Себастьян Брант и его корабль, заполненный дураками.


</p> <p>Себастьян Брант и его корабль, заполненный дураками.</p> <p>

Пожалуй, именно немецкие гуманисты, как никакие иные гуманисты эпохи Ренессанса, обратили свой пристальный взгляд на порочные стороны человеческой жизни, стали обличать их — и то едко, то озорно высмеивать в своих сатирических произведениях. Эразм Роттердамский посвятил этой теме книгу на первый взгляд под кажущимся несуразным названием «Похвала глупости». Себастьян Брант посадил своих «героев» на корабль дураков, который и по сию пору болтается в бурных водах житейского моря.

Брант был профессором Базельского университета, и, по всей вероятности, не понаслышке знал о многих человеческих пороках. Потому-то ему в голову пришла идея свести на палубе одного корабля дураков всех видов и всех сословий и устроить им смотр, да такой, чтоб не на жизнь, а насмерть. Быть может, выведутся?..

Сборник стихов под названием «Корабль дураков» был написан на простонародном немецком языке, который автор подслушал на улицах и площадях. Здесь панорама человеческих недостатков, обличающих и вразумляющих, разворачивается во всю ширь. И становится понятно, что «уже не дьявол калечит мир, — его калечат и портят неразумные представители рода человеческого. От них на земле все пошло вкривь и вкось с тех пор, как люди, забыв о разуме, стали рабами глупости. Зная, какой убедительной силой обладает насмешка, Брант направо и налево раздает дурацкие колпаки. Поэт и на себя напяливает шутовской колпак, дабы получить право безнаказанно говорить людям правду. Он не церковный проповедник – он умный шут, находчивый, наблюдательный, веселый». (В. Пуришев)

И любимый народом.

Надо сказать, немецкий народ не прочь был повеселиться — внести свежую струю в однообразие повседневной жизни. Насмешки – доброжелательные или едкие, злые — стали яркой национальной чертой. На уличных праздниках устраивались шумные представления, карнавалы, где главными героями были шуты, носившие залихватски пышные титулы: Король глупцов, Герцог простофиль, Епископ драконов. Шутовские бубенцы, звонко звеня, то и дело заглушали заунывное церковное пение и нарушали тягостное показное благолепие существующей действительности.

Под просторным шатром глупости Себастьян Брант снаряжает свой «Корабль дураков» и делится своими впечатлениями и планами. Вот так профессор университета, не чураясь назвать себя дураком, пустился в плавание не только ради того, чтобы искоренить глупость, но и во имя исправления рода человеческого.

Итак, Себастьян Брант начал свою книгу со следующих строк:


Когда с таким трудом, упорно,
Корабль я этот стихотворный
Своими создавал руками,
Его наполнив дураками,
То не имел, конечно, цели
Их всех купать в морской купели:
Скреб каждый собственное тело.
Но тут еще такое дело:
Мне в книгу некие болваны –
Они изрядно были пьяны –
Подсыпали своих стишков.
Но среди прочих дураков
Они, того не сознавая,
Под жарким солнцем изнывая,
На корабле уже и сами
Валялись все под парусами:
Я им заранее, на суше
Ослиные наставил уши!
Ну с богом! В путь пускайся судно!
Рожать глупцов довольно трудно –
Особый нужен здесь талант!
А я – дурак Себастиан Брант.

Принялся он писать, быть может, от того, что крайне был недоволен той литературой, которая которая лежала на прилавках средневекового рынка, и по этому поводу часто сетовал:


Душеспасительные книжки
Пекут у нас теперь в излишке,
Но, несмотря на их число,
Не уменьшалось в людях зло:
Писанья эти ничему
Теперь не учат! В ночь и в тьму
Мир погружен, отвергнут богом, —
Кишат глупцы по всем дорогам.
Жить дураками им не стыдно,
Но узнанными быть обидно.
«Что делать?» – думал я. И вот
Решил создать дурацкий флот.
В моем зерцале дураков
Дурак узрит, кто он таков,
И, приглядясь к себе, увидит,
Что из него мудрец не выйдет.
Что не дано, то не дано!
Итак, внимательно читай
Ты эту книгу и считай,
Что, коль не назван в ней пока,
Избавлен ты от колпака.
Кто мнит, что он не мой герой,
Примкни покуда к умным в строй
И потерпи, будь малый скромный, —
Колпак получишь преогромный.

Поэт осматривает свои стройные ряды и первым делом обращает внимание на ремесленников-мастеров. Каковы они? А судно в это время отчаливает,


Под скрип снастей, под всплески весел
С мастеровыми всех ремесел
Корабль от берега плывет
По вольному простору вод.
Мастеровые эти люди
Везут своих цехов орудья.
Но нет респекта в наши дни
К ремеслам. Портачи одни
И проходимцы-шарлатаны
Преуспевают, как ни странно.
Все – хоть ни два ни полтора –
Сегодня лезут в мастера:
Ремесел много – и теперь им
Житье, невеждам-подмастерьям,
И даже тем, кто и недели
Учиться делу не хотели!
Работают того лишь ради,
Чтобы соседу быть в накладе.
Чуть цену сбавил – хоть беги:
Все в городе тебе враги!
Иному, впрочем, на работу
Не жаль ни времени, ни пота,
А сделал – все не так, как надо!
Но он из Обезьянограда,
И не было такого чуда,
Чтоб мастер дельный был оттуда!

А вот шеренга нерадивых родителей, которые и себе и детям на горе родились.


Глупцов глупей, слепцов слепей
Те, кто не воспитал детей
В порядочности, в послушанье,
Не проявив забот и тщанья,
Чтоб, как без пастыря ягненок,
В пути не сбился их ребенок.
И пусть – в дурной игре повинный –
Сам папенька с невинной миной
Не говорит: «Все создал бог, —
Исправишь ли того, кто плох?»
Неправда! Учится ребенок
У мудрого отца с пеленок.
Кто думает не так – дурак,
Ребенку и себе он враг!
Все на лету хватают дети,
Соблазну попадая в сети.
Гнуть деревце ты можешь смело,
Пока оно не повзрослело,
А взрослое пригнул – сломалось!
Накажешь розгой… ну, хоть малость,
И смотришь – дурь из шалуна
Безбольно выгнала она.
Лишь строгостью добьешься толка:
Сорняк пророс – нужна прополка.

А вот строгое предупреждение поэта клеветникам:


Кто распри вспахивает поле,
Под жернов ляжет поневоле.
Почти всегда наверняка
Мы узнаем клеветника,
Хоть он коварен и хитер:
Дымиться шапка – значит, вор!

А вот обращение к скряге:


Дурак – добро копящий скряга,
Ему его добро не в благо.
Кто бренных ценностей взалкал –
Втоптал живую душу в кал.

Живая душа гибнет и у того, кто решил предать своего друга:


Кто друга обобрать намерен,
Что предан был ему и верен,
И прямодушен был весьма, —
Тот, видимо, сошел с ума.
На что был Юлий Цезарь гений
И словопрений и сражений,
Но, мир вкушая, гений сей
Дал как-то маху, ротозей:
Письмо не сразу прочитал, —
И Брут в него вонзил кинжал.

А вот что происходит с душой того, кто неравнодушен к женскому полу и склонен к волокитству.

Кой кто мог мудрым слыть, когда б

Он не был блудодейству раб.

Он женский пол чрезмерно любит

В себе живую душу губит:

Как богу богово воздать

Коль слишком дамам угождать?

Хоть знатный будь, хоть низкий люд,

Беда и срам – цена за блуд.

Крепко досталось от поэта и бражникам-гулякам:


Колпак ты на того надень,
Кто день и ночь, и ночь и день
Рад брюхо поплотней набить
И полной винной бочкой быть,
Как будто жизнь он взял на откуп
С единой целью: больше в глотку б!
Он за день виноградных лоз
Погубит больше, чем мороз.
Дадим такому человечку
На корабле глупцов местечко!
С ума сведет его вино –
Под старость скажется оно:
Трясуч, дурашлив, голос пропит, —
Свой смертный час он сам торопит.
На свете нет порока гаже:
Муж просвещенный, мудрый даже,
Предавшись пьянству до конца
Лишится славы мудреца.

А вот строки о слугах, которые пытаются угодить сразу двум господам — душе и деньгам:


Тот глуп, скажу без церемоний,
Кто служит богу и мамоне.
Слуга, служа двум господам,
Ни тут не справится, ни там.
Кто хочет жить с пяти ремесел,
И об одном бы думать бросил.
С одной собакой, хоть убейся,
Поймать двух зайцев не надейся;
Не то что двух – скорей всего
Не схватишь ты ни одного.
Кто много должностей имеет –
Ни на одной не преуспеет.

А вот поэт проходит мимо многочисленного строя болтунов и отсчитывает их:


Иной бы умным показался,
Когда б, на грех, не разболтался.
Забарабанил дятел в ствол –
К своим птенцам врага привел.
Молчанье – щит от многих бед,
А болтовня всегда во вред.
Язык у человека мал,
А сколько жизней он сломал,
Свой проявляя низкий норов, —
Виновник сплетен, склок, раздоров!
Язык лишь тем вредить не в силе,
Кто вечным сном уснул в могиле.
Язык – хитрец и лжец исконный,
Толкует вкривь и вкось законы,
Добро он в зло преобразит,
Любую правду исказит,
И без суда наверняка
С сумою пустит бедняка.
Что болтуну? Как хочет врет.
Вранье щекочет сладко рот,
И ради красного словца
Продаст и мать он и отца.
Разинутый не в меру рот
Отвратнейшую дрянь сожрет.
Дурак красно болтать желает,
Мудрец молчит и размышляет.
Дороже ценится молчанье,
Чем празднословья недержанье.
Молчанью – золото цена,
А речь бесценна, коль умна!

Вот строки, обращенные к тем, кто в своем глазу бревна не видит, а вот в чужом…


Куда как жалок тот учитель,
Чужих пороков обличитель,
Кто, зараженный ими сам,
В себе не видит их! О, срам!
Поистине, как говорится:
«Врачу б сначала исцелиться!»

А вот строки о тех, кто любит откладывать искоренение своих пороков в долгий ящик.


Клянется часто сын заблудший:
«Уж завтра-то я стану лучше!»
Но это «завтра» никогда
Не наступает, вот беда!
Как снег растаявший, как дым,
Заветный день неуловим.
И только одряхлев, глупец
В то «завтра» вступит, наконец,
Расслаблен, немощен уже,
С тоской раскаянья в душе.
Спеши сегодня лучше стать –
Не будешь завтра так страдать.
Звучало нынче божье слово,
А прозвучит ли завтра снова?
Кто исправляться завтра любит
И все грешит, тот душу губит.

А вот сетования в адрес плохих, зловредных жен:


Дабы не вызвать нареканий,
Я вас предупрежу заране:
Достойных женщин ни одним
Стихом не трону я своим,
Но осужденья заслужу,
Когда плохих не осужу.
Жена, коль не глуха к внушенью,
Не столь падка на искушенья.
Муж ласков, коль жена нежна,
И он суров, коль зла жена.
Но раз у бабы лютый норов,
Не оберешься разговоров:
Брань, верещанье, воркотня
И ночью, и в теченье дня,
Попреки, плюхи, пыль столбом
И ложь на лжи – хоть в стену лбом!
Брань не смолкает и в постели:
Супруг несчастный терпит еле,
Внимая проповеди в час,
Когда сам пастырь спит у нас.
Тянуть с женой веревку станешь –
Знай – никогда не перетянешь!

А вот строки о неразумных греховодных женах, некоторых покладистых мужьях и добрые советы поэта семейным парам:


Хоть будь красавицей жена,
Но если дурой рождена,
С ней, как с глухой кобылой мука:
Как ни причмокивай, ни нукай, —
Пошел на ней пахать, — бог мой! –
Бороздки ни одной прямой!
Жена, что служит всем примером,
К таким привержена манерам:
Глаз на мужчину не поднимет,
Словца любезного не примет,
Боясь, что льстивый лгун-угодник –
Злой волк в овечьей шкуре – сводник…
Париса некогда сама
Елена не сведи с ума,
Дидона не прельстись Энеем, —
Судьба бала б добрей к обеим!
Коль муж уверясь, что жена
Заведомо пред ним грешна,
Жить продолжает с нею, он,
Я полагаю, не умен:
Он сам способствует жене
И впредь блудить на стороне.
Язвят соседи: — Не иначе,
Как в доле он с женою падшей,
И с ней, деля барыш развратный,
Он любит слушать, вероятно,
Кладя доходы в кошелек,
Ее слова: «Мой муженек,
Мой Гансик, знай, что из мужчин
Мне всех желанней ты один!..»
С ума все кошки сходят, лишь
Отведают впервые мышь,
А женщины, вкусив однажды
Любви с другим, любовной жажды
Не могут утолить: чем чаще,
Тем грех прелюбодейства слаще!
Что стыд, что честь, что мужа власть?
С мужчиной новым жарче страсть!
Поэтому мужьям и нужно
Жить с женами в согласье, дружно,
Чтоб повода не подавать им
Ко внесупружеским объятьям.
С женою обращайся ровно,
Порадуй ласкою любовной,
Не ссорься с ней по пустякам,
Не доверяй клеветникам,
Но, чтоб не каяться потом,
Зови гостей пореже в дом!
Знай: чем жена твоя пригожей,
Тем осторожней будь и строже –
Ведь мир коварством, ложью жив,
И каждый скрытен и фальшив.
В дом к Менелаю не вотрись,
Прельщен Еленою, Парис,
С женой остался б царь спартанский –
И не было б войны Троянской.

А вот строки о поганой мужской похоти:


Грех похоти, мужской – тем паче,
Сравнить могу я с девкой падшей,
Что у порога сидя, в дом
Зовет прохожего: «Зайдем!»
И ложе по цене дешевой
Со всяким разделить готова
Суля обманчивое счастье
Поддельной, всем доступной страсти.

А вот строки о не в меру увлеченных своей внешностью мужчинах:


Дурацкую тот варит кашу,
Кто мнит себя умней и краше
Всех остальных, кому не лень,
Как одержимому, весь день
Глядеться в зеркало, себя,
В зеркальном облике любя.
Но женщин я б не упрекал,
Что жить не могут без зеркал, —
Их все-таки, бедняжек, жаль:
Год учатся носить вуаль!

А вот строки о не в меру гневливых людях:


Впадает в грех, кто был несдержан,
Кто гневу быстрому подвержен.
И благочестью гнев вредит:
Что за молитвы, коль сердит?
Лишась тигрят своих, тигрица
Не так, пожалуй, разъярится,
Как вспыльчивые дураки,
Что на внезапный гнев легки!
Ум и в седле уравновешен,
Гнев, на осле несется, взбешен.

А вот добрый совет страждущим больным людям и их лекарям:


Пусть жизнь в больном уж еле тлеет,
Отчаиваться врач не смеет,
И пациент, покуда дышит,
Пусть бодрый глас надежды слышит.

А вот добрый совет людям, как можно дальше отойти от сплетен, постараться избежать их:


Кто хочет с миром ладить, тот
Немало горечи испьет,
Выслушивая, как о нем
Под собственным его окном
Такое говорят, что гаже
Придумать невозможно даже.
Поэтому блаженны те,
Кто, равнодушны к суете,
Покоя мудрого взыскуя,
Отвергли маяту мирскую –
И, в горы, в долы удалясь,
Мирских грехов отмыли грязь.
Но мир, однако, и таких
Не любит, не щадит он их,
О них, злословя, им не веря,
Всех лишь своим аршином меря.
Нет, да и не было от века
Такого в мире человека,
Чтоб угодил во всем любому
Болвану злому и тупому.
Заткнуть бы глотки болтунам –
Увы, не хватит кляпов нам!
Нельзя предусмотреть никак
Того, что сочинит дурак.
Так в мире повелось оно –
Избегнуть сплетен не дано:
Кто любит петь, кто кукарекать,
Баран-дурак привык бе-бекать.

А вот отповедь неправедным судам, у которых один лишь закон — мзда — и ничто иное:


А ныне мало ль городов,
Где и советы и суды
Бессовестные слуги мзды?
Так рушат правые порядки
Власть, кумовство, корысть и взятки!..
Бывало, мудрый государь,
Ученые, бывало, встарь
В совет старейшин избирались;
А преступления карались;
В довольстве люди жили мирно.
Но глупость полог свой обширный
Простерла над землею всей,
В свою вербуя рать князей,
Чтоб здравомудрость угнетать,
Любостяжанью волю дать
И чтоб неопытный совет
Гнездовьем был народных бед,
Которых множится число.
Вот глупости всесветной зло!

А вот строки о пагубном влиянии грубых танцев на нравственный облик людей:


На танцах сверх обычной меры
Нас тянет в дом мадам Венеры,
Амур нас дразнит, шалопут,
А добродетели – капут!
На всем на этом свете, право,
Я не видал вредней забавы
И омерзительнее срама
В дни сельских праздников в честь храма,
Когда забыв и стыд и страх,
Не только поп, но и монах
С толпой мирян во грех сей тяжкий
Впадает, оголяя ляжки, —
Кой что еще назвать я смог бы!
Им танцы – лаковые смоквы.

А вот отповедь тем религиозным орденам, которые не стыдятся просить милостыню и продавать направо и налево фальшивые реликвии церкви:


Глупцов мы и средь нищих сыщем,
Числа теперь не стало нищим:
Их братия не голодна,
Богатые есть ордена!
Но как ни велики богатства,
На бедность жалуются братства
И клянчат, не жалея слез:
«Подайте, как учил Христос!»
Завет о бедных и убогих
Обогащает нынче многих.
Кричит вожак: «В дорогу, братцы!
Мешки полны! Живей собраться!»
От века продавцы реликвий
Народ обманывать привыкли.
На паперти шумит базар,
Разложен плутовской товар –
Все тут священно драгоценно:
Из вифлеемских яслей сено
От Валаамовой ослицы
Кусок ребра; перо хранится
Архистратига Михаила –
Не сякрет в нем святая сила –
Тут есть уздечка боевого
Коня Георгия святого.
Тут все духовные столпы –
Монахи, схимники, попы.
Их благочестье – фальшь, игра:
Нельзя от волка ждать добра,
Хоть шкура будь на нем овечья!..

А вот горькие сетования поэта в адрес бестолкового транжиры:


Дурак большой, конечно, тот,
Кто промотать способен в год
То, чем безбедно мог бы жить
Всю свою жизнь и не тужить.
Но так как был он очень глуп,
То на издержки не был скуп
И задавал пиры с утра.
И вот – пойти с сумой пора!
Где прежнее великолепье?
Ходи босой. Носи отрепье –
Посмешище былым друзьям!
Тут плачь не плачь – виновен сам!

А вот совет отцу, желающему воспитать своего сына порядочным человеком:


Коль сбился твой сынок с пути,
Не медли: розгу в ход пусти,
Сумевши вовремя постичь,
Что бьет больнее божий бич!
«По правде, сын мой, поступай.
От истины не отступай.
И, в честности неколебим,
Ты будешь счастлив и любим.
Перед тобою – даль и ширь.
Так – в путь!.. Но денег не транжирь!
Останешься без кошелька,
Вот и намнут тебе бока.
Смотри, не очень заносись,
С умом к удаче относись:
Какой бы ни нашел ты клад,
Все может бог забрать назад.
Порою глянешь на иных:
Добро промотано в пивных.
Разумен будь! Не лезь в кабак!
Живи по средствам! Только так!..
Взвесь, разгляди себя, проверь:
Кем был ты, кто ты есть теперь,
Куда ты будешь занесен?..
И ты – безгрешен. Ты – спасен!..»

А вот предостережение пьющим о возможно плохом качестве выбранного ими напитка:


Бывает, что вино иное
Ведет и к вечному покою.

А вот мудрый совет хозяину дома, принимающему гостя:


Спрячь недовольство, хмурость, злость,
Когда к тебе приходит гость.
Радушьем теплым встреть его, —
Себя уважишь самого.

А вот отповедь поэта гнусным подхалимам:


Эй, лизоблюды, паразиты,
Вас повезет корабль сердитый,
Вас, шаркунов придворных, льстивых,
Обманывающих господ
И презирающих народ!
Ища местечка потеплее,
На славословья не жалея
Ни фимиама, ни елея,
Питается холуйский люд
Лизанием господских блюд.
Что подхалиму честь, когда –
Глядишь – сам вышел в господа
За то, что знал, как с ловчей птицей,
С конем дворцовым обходиться,
Умел держать по ветру нос,
Лгать и хвостом вилять, как пес!
Кто в ход пускает ложь и лесть,
Тому легко высоко влезть,
Хоть раньше он и на порог
Хором таких ступить не мог.
Льстецов бесстыжих обожают,
Их за дворцовый стол сажают;
Они в фаворе, потому что
Двор не имеет в чести нужды.

А вот отповедь поэта в адрес ведущей отрасли науки средневековья – алхимии:


Здесь архидурье плутовство –
Алхимией зовут его.
Вот этот, мол, наукой ложной
И золото в ретортах может
Искусственным путем добыть, —
Лишь надо терпеливым быть.
О, сколь неумные лгуны –
Их трюки сразу же видны! –
Кто честно и безбедно жили
Все достояние вложили
В дурацкие реторты, в тигли,
А проку так и не достигли.
Сказал нам Аристотель вещий:
«Неизменяема суть вещи»,
Алхимик же в ученом бреде
Выводит золото из меди,
А перец – из дерьма мышей
Готовится у торгашей.

Досталось от поэта и представителям науки, связанной со звездоведением.


Глупцов безмозглых предсказанья
Мозг обрекают на терзанья.
Что бог сулил нам в мире этом,
То по созвездьям и планетам,
Забыв, что ими правит бог,
Предречь нам тщится астролог,
Что будто мы постигнуть можем,
Что уготовил промысл божий…
Хоть не язычник он, слепец,
Но он христианин-глупец:
Ужель в созвездьях разберешь
Какой хорош иль не хорош
Для купли день и для продажи,
И для строительства, и даже
Для объявления войны,
И для женитьбы, между прочим,
И для всего, о чем хлопочем?
С прискорбием гляжу теперь я,
Как расплодились суеверья:
Толкуют тот или иной
Крик птицы в тишине ночной,
И сны берутся толковать,
И прорицать, и колдовать,
Тщась от луны добиться ясной
Того, что просят день напрасно.
Да чернокнижья лжеученье
Теперь для многих – увлеченье!
Как простолюдье, так и знать
Все тайное хотят познать –
И обязаться чем угодно.
Но все напрасно, все бесплодно!
Они не только бег планет
Истолковать дерзают, — нет! –
По ходу звезд хотят исчислить,
О чем способна муха мыслить,
И приговор судьбы грядущей:
Кому привалит куш большущий,
Кто будет счастлив, кто умрет.
Когда б учений ложных зло
Бед и напастей не несло,
Не утверждали б мы так смело,
Что это дьявольское дело.
А надо бы к сему причастных
Лжепрорицателей опасных
Судить, карать, и очень строго:
Бог не подвластен астрологу!
Но божья милость оскудела –
И процветает черта дело!
Морочат чепухой народ!
От глупостей весь мир оглох.
Глупец глупцам – пророк и бог!

Поэт, куда ни кинет взгляд, всюду встречает обман.


Трактирщик с гостя лишку хватит,
А гость фальшивыми заплатит.
Повсюду фальшь, обман, коварство:
Уж не антихристово ль царство?

А коль столь уж плачевно сложились дела в стране, то стоит предложить дуракам устроить «лентяйский край – обетованный рай, где и создать отечество от всех вдали», чтобы добрые люди смогли бы вздохнуть свободно.

Вот к какому печальному выводу пришел университетский профессор и народный поэт Себастьян Брант, который предпочел создать панораму человеческих пороков и высмеять их, чем бесплодно продираться сквозь тернии религиозной теологии, на которые человечество потратило так много времени и о которые сломало так много копий. Поэт решил посвятить свою жизнь мудрости и простоте.

Когда Себастьян Брант шагнул за шестидесятый рубеж своей жизни, она склонилась к закату, ибо «хворь встала начеку, как ловкий вор» и унесла с собой жизнь поэта. Никому еще не удалось обмануть коварную бестию по имени Смерть. А вот дурь и глупость на земле остались, но, быть может, благодаря поэту, строй этих многочисленных представителей рода человеческого хоть немного да поредел?.. Кто ответит?