Зарисовки в шванках из жизни разных людей.


</p> <p>Зарисовки в шванках из жизни разных людей.</p> <p>

О том, как жили люди тех времен, рассказывается в увлекательных немецких рассказах-шванках. Вот некоторые из них.

Этот шванк повествует о том, как подшутили друг над другом рыцарь и купец.

«Произошло сие событие в одном кабаке, в котором предавались не только беспробудному пьянству, вплоть до того, что вино, ударяя в голову, частично выходило и ртом, что нынче стало свинством обыкновенным, но и потешали, и развлекали друг друга всевозможными забавными рассказами, шутками и проделками. И вот после долгих бесед, в которых на свой лад блеснул умом каждый, явился один рыцарь насмешничать над сидевшим там же купцом и издевался над ним в следующих выражениях: „Вне всякого сомнения, худо приходится вам, купчишкам, вынужденным разъезжать по разным странам и возвращаться домой ой как нескоро.

А худо потому, что случается вам оставлять дома, в больших городах, ваших молодых и красивых жен, а уж в городах-то полно добрых и статных молодцев – порою и благородного происхождения, — вот потому-то в городах и бывают такие красивые дети, ведь похожи они не на главу семейства, а на какого-нибудь прохожего да проезжего. А у нас, рыцарей, таких забот нет: даже когда нам случается быть в отъезде, супруги наши пребывают в замках да во дворцах – и, следовательно, вдали от подобных искушений и соблазнов».

«Позволите ли вы, сударь, — сказал купец, — подшутив надо мной таким образом, выслушать и мои возражения. Если уж в наше отсутствие наши жены предаются любви с красавцами, то у нас, по крайней мере, рождаются красивые дети. А вы, в замках ваших, предоставляете кошке сторожить сыр, – и жен ваших в отсутствии мужа развлекают и утешают шуты, повара и конюхи, — потому-то на свете так много глупых, уродливых и даже темнокожих дворян. Вот ведь и пословица гласит: „Где благородство, там и уродство“».

Так-то шутка вышла боком самому шутнику». (Г. Кирхгоф)

А вот рассказ о несправедливости чиновников.

«Жил был мужик, изрядный дурень, державший добрый сыр не то в корзине, не то в комоде, да только сыр этот ели мыши. И была у того мужика здоровенная кошка, и посадил он ее в корзину стеречь сыр. А кошка возьми да и сожри и мышей, и сыр. Не так ли ведут себя светские и духовные князья, назначая, к примеру, чиновников над простым людом, которые, под предлогом, допустим, наказания, грабят людей как хотят, а потом и убивают, и высасывают у них кровавый пот, — а именуются при этом пастырями над стражами, но никто не сторожит от них, и бедному человеку приносят они страшный вред что в саду, что в огороде. Да разве же это дело – крыть крышу не кровлей, а кровельщиком, разве от этого станет в доме тепло и сухо?» (И. Паули)

А вот рассказ о том, что дурак мудрее царей в вопросах войны и мира.

«Шло однажды на войну войско, с оружием и обозом, как водится, и попался ему навстречу дурак, и спросил, чем это они промышляют. Ему ответили, мол, идут на войну. А дурак спросил: „Что такое война?“» Жжешь деревни, говорят ему, берешь приступом города, губишь вино и хлеб и убиваешь кого ни попадя. «А зачем?» — спрашивает дурак. «А затем, чтобы наступил мир». Дурак и говорит: «А ведь лучше было бы сразу наступить миру, а всем этим бедствиям не случаться вовсе. Выходит я умней ваших вожаков, потому как, по мне, лучше заключить мир перед войной, а не после нее». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как у священника деньги улетучились.

«Жил один богатый священник, у которого было много денег и, как положено при этом, немало забот. Куда бы он ни прятал свои сокровища, все, казалось ему, ненадежно: проведают и украдут. Наконец удумал он спрятать деньги в святом алтаре – так, мол, оно всего надежнее. Спрятал, да еще и написал: здесь покоится Господь Бог. Каково же было ему найти алтарь пустым, а под прежней надписью новую: „Господь Бог воскрес“. Так обошелся с ним один хитрец. Священник же, говорят, от огорчения умер». (И. Паули)

А вот рассказ о том, какая история случилась с мытарем и чертом.

«Послали однажды мытаря в деревеньку, чтобы взыскать долг с одного мужика. И предстал тут ему дьявол в образе обыкновенного крестьянина, и пошли они рядышком. А когда проходили одним селом, там заплакал ребенок, и мать его, осерчав, закричала: „Да замолчи ты, черт бы тебя побрал!“» И мытарь сказал черту: «Слышишь, тебе отдают ребенка, почему ты его не забираешь?» А черт ответил: «Женщина говорит не всерьез, она просто серчает».

Идут они дальше и видят на лугу стадо свиней, а одна свинья отделилась от стада – и бежать. Пастух еле догнал ее и говорит в сердцах: «Черт бы побрал всех этих свиней!» И опять удивился мытарь: «Вот и свиней тебе отдают, а ты все брезгуешь». А черт ответил: «Свинья мне ни к чему, а бедному пастуху пришлось бы уплатить за нее из своего кармана».

И вот пришли они во двор к должнику, а тот стоял у амбара и, увидев мытаря, принялся ругаться: «Черт бы побрал этого мытаря!» И черт сказал мытарю: «Слышишь, чего просит мужик? И он просит это, поверь, всерьез. Потому тебе придется пойти со мной». И увел мытаря. Посему всем мытарям надлежит перед тем, как взимать долг или налог, получать на это благословение Божие, потому как к черту их посылают постоянно». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как судились кузнец и плотник.

«Ехал на ярмарку один купец, и выпал у него из седла кошель, в котором было восемьсот гульденов. А по дороге шел плотник – и нашел кошель, и подобрал его, и понес к себе домой. Решил плотник припрятать его пока на случай, если кто-нибудь станет искать. А на следующее воскресенье священник той деревеньки, где жил плотник, провозгласил с амвона: потеряны, мол, восемьсот гульденов, и нашедшему их обещана награда в сто гульденов, ежели он их вернет.

И подошел плотник к священнику и сказал: «Зови-ка купца – деньги у меня!» Купец обрадовался, прослышав о находке, и поспешил к ним. Пересчитав деньги, он кинул пять гульденов плотнику и сказал: «Вот тебе пять гульденов от меня в подарок, а сто ты уже взял без спросу сам, потому что в кошельке было ровно девятьсот гульденов». Плотник ответил: «Я не таков. Ни одного гульдена я не брал, не то что сотни, я человек верующий».

А раз пошел такой спор, то решать его пришлось в суде. Заседали несколько дней, и к часу объявления приговора собралось множество народу, всем хотелось услышать, как решится дело. И спросили купца, правду ли говорит он. И купец ответил: «Да». И велит судья: «Подними руку и присягни». И купец присягнул. А потом судья спросил у плотника, может ли он присягнуть, что нашел не больше восьмисот гульденов. И плотник тоже присягнул.

И решил судья, что правы оба, — и купец, потерявший девятьсот гульденов, и плотник, нашедший восемьсот. А раз так, надобно купцу поискать человека, нашедшего девятьсот гульденов, кошель-то, видать, выходит, не его, раз он не мог назвать верную сумму, и плотник вправе распоряжаться находкой по своему усмотрению, пока не появится тот, кто потерял как раз восемьсот гульденов. И всем пришелся по сердцу такой приговор, и был он справедлив, потому что зло наказало само себя, и подтвердилась присказка: «Кто много хочет, тот мало получит». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как близкое соседство приводит к розни.

«В одной деревне враждовали друг с дружкой две соседки и норовили превзойти одна другую по части всяческих пакостей. Работящие они женщины и благочестивые, но сварливые и злые. Палисады у них были рядом, и стоило одной затеять уборку, как весь мусор летел через забор к соседке. Да не тут-то было – та подбирала мусор руками и перебрасывала обратно. И повторялось это по много раз подряд.

А одной из них и того было мало и задумала она вот что: набрала мелких камушков, накалила их, а потом, дождавшись появления соседки, высыпала через забор. Учуяв такое, соседка рванулась было голыми руками перекидывать мусор обратно, да обожглась о горячие камни. Стала она плевать на пальцы и заорала как оглашенная. С тех пор они ничего друг дружке через забор не кидали.

Говорит же Францискус Петрарка, что злоба и зависть проистекают из житья по соседству и находящиеся на достаточном удалении друг от друга подобных чувств не испытывают. Король Французский не испытывает ненависти к королю Сирийскому; ему нет до него никакого дела, а ненавидит он только своих соседей, будь это король Испанский или Английский. Вот их он и ненавидит, и нестерпимо ему быть не самым могущественным властелином во вселенной. Сильные мира сего норовят обвести друг дружку вокруг пальца, враждуют и завидуют, — ведь каждому досадно наблюдать, как богат и славен другой». (И. Паули)

А вот рассказ о том, к чему приводит чрезмерная скаредность.

«Жил-был один купец. И однажды ночью никак не мог он заснуть и метался по постели. Жена спросила его: „Чего тебе, муженек, не спится?“» – «Ах! – ответил ей муж, — ты смогла бы развеять мою печаль, если бы захотела». – «С радостью», — сказала жена. – «Видишь ли, завел я припас вина, хлеба, соли, мяса, сала и всего, что нужно, ровно на год за вычетом одного дня. Если бы мы смогли обойтись без еды один день, нам хватило бы на год. И вот пришла мне на ум одна уловка. С ее помощью мы этот проклятый день выгадаем. Когда вся наша челядь выйдет в поле, я прикинусь мертвецом. Ты позаботишься о саване, о кресте, о свечах и будешь бдеть возле тела и плакать. И когда вернутся они с поля, от горя не смогут взять в рот ни крошки».

Жене такая затея понравилась, хорошенько приготовились они оба, и когда люди вернулись с поля, предстала им плачущая возле трупа хозяйка. Люди перепугались, и каждый прочитал по пять раз «Отче наш». Помолившись за упокой и покончив с этим, слуги заговорили: «А теперь, хозяйка, тащи-ка еду». – «Как вы можете говорить о еде, когда у нас такое горе!?» – «Горе не горе, — ответили ей, — а есть-то надо. Давай-ка, пошевеливайся!».

А когда уселись они за стол и принялись за еду, мнимый мертвец подумал: «Уловка сорвалась, но ежели я сейчас оживу, они решат, что мертвец воскрес, ужасно испугаются, и у них кусок в горло от страха не полезет». И сел в постели, но один из батраков схватил топор и зарубил его насмерть. Хозяйка заорала на него: «Ах ты, подлый душегуб, ты убил моего мужа!» — А батрак ответил: «Как же так, хозяйка, ты сама сказала, что он умер, а тут, видать, бес вселился в его тело, вот этого беса я и выгнал, раз уж хозяин свое отжил».

Так вот теряют иные жизнь телесную и жизнь вечную, в жизни телесной воплощенную. Это ясно как божий день». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как некий юноша жил немым.

«Один князь путешествовал вместе с княгиней, и остановились они на ночлег в замке у некоего рыцаря. У рыцаря был сын, обделенный даром речи. За трапезой немой прислуживал присутствующим и вел себя при этом вежливо и благородно и достоинства своего не ронял. Князю захотелось побеседовать с ним. Отец юноши возразил: „Милостивый государь, он не может говорить, он немой“». Княгиня тут же сообразила: вот для меня слуга, о котором я мечтала: он не проболтается, перед ним нечего будет стесняться. И юноша пошел в услужение княгине.

И вот, когда князь, будучи уже дома, собрался в дорогу один, княгиня велела юноше подать ей в спальню вина, а тут, откуда ни возьмись, явился туда же некий рыцарь, и немому стало ясно, в чем тут загвоздка.

Год или два спустя князь отправился в гости к отцу немого и захватил его с собой, чтобы тот мог повидаться с родителями. На пиру князь спросил у хозяина: «А что, твой сын немой от рождения или вследствие какой-то болезни?» — И отец ответил: «Он вовсе не немой, он умеет разговаривать, но не умеет держать язык за зубами, он выбалтывает все, что знает, и порочит людей, хотя и говорит при этом чистую правду. Вот почему я запретил ему разговаривать, и с тех пор он молчит».

Князь обратился к владельцу замка: «Сударь мой, пусть же он заговорит, я прошу вас об этом». – И тот согласился. И Сын сказал: «Милостивый государь, во всем государстве нет худшей потаскухи, чем ваша супруга». Князь же ответил: «Ладно, помалкивай, ты сказал уже слишком много и не сказал мне при этом ничего нового». (И. Паули)

А вот рассказ о восторгах шваба в Италии.

«Приехал в Рим некий шваб, и оказался он среди итальянцев впервые, и налили ему доброго итальянского вина, а вино ему пить не приводилось отродясь, и не знал он, что это такое. И позвал он хозяина и спросил его тайком, что за сок тот ему поднес. Хозяин сообразил, что перед ним за птица, и сказал: „Сие слезы Божьи“». Тут шваб возвел очи горе и воскликнул: «О Господи, почему ты не плачешь у нас в Швабии?» (И. Паули)

А вот рассказ о том, как монах пробовал договориться с чертом.

Один монах гостил в доме у горожанина и служил Господу, но главным образом сражался с нечистой силой. И, наконец, он воскликнул: «Ответствуй мне, нечистая сила, как угодить тебе, чтобы ты оставила меня в покое?» – И черт ответствовал: «Выбирай одно из трех. Или согреши с хозяйкой дома, давшего тебе приют». Монах не захотел этого делать. «Или убей хозяина». Монах опять отказался. «Или, — сказал черт, — напейся допьяна». – «Ладно, — ответил монах, — так и быть – напьюсь».

А, напившись, согрешил с хозяйкой дома, а когда застал его за этим нечестивым занятием хозяин и захотел наказать – убил хозяина. Так он выполнил все три чертовы условия. Храни тебя от этого Господь». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как крестьянин поверил священнику.

«У одного крестьянина не было ничего, кроме коровы. И вот однажды пришла его жена с проповеди и сказала мужу, о том, что священник объявил: тому, кто пожертвует корову или еще что-нибудь на богоугодные дела, воздастся сторицей. Жена уговорила мужа пожертвовать единственную корову, чтобы получить за нее сторицей. Муж послушался и свел корову на двор священнику.

Священник запер ее в хлеву, а через некоторое время отправил на выпас, связав ее одной веревкой со своей собственной, чтобы они нашли дорогу к нему в хлев. Однако вышло наоборот, и корова крестьянина привела священникову к мужику на двор. К вечеру священник обнаружил пропажу обеих коров. Он поспешил к крестьянину и потребовал коров обратно. Мужик же ответил: «У меня ваших коров нет. Господь Бог должен был мне воздать сторицей, если то, что вы проповедовали, правда, а дал всего две, так что он мне должен еще девяносто восемь коров».

Пошли они в суд, однако тяжбу решили в пользу крестьянина». (И. Паули)

А вот рассказ о жадном священнике и бедной старухе.

«Ехал один духовный отец в чистом поле, и попалась ему навстречу старая нищенка, и попросила Христа ради пятак. „Нет, — ответил он, — это слишком много“». – «Тогда дай мне алтын». – «И этого много». – «Дай мне хоть грош». – «Много и этого». – «Тогда дай мне свое отеческое благословение». И священник осенил ее крестным знамением. «Видать твое благословение не стоит и гроша ломаного, не то бы ты поскупился и на него», — сказала старуха и поковыляла прочь». (И. Паули)

А вот рассказ об Александре Македонском и пирате.

«Александр Македонский прослышал об одном жестоком морском разбойнике, велел изловить его и доставить к себе, а когда это было исполнено, спросил у него, почему тот так ужасно разбойничает. Пират ответил: „Считается, что я разбойничаю, но так считается только потому, что я беден и есть у меня только крошечное суденышко. А ты захватываешь страны, города и крепости, но ты богат и могуч, и считается, что ты царствуешь“». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как стряпуха обманула хозяина.

«У одного господина служила старуха, ужасная обжора и лакомка. И вот однажды он пригласил доброго друга на обед и велел ей: „Приготовь-ка хороший обед, и первое и второе“». Старуха поступила как было приказано, но от обеда, приготовленного ею, пахло так вкусно, что она не удержалась и съела его – и первое и второе. Что делать?

Гость пришел в дом и попал прямо на кухню, и спросил: «А где хозяин?» Старуха ответила: «Разве вы его еще не видели? Он точит нож и хочет отрезать вам оба уха». Услышав такое, гость бросился бежать прочь.

А тут на кухню пришел хозяин и спрашивает: «Где обед?» Стряпуха в ответ: «Ваш гость схватил его – и первое и второе – и бросился бежать. Гляньте на улицу – вон он петляет».

Хозяин схватил нож и бросился вдогонку за мнимым вором. И закричал ему вслед: «Отдай хоть второе!» Но гость припустил еще быстрее и откликнулся на бегу: «Не получишь и первого!» Хозяин имел ввиду блюда. Гость же полагал, что речь идет об его ушах.

Так они старуху на чистую воду и не вывели, что свидетельствует о женской хитрости». (И. Паули)

А вот рассказ о том, как можно приучать слона.

«И слонов, иначе именуемых элефантами, можно приручить. Для этого ловцы роют глубокую яму вблизи человеческого жилья, слоны проваливаются в эту яму и не могут оттуда выбраться. К упавшему в яму слону подходит ловец и принимается лупить его длинной палкой. Затем является другой ловец, на глазах у слона избивает и прогоняет первого и вызволяет огромное животное из ямы. И слон в благодарность за освобождение следует за своим избавителем, как собака». (И. Паули)

А вот рассказ о священнике и мошеннике, которому присуща грубая пошлость.

«Некий священник, весьма щеголеватый гражданин, шел своей дорогой и повстречался с мошенником. Мошенник этот был к тому же несуразно одет. Пришли они вдвоем на постоялый двор и решили отужинать. Священника, понятно, посадили за хозяйский стол, а мошенника – в угол со всяким сбродом. Хозяйка подавала священнику лучшие кушанья и следила за тем, чтобы его тарелка не оставалась пуста, — накладывала ему все и накладывала. А на мошенника всем было, естественно, напревать.

Когда настало время отойти ко сну, им постелили в одной комнате, потому что они как-никак пришли вместе. Рано утром священник поднялся и, ни с кем не попрощавшись, удалился. А как только он вышел из комнаты, мошенник вскочил, подбежал к его кровати, откинул одеяло, напустил лужу, сделал кучу, закрыл все это одеялом и улегся спать к себе в постель.

Рассвело, настал день, хозяйка осведомилась у служанки: «А что, постояльцы не вставали?» Та ответила: «Господин священник уже давно ушел, а вот второй, несуразно одетый, еще не встал». Хозяйка сказала: «Он вчера здорово напился, надо бы посмотреть, не стряслось ли с ним чего-нибудь». Пошла в комнату постояльцев, стала оправлять священникову постель да как заорет! Да как завизжит: «Господи боже мой, откуда тут столько говна?»

Мошенник сделал вид, что только что проснулся, поднял голову и спросил: «В чем дело?» Хозяйка в ответ: «Дело неслыханное. Священник наложил полную постель!» А мошенник и говорит: «Что ж тут неслыханного? Ты ему вчера все накладывала да накладывала, вот он тебя и отблагодарил тем же самым способом». (И. Паули)

А вот рассказ о грубом аристократе.

«Один дворянин пожаловал в имперский город и явился к одному хозяину постоялого двора, сказав, что так, мол, и так лицо благородное и самых голубых кровей, но без гроша в кармане и все мое ношу с собой. Его приняли и обласкали – и созвали в его честь гостей, как это и заведено там, где ничего поумней выдумать не могут. И сделался он пьяным в стельку, повел себя препаршиво и вдобавок принялся всех кругом поучать. Когда же один из хозяйских слуг повелел ему почивать, он харкал по дороге себе под ноги и пускал ветры, как бесстыжая корова. Дворянин почитал плевки и всякие неприличные звуки занятием истинно и единственно аристократическим, равно как и мотовство, хвастовство, обжорство и пьянство, как это принято ныне у нашего дворянства.

Когда гость улегся, принялся он распекать слугу: «Как смеешь ты, мужик, сопеть в моем присутствии?» Слуга, бывший тоже изрядно под мухой, возразил: «Сударь мой, а не проспите ли вы трапезу?» Рыцарь в ответ харкнул, и плевок отлетел сажени на две с половиною. Слуга заметил: «Ловко, сударь мой, только смотрите не захлебнитесь». – А вот харкну-ка я тебе в рожу!» – «Нет уж, сударь мой, — ответил слуга, — такое мне не понравится. Но если вам так хочется угостить меня вашей слюной, то плюньте мне в задницу. Только не забудьте потом вылизать тарелку дочиста да и досуха». И с этими словами вышел вон». (М. Линденер)

А вот исповедь некой девицы.

«Решила одна девица исповедаться в грехах и поведала их монаху. Безбожный монах прижал ее покрепче, чтобы выведать все тайны, и спросил, не снилось ли ей чего нечестивого, поскольку подобные сновидения представляют собой ничуть не меньший грех, чем-то, что совершается наяву, и должны быть упомянуты и подробно изложены на исповеди. Девица ответила: „Да, господин мой, недавно мне приснилось такое, о чем стыдно даже поведать“». Монах ответил: «Это, дочь моя, равносильно тому, как если бы охальник овладел тобой на самом деле. Ты должна пойти паломницей в Рим и купить там индульгенцию».

Этими словами он немало напугал девицу, и она попросила монаха как следует помолиться за нее и подкрепила просьбу двумя гульденами. Монах сказал: «Дочь моя, по уставу мы не имеем права прикасаться к деньгам. Однако же, чтобы тебе не пришлось пускаться в такое далекое странствие, да если, вдобавок, вспомнить о разбое, царящем на большой дороге, я над тобою сжалюсь и дозволю тебе засунуть деньги вот в эту прореху».

Монах был подслеповат, и девица изловчилась в последнее мгновение зажать деньги в кулаке, сделав, однако, вид, что засунула в прореху. Монах отпустил ей грехи полностью и немедленно. Когда она отошла, он полез за деньгами, не нашел их и понял, что его обманули. Монах окликнул девицу, велел ей вернуться и сурово сказал: «Ты их на самом деле, дочь моя, не засунула». Девица не отпиралась: «Да, господин мой, на самом деле не засунула. Но ведь и юноша, приснившийся мне в соблазнительном виде, на самом деле тоже не засунул».

И с этими словами — и с отпущением грехов – пошла прочь». (М. Линденер)

А вот рассказ о ругливой бабе.

«Вокруг одного имперского города в деревнях живут зловещие мужики, буяны и горлопаны, и точно такие же, а, может быть, еще и покруче, бабы. И вот совет добропорядочных граждан издал указ, согласно которому брань и богохульство карались суровым денежным штрафом, причем брань из женских уст признавалась еще более серьезным проступком, чем брань из мужских, и наказывалась еще больше. И жила там сварливая, злая баба, ругательница, каких поискать, потому что выражалась она не просто, как солдат, а как вахмистр или даже фельдфебель.

Конечно же, после указу эту бабу немедленно потянули к ответу. И предстала она перед судьями, и объявили они ей, что она не только нарушила вышеупомянутый указ, но и преступила заповедь Божью, осквернив свои уста непотребной бранью. Но на первый раз ее накажут всего лишь денежным штрафом. Баба повинилась перед судом, обещала себя так больше не вести и для убедительности добавила: «Да хрен вам всем в зубы, коли вы еще услышите, чтобы я ругалась!» Один из членов совета попытался усовестить ее: «Любезная сударыня, опомнитесь! Вы ведь и сейчас в присутствии господ судей, опять грязно выругались».

И штраф на нее наложили в двойном размере. Это не столько огорчило добрую женщину, сколько рассердило ее – и на обратном пути из суда она принялась поносить самое себя: «Ах ты, сука бессовестная! И кто тебя за язык тянул, поганку вонючую? Чтоб тебя, козу окаянную, черти задрали!» Эти слова услышал один из судейских писарей и, услышав, поспешил к господам судьям с доносом. Бабу с полдороги вернули в суд и оштрафовали в третий раз». (М. Линденер)

А вот рассказ о лечение зубов.

«Пришла к брадобрею девка и сказала, что у нее зубы болят. Брадобрей принялся ее лечить своим особым способом. Он велел девке лечь наземь, потому что снадобье от зубной боли нужно было втирать пальцем в пуп. Девка, понятно, послушалась. И приступил он к делу, пустив в ход одиннадцатый палец. Тогда как у обыкновенного цирюльника их всего десять. Одиннадцатый же – примета настоящего мастера, и мудрено ли, что снадобье попало даже несколько ниже пупа! Приняв первую порцию лекарства, девка закричала: „Ещё! Хочу ещё! Хочу непременно ещё! Да начни я принимать это снадобье пораньше, я бы уже давно вылечилась! Да мне уже и сейчас заметно полегчало!“»

Так порой случается оказать помощь ближнему, если разумеется, такая помощь ему нужна. А стоячий корень от любой хвори хорош». (М. Линденер)

А вот рассказ о пекаре и купце.

« Жил в одном городе пекарь, очень старательный, но крайне невезучий. Все у него валилось из рук, муку приходилось покупать втридорога, а хлеб отдавать за полцены, и стал ему белый свет не мил. Но вот однажды ночью ему в голову пришла достаточно хитроумная мысль, как это порою бывает с подобными неудачниками, и он сказал жене: „Милая моя женушка, ты сама видишь, как плохи у нас дела, хотя мы трудимся в поте лица своего, бьемся как рыбы об лед, и при этом каждую копейку считаем и пересчитываем. А Бог нас все наказывает и наказывает! И все же, если ты захочешь и сумеешь мне помочь, мы попробуем попытать счастье еще разок“».

Жена ответила: «Милый мой пекарь, я с удовольствием помогу тебе, если ты затеял честное дело». И он сказал: «Ну а какое же еще. Сходи-ка к мяснику и попроси у него телячьей крови. Я положу тебя на пол, измажу кровью, а после этого подниму такой шум, как будто начну разносить весь дом вдребезги. А ты, пожалуйста, при этом ори, как будто тебя режут. Да ори погромче! А когда на шум и крик сбегутся соседи, притворись, будто ты умерла, а я тут начну играть на скрипке – и ты от этого как бы воскреснешь. Вот так ты сможешь мне помочь!»

Жена согласилась и на следующий день они устроили задуманное представление. Шум разнесся по всей округе, и соседи сбежались узнать, что, собственно говоря, происходит. Жена пекаря лежала на полу вся в крови и казалась мертвой, и все, увидев ее, изрядно перепугались. А по соседству жил один купец, и был он порядочной сволочью, и к тому же больший мастак обводить всех вокруг пальца, — может быть, поэтому Бог и решил наказать его и привел с этой целью в дом к пекарю.

Привел, а вернее сказать, приволок потому что купец явился сюда одним из первых и сразу же пристал к хозяину дома с обидными расспросами: «Эй, сосед, да ты никак жену зарезал?» А пекарь ответил: «А что ж мне было делать, коли она меня допекла! Меня и так судьба не больно-то, мягко говоря, жаловала, а тут еще ее постоянные попреки да издевки. Правда, стоит мне заиграть на скрипке, как она тут же воскреснет. Так уж у нас в доме заведено».

И с этими словами пекарь снял со стены скрипку и заиграл. Собравшиеся немало подивились тому, что пекарь, убив жену, пребывает в спокойном и радостном настроении, и решили, что он рехнулся. По ходу песенки жена пекаря начала, однако же, слегка подрыгивать ножкой, но он делал вид, что и это его не касается, играл себе да играл. И, наконец, женщина заговорила слабым и словно бы замогильным голосом, как будто бы она только что очнулась из мертвых: «Ах, милый мой муж, как смеешь ты убивать меня до смерти, а потом воскрешать игрой на скрипке, как смеешь ты обрекать меня на все новые и новые муки! Уж лучше убил бы ты меня окончательно, тогда я бы больше горя не знала».

«А скажи-ка лучше, — ответил ей муж, — почему ты на меня все время шипишь, почему ты ругаешься, почему не можешь держать язык за зубами?» В ответ эта женщина, бессильно, в полуобмороке поднялась на ноги; соседи подхватили ее и положили на кушетку, после чего разошлись по домам.

Купец, однако же, не спешил. Он замешкался в доме у пекаря, размышляя: «Что же это за скрипка такая, если она воскрешает мертвецов? Надумай пекарь ее продать, я бы уж не поскупился, потому что и у меня жена такова, что убить ее хочется каждую минуту». И спросил пекаря: «А продай-ка мне скрипочку, соседушка! Я хорошо за нее заплачу». Но пекарь ответил: «Нет, дорогой сосед, она меня уже не раз выручала».

Тут жена пекаря вскочила с кушетки и закричала: «Нет, милый муж мой, ни за что на свете не продавай ее! Ты ведь все равно не удержишься, на что-нибудь ненароком осерчаешь – и что же получится? Тебе придется пускаться в бега, а меня – меня уже ничто не сможет воскресить. Что же станется тогда с нашими малыми детками?» – «Да уж соглашайся, милая, сказал ей купец, — а я справлю тебе в придачу новую шубу».

И они с пекарем ударили по рукам. Купец образовался, выложил деньги и унес скрипку с собой. А в скором времени собрался он продать полный погреб зерна, да только заломил такую цены, что ни у одного из пекарей не хватило денег, и жена его принялась торговаться с ними сама, жалея бедняков и сбивая им цену. Такое пришлось купцу не по душе, он пришел в страшное бешенство и заорал на жену, угрожая ей, схватил за волосы и принялся таскать из комнаты в комнату. Она закричала дурным голосом, он выхватил из-за пояса кинжал и нанес ей несколько смертельных ударов, от чего несчастная женщина сразу же испустила дух.

Купец же взялся за скрипку и начал играть на ней, полагая, что жена незамедлительно воскреснет. Играл он, играл, а она все не воскресает, и помянул он в сердцах святого Валентина, да только тот был здесь совершенно не при чем. Дальше играл, играл, а жена мертвехонька. Купец совсем взбесился, разломал скрипку и с обломками в руках побежал к соседу. «Слушай, пекарь, что за скрипку ты мне подсунул? Я убил жену, а воскресить ее не могу – и это ты во всем виноват!» – «Да черт тебя подери, — ответил пекарь, — если не умеешь с ней обращаться, так отдай обратно, мне она в самый раз пригодится. А деньги я тебе верну».

А откуда купцу было взять скрипку? Он уже разломал ее на части. Пошел он домой, взял, что смог унести, да и поминай как звали. А пекарь, коли не помер, до сих пор при деньгах». (В. Шуманн)

А вот рассказ о неугодном селу пакостнике.

«В одной деревне жил мужик, сын которого вырос изрядным пакостником. И стоило его почтенному родителю отойти в иной мир, как шутник этот закусил удила и с превеликой дерзостью принялся причинять односельчанам столько вреда, что они решили отплатить ему тою же монетой, чтобы заставить забавника убраться из отчего дома на все четыре стороны. А звали этого парня Единорык. И вот собрались мужики однажды и заделали ему печь, чтобы не мог он испечь себе хлеба.

И вспомнил Единорык старую добрую пословицу: «Денег нет – ступай в Аугсбург, там любую дрянь за деньги принимают». А, вспомнив, набрал красной глины из печи, налепил кружочков, собрал эти кружочки в кожаный мешок и направился в Аугсбург. Придя на постоялый двор, Единорык обратился к хозяйке со следующими словами: «Любезная хозяюшка, берегите этот мешок как зеницу ока». Трактирщица ответила ему: «Ах, милый юноша, вам не о чем беспокоиться. Да будь ваш мешок набит чистым золотом, он здесь ни на пылинку легче не станет».

Когда же Единорык пошел спать, хозяйка развязала мешок, а так как было уже сумрачно, показалось ей что лежат там монеты золотые. Пересыпала она глиняные кружочки в своей мешок, а мешок Единорыка наполнила медью. Когда утром хитрец встал, он, конечно же, заметил, что содержимое мешок заменено, да не подал виду.

Проделка удалась ему на славу и, воротясь домой в отличном расположении духа, он сказал землякам: «Ах вы, пни горелые, решили, видите ли, мне печь заделать! Да только достал я из этой печи полный мешок медных денег – и печку теперь могу поставит новую». Мужики, раздосадовав, спросили у него, каким образом ему удалось обратить обыкновенную глину в медные деньги. «Да разве вы не знаете, — ответил пройдоха, — что в Аугсбурге любую дрань за деньги принимают».

Мужики разошлись по домам, выгребли из печей всю глину, погрузили ее на громадную телегу и повезли в Аугсбург, намереваясь выручить кучу денег, но так ничего и не продав. Любви к Единорыку этот случай, понятно, не прибавил. Они даже стали подумывать его убить, рассуждая при этом так: «Этот подлец нассал нам в глаза. Как можем мы такое спустить?»

И решили они для начала убить корову Единорыка. Когда добрый Единорык нашел свою корову зарезанной, он сразу же понял что к чему, и, не ропща на судьбу, освежевал тушу, а шкуру повез на продажу в Аугсбург. Здесь его вновь ожидала удача. Кожевник решил купить у него шкуру. Но он собирался домой не сразу и попросил торговца принести эту шкуру к нему домой, где он с ним и рассчитается.

Добрый Единорык отправился к дому кожевенника, а у него была красивая молодая жена и, может быть, она была не вполне довольная своей судьбою. Увидев перед собой молодого и здорового мужика и очутившись с ним с глазу на глаз, она поспешила обратиться к нему то ли с просьбой, то ли с предложением, то ли с вопросом, сказав: «Мой дорогой мужичек, а не составит ли тебе труда помочь мне в одном дельце?» Единорык понял, что за дельце имеется ввиду, согласился его исполнить и незамедлительно исполнил.

А, исполнив, сказал хозяйке дома: «Вот что, сударыня, сейчас сюда воротится ваш муж, и я поведаю ему всю правду о том, как легкомысленна его жена и с какой готовностью она спешит спутаться с первым встречным». Красотка перепугалась и попросила его молчать, в благодарность на молчание дала сотню гульденов. Когда пришел кожевенник, Единорык и с него получил деньги за шкуру.

А сколько живет на свете горожанок, которые с превеликим удовольствием поступили бы точно так же, как жена кожевенника, лишь бы их доброе имя не пострадало и приятное времяпрепровождение осталось бы под покровом тайны.

Воротясь домой, Единорык сказал землякам: «Опять вы, друзья мои, оплошали, Зарезали мою корову – ну и что? Я выручил за ее шкуру сотню гульденов!» Мужики пришли в полное бешенство, поверили его словам, перерезали своих коров, а шкуры решили везти в Аугсбург на продажу. Пришли кожевенники да начали спрашивать, почем товар, «Сто гульденов шкура», — отвечают мужики. А кожевенники им и отвечают: «То ли вы с ума сошли, то ли нас почитаете за полных идиотов. Сто гульденов – цена совершенно неслыханная и невозможная». И стали они смеяться над мужиками и шутки над ними шутить. Мужикам это было страшно обидно, и они окончательно решили сжить доброго Единорыка со свету.

И вломились они к нему в дом, намереваясь убить его на месте. А в доме находилась одна только его добрая матушка. И мужики, озверев, убили матушку. Воротившись домой, увидел Единорык бездыханное тело родимой матушки, взял он ее на руки и понес из деревни прочь, на дорогу, и пристроил труп его кое-как стоймя. А в это время по дороге проезжал виноторговец верхом на лошади, а позади его ехал фургон, запряженный четверкой лошадей, и сбил женщину. Единорык закричал на него: «Ах ты, негодяй, ты задавил мою матушку! Насмерть задавил! Ну ничего, ужо тебя самого на колесе задавят!»

Торговец подумал, что влип в историю, поэтому он дал шпор той лошади, на которой сидел верхом, и стремительно умчался прочь, бросив фургон с лошадьми и вином посреди дороги. Увидев это, Единорык, поднял с дороги останки своей матушки и похоронил ее. А потом сел на одну из лошадей в упряжке и повез фургон с вином к себе в деревню. А там принялся издеваться над земляками: «Вот уж нынче вы оплошали так оплошали! Убили мою матушку! Ну и бестолочи! А я за это получил четверку лошадей и фургон с вином».

Тут у мужиков и вовсе зашел ум за разум от ярости, схватили они Единорыка и решили утопить. Зашили его в мешок и потащили на мост. И уж было совсем собрались сбросить с моста в воду, как вдруг один старик возьми да и скажи: «Слушайте, мужики! Так дело не делается. Мы собираемся с утра пораньше совершить убийство, а сами даже к мессе не ходили! Давайте же сперва сходим в церковь, а Единорык тут пока пусть в мешке поваляется». А когда они удалились, Единорык принялся кричать: «Не хочу учиться! Ни за что не стану учиться!»

И дорогие мои соотечественники, пути удачи воистину неисповедимы, и уж к кому приходит она, к тому приходит не раз и не два. И пойди прахом весь мир или сойди с ума все подряд, удача от такого счастливчика все равно не отвернется, — и если, например, он начнет раскидывать золотые монеты из окна, то дождь золотых прольется на него через крышу. И напротив, если уж кому не везет, то ни Иисус Христос, ни святое крещение ему не помогут, и раздери он на себе все одежды, да и обделайся, прошу прощения – все это будет как мертвому припарки.

И случилось так, пока добрый Единорык валялся в мешке на мосту, неподалеку проходил пастух со стадом свиней. Он подошел поближе и спросил: «Чему это ты не хочешь учиться?» И Единорык ответил: «Да понимаешь, отец захотел сделать из меня золотых дел мастера, а я на него учиться не стану». «Ах, — вздохнул свинопас, — это же прекрасное ремесло, с каким удовольствием я изучал бы его». И добрый Единорык ответил ему: «Тогда, милый, залезай в мешок. Отец воротится и отнесет тебя в мешке золотых дел мастеру вместо меня».

Простодушный свинопас легко дал себя уговорить, развязал мешок и забрался внутрь. А Единорык выбрался наружу и погнал свиней вниз по реке. Мужики, воротясь из церкви, швырнули бедного свинопаса в воду и утопили его. А вечером Единорык вернулся в деревню и пригнал с собой стадо свиней. Мужики приняли его возвращение за чудо и решили, что свиней этих он нашел на дне. И порешили, что одному из них надо бы на пробу нырнуть в реку, чтобы выяснить, как там обстоят дела со стадами свиней. И если он там что-нибудь найдет, пусть вынырнет и помашет руками – тогда они все прыгнут с моста в воду. Но как только мужик прыгнул в воду, он стал тонуть, потом выныривать, махать руками, чтобы односельчане его вытащили. А те приняли его просьбу о помощи за условленный знак о свиньях, и прыгнули все разом в воду с моста, пошли ко дну и лишились жизни все до единого.

Не зря ведь говорится: не рой другому яму, сам в нее угодишь». (В. Шуманн)

А вот рассказ о своеобразном сватовстве.

«У одного дворянина была на редкость красивая дочь, и руки ее, конечно же, домогались многие, но она не хотела выходить замуж ни за кого, пока он не докажет ей свою силу, выкосив за день полоску луга длиннее, чем ручеек, который она может выпустить из себя за раз. Ибо место, откуда она пускала ручеек, было у нее узкое и пружинистое – и ручей мог растечься на добрую милю, а то и дальше, как это бывает, порой, в наши дни с иными девственницами, вышеназванное место у которых столь труднодостижимо, что туда, казалось бы, и щеточку для бровей не просунешь, тогда как на самом деле, взглянув туда же при свете дня, убеждаешься, что здесь спокойно пройдут рядышком две-три головы далеко не новорожденных деток. Я говорю, понятно, не об истинных девственницах, а только о мнимых.

Приходит к девице посвататься юноша или мужчина во цвете сил, косит по лугу целый день. А вечером появляется в сопровождении отца красавица – и пускает струю не в пример длиннее, чем выкошенная полоса. И она опять не выходит замуж.

И вот приходит к девице посвататься очередной юноша во цвете лет – искатель самых диковинных приключений, знавший толк и в приручении девственниц. Его отвели на луг, и пришел он туда не с пустыми руками: он прихватил с собой бутылку вина, хороший кус жаркого, пирог и каравай хлеба. Первым делом парень выкосил четырехугольную площадку, пометив каждый угол бутылкой вина, куском жаркого, пирогом и караваем хлеба, а сам разделся донага и остался в чем мать родила.

А в обеденное время пришла погулять на лугу красотка, увидела обнаженного косца со всеми его причиндалами, начавшими при ее появлении резко увеличиваться – и обмерла от удивления. Поглядела на него, поглядела да и спросила, «Эй, приятель, что это у тебя за штука такая? Или, может, зверюшка?» — «Нет, милая барышня, — ответил косец, — это не зверюшка, это мой указательный палец». – «А на что же он, интересно, указывает?» Косец повернулся лицом к углу, где стояла бутылка с вином и произнес: «Он указывает, где можно найти бутылку вина». Отведав вина, барышня признала: «Экий славный пальчик!» Точно таким же образом обстояло дело и с остальными тремя углами.

«Вот палец так палец, помилуй меня, Господи, — сказала девица. – И все ж таки это зверюшка, а не палец. Вот ведь у нее, я вижу, есть рот. А любопытно, что такая зверюшка ест?» – «Милая барышня, — ответил шельмец, — она не ест ничего кроме сахара с вашего живота!» И предложил ей лечь на траву, и насыпал ей на живот горсть сахарного песку, и принялся елозить по сладкой поверхности «указательным пальцем». Девица же наивно полагала, что происходит кормление пальца.

А палец собирал сахар все ниже и ниже и, наконец, очутился там, куда и стремился. Барышня крикнула: «Ой, а там-то чего ему нужно?! – „Милая барышня, — отвечал наглец, — туда сахарку немного завалилось, вот он его и достает“». – «Раз так, сказала девица, — пускай несется вволю. У моего отца целый фургон сахару, я ему его весь скормлю». Наевшись досыта и до отвалу, «палец» и сам добрый молодец вылезли наружу. Косец оделся и принялся за косьбу, а барышня отправилась домой.

Вечером воротилась она с отцом на луг и принялась за дело, да только невзначай набрызгала себе на туфли, ибо была уже не девственница. Добрый молодец, заметив это, расхохотался и сказал дворянину: «Вот, сударь, извольте отдать за меня вашу дочку». Тот рассердился, но отступить от данного слова не мог.

Так простой мужик породнился с дворянином. Правда, сейчас знать настолько захудала и обнищала, что портняжки и мясники становятся дворянами один за другим». (В. Шуманн)

А вот рассказ о путешествии наемных солдат в потустороннем мире.

«В одном большом сражении перебили уйму народа, и среди них – немалое количество наемных солдат. И вот эти солдаты, павшие плечом к плечу на поле битвы, под одним знаменем, не захотели разлучаться и после смерти: в полном боевом порядке, при оружии и с полковыми знаменами, как живые, замаршировали они по направлению к геенне огненной. Но черти, увидев их, сильно перепугались, что сейчас их из ада изгонят и уничтожат. Посему они закрыли и замуровали, насколько это им в чудовищной спешке удалось, все входы в ад, задвинули засовы, подперли ворота столбами, а также вооружились чем ни попадя и изготовились отражать грядущий штурм.

Добрые солдаты ни о чем таком не подозревая, подошли вплотную и решили было здесь встать на зимние квартиры, потому что слыхали они, холодно в аду не бывает. А встретили их проклятиями, угрозами и всевозможными метательными предметами. В довершение всего Страж Адских Ворот обратился к ним с такими словами: «Валяйте-ка отсюда прочь, поворачивайте направо и попробуйте пристроиться в раю».

Ропща, серчая и бранясь, извечные враги куриного и мужичьего рода снялись с места и направились быстрым маршем на небеса. Прибыв туда, постучали и потребовали, чтобы их впустили. Святой Петр поглядел на них, живехонько узнал этих птиц по полету, да и по оперенью тоже, и сурово промолвил: «Кто оказался настолько бесстыден, что осмелился показать вам дорогу сюда? Ну-ка проваливайте да поживей, потому что как были вы при жизни убийцами и кровососами да появлялись повсюду, где пахло жареным, так и по смерти не положен вам вечный покой».

Услыхав подобные слова, один из солдат разъярился настолько, что вздумал возразить апостолу Божию, говоря ему: «Или ты, лысый чурбан, позабыл о своих собственных прегрешениях? Позабыл как отрекся от своего Учителя и Спасителя? Отрекся не один раз, а трижды! А ведь никого из нас ни в чем подобном нельзя упрекнуть». – «Ну ладно, ладно, — ответил Святой Петр, — которому стало очень стыдно. Милости прошу к нам в рай, возлюбленные чада Господни».

Так что наемные солдаты туда попали, и с любым можно там свидеться». (Г. Кирхгоф)

Таковы забористые народные сказания немецкого народа.