сжатой исторической главе упомянуть и о художниках России. Здесь произошло необычное их объединение «Товарищество передвижников». В своей деятельности передвижники вдохновлялись идеями народничества. Как же возникло это общество? В 1863 году четырнадцать самых выдающихся учеников имперской Академии художеств, допущенных до соревнования за первую золотую медаль обратились в Совет Академии с просьбой заменить конкурсное задание, а именно написание картины по заданному сюжету из скандинавской мифологии, на свободное написание картины на избранную самим художником тему. На отказ Совета в этой просьбе все четырнадцать человек покинули станы Академии. Вскоре именно они организовали «Товарищество передвижных художественных выставок». Выставки эти переезжали из города в город и были доступны не только избранному обществу, но и простому люду.

В состав передвижников в разное время входили И. Репин, В. Суриков, В. Маковский, А. Саврасов, И. Шишкин, В. Васнецов, А. Куинджи, И. Левитан и многие другие. Русские художники, как никакие другие художники в мире уделяли большое внимание народной жизни. То же самое относится и к русским поэтам и писателям. Вот лучшие из них.

Используемая литература:

Э. Роадзинский «Александр П. Жизнь и смерть» М. Изд-во!АСТ» 2006 год.