Истинно русским человеком был тверской купец, а значит и путешественник Афанасий Никитин. Дата рождения его неизвестна, известна лишь приблизительная дата смерти – 1475 год от рождества Христова. Если бы этот смелый и талантливый человек не оставил после себя путевых заметок, то и дату смерти его никто не знал бы. Имен купцов – отважных покорителей неведомых просторов было много – заморские товары доставались нелегким путем, однако написать о своих приключениях ни у кого руки не доходили, да и таланта на это не хватало. У Афанасия же хватило.
Однажды решил отправиться купец Афанасий Никитин за три моря:
Пустился он с караваном своих судов в 1466 году в Персию и Индию. Закупал и продавал там товары свои, да заметки о приключениях записывать не забывал. Вот что об историческом значении путевых записок Никитина сказал историк Карамзиным: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоанного века. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Марабара и беседовал с жителями о догматах их веры».
Вернулся Афанасий Никитин из своего путешествия в 1472 году.
Об Индии в те времена знать никто ничего не знал, но «Сказания об Индийском царстве» уже были. И гласили они: «Там небо и земля встречаются. И живут в одной области немые люди, а в другой – люди рогатые, а в иной земле – трехногие люди, и есть земля, где у людей половина тела песья, а половина человечья. Родятся в этом царстве звери: слоны, дромадеры, крокодилы и двугорбые верблюды. Крокодил – лютый зверь: если он, разгневавшись, на что-нибудь помочится – на дерево или на что-нибудь иное, — тотчас же оно сгорает огнем. Есть птица ног, она вьет себе гнезда на пятнадцати дубах. Есть в царстве птица феникс; в новолунье она свивает себе гнездо, приносит с неба огонь, сама зажигает свое гнездо и сама здесь тоже сгорает, и в этом пепле зарождается червь, покрывается перьями и потом становится единственной, той же самой птицей».
Зафиксированные в истории мнения иных «очевидцев» были не менее фантастичны: «Эти индийцы – убийцы, сквернотворцы и гневливы сверх всякой меры; а во внутренних областях их страны – там едят людей и убивают путешественников, и даже едят как псы. Другой закон у гилий: жены у них пашут и строят дома и мужские дела совершают, но и любви предаются сколько хотят, не сдерживаемые своими мужьями и не стыдясь; есть среди них и храбрые женщины, и умелые в охоте на зверей. Властвуют жены эти над мужьями своими и повелевают ими. Есть места, где несколько мужей с одной женою спят, и многие жены с одним мужем связь имеют и беззаконие как закон отцов совершают, никем не осуждаемые и не сдерживаемые.
Амазонки же не имеют мужей, но, как бессловесный скот, единожды в году, близко к весенним дням, выходят из своей земли и сочетаются с окрестными мужчинами, считая то время как бы неким торжеством и великим праздником. Когда же зачнут от них в чреве, — снова разбегаются из тех мест.
Мы же, христиане всех стран, где веруют во святую Троицу, в единое крещение и исповедуют единую веру, имеем единый закон, поскольку мы крестились во Христе и во Христа облеклись, посему к сим гнусностям отношения не имеем.
Но здесь есть место, где посреди царства течет река из рая Эдем, в той реке добывают драгоценные камни. Нет в этой стране ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека, потому что земля полна всякого богатства».
Такие невероятные представления об Индии были у русских людей в ХП веке. Если бы, мой дорогой читатель, собрать все представления об этой стране всех странствующих по ней путешественников или слышавших о ней, получился бы очень занимательный рассказ о том, чего нет и не могло быть, но чему беспрекословно верили.
Убедиться в правильности фантастических сведений не было никакой возможности до тех пор, пока монгольское владычество прочным барьером отделило русскую землю от южных стран. Но как только гнусное иго было сброшено, первопроходцы не заставили себя долго ждать. Насколько можно предположить, купец Афанасий Никитин отправился в дальние страны не только за экзотическими товарами, но и имел от московского правительства поручение составить точное экономическое и политическое описание стран, в которых ему придется побывать.
Этот, предполагаемый сухой отчет, он обратил в высокохудожественную форму. Начал купец свое повествование, как и положено путевым заметкам, от родного порога:
Выбравшись с немыслимыми потерями из родных краев, наполненных разбойными шайками, оставшимися от татарской орды, караван Никитина двинулся через Персию к морю Индийскому.
И вот купеческий караван достиг пределов загадочной Индии. «Джунгли здесь злы, непролазны, неезжены». Зато товары заморские невиданные: краска индиго, халцедон, корица, гвоздика, перец, пряности, мускат, имбирь. Афанасий вечером после утомительного перехода открывает свои записи и продолжает их:
Если купцу Никитину удалось сохранить свою веру христианскую в Индии, захваченной в те годы арабами-мусульманами, то труднопроизносимое для арабов имя Афанасий было заменено более простым — Хозе Юсуф Хоросанин. С этим-то именем русский путешественник и продвигается дальше вглубь Индии. Новые заметки появлялись в его отчете:
Делать «базы миканет» – значит танцевать, играть. Принимали ли участие купеческие сыны русские в деле «базы миканет» — не знамо, не ведомо. А вот то, что Никитин предвосхитил мысль Чарльза Дарвина о том, что из обезьяны труд сделал человека, оспариванию никак не подлежит. Это ясно как божий день.
И еще на одну вещь хочу обратить внимание. Как по-детски наивно, искренне написаны путевые заметки. Написаны не хилым заморышем, а могучим отважным мужиком. Воистину мудрое и ласковое изречение «будьте как дети» – так близко милой натуре этого славного человека.
Он, купец, человек дела, должен был бы просчитывать досконально все свои торговые операции, а, поди ж ты, верованиями неведомыми заинтересовался. Редко встречаются в характере деловых людей такие качества, как заинтересованность вещами, отвлеченными от бизнеса. Афанасий же наш не таков.
Подумать только, как с многочисленными завоеваниями все смешалось в религиозном мире разных стран…
А вот Афанасий Никитин удостоен чести побывать на пиру у боярина знатного Меликтучара великого.
Но как бы хорошо в гостях ни было, а дома лучше. Тянет Афанасия Никитина на родину, сил никаких нет, как тянет. Томление, тоска, горечь, безысходность слышатся в его голосе:
Не привез богатых заморских товаров Афанасий Никитин на родину. Вернувшись, упал он всей грудью своей истомившейся на землю родную, обнял ее нежно, трепетно потому как
Ах, Афанасий Никитин, Афанасий Никитин! Твои бы слова да богу в уши… У нас уж третье тысячелетье на дворе, а «бояре» все остаются людьми недобрыми. Поназвали они себя именами разными: и президенты есть, и председатели, и командиры, и комиссары, и мэры, и губернаторы, вот только военачальники не удумали еще воеводами назваться. Зато умудрились все с ног на голову поставить: слуги народа почем зря его же и эксплуатируют, а новые русские живут как негры – больно уж кучеряво. И вся рать эта многочисленная, как может, грабит землю русскую, распродает богатства российские кому ни попади, а денежки в карман кладет. Они у нас взяткой называются.
Да и народ недалеко ушел. Пьянствует, сорит везде, ленится. На одного талантливого человека, такого талантливого, что всякая иная страна его заполучить хочет, тысяча бездумных бездельников приходится. Одна у них присказка: мол, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. По-прежнему им хочется все по щучьему велению получать, да при этом еще и с печи не слезать. И когда же за ум-то возьмутся – неведомо? Когда «земля Русская устроится в справедливости, славе, могуществе?» — не знамо.
Лев Гумилев приободряет: «Русские, мол, относительно Западной Европы – не отсталый, а молодой этнос». Доколе же голоштанными будем бегать перед цивилизованным миром? Доколе будем ходить туда – не знамо куда, приносить то – не знамо что?..
Однако, есть одна очень славная черта у русского народа – мечтательность. Мечтает он о душевном, а не о тленном, телесном. Отчасти и от этого благосостояние свое земное устроить не может. Думает: авось и так проживу.
И живет, удивительно, но живет. Сеет, пашет, ткет, родит, растит… Не унаывет.
Потому что есть у него такие люди, которые ничего не боятся, новые дали неведомые открывают, после них по протоптанной дорожке остальные идут. Афанасий Никитин путь в Индию проложил, а за ним, глядишь, уже другой купец кричит на весь базар:
— «А тут орех мускатный из самой Гиндии, за пригоршню семь волов дают. А шафран – из самой Персиды, опять же за пригоршню коня нужно отдать Гей-гоп!» — и дальше расхваливает свой товар, набивает цены, сыпет словами:
— Ну-ка, навались, берите ромейские паволоки, хоть и самого князя в них можно одеть, не то что ваше полотно, водой моченое, солнцем беленое, а тут одной золотой нитки хватит, чтобы окутать весь ваш город с его валами и частоколами. А эти ножи, хоть на медведя с ними, хоть на тура иди – ребра раскроят, голову отрежут при одном взмахе! А уж перец – это лишь на золото. Вес на вес. Да только где вам взять золото, вы, наверно, и серебра еще не видели». (П. Загребельный)
Однако волнуется народ, приценивается, приглядывается, живет. Гей-гоп, гей-гоп!