…о Любви.



</p> <p>…о Любви.</p> <p>

Любовь!.. Любовь!.. Любовь!..

Кто как ни поэты смогут поведать о ней. И стоит ли мудрствовать лукаво, пытаясь соперничать с ними. Я хочу дать слово в этой главе именно поэтам. Лишь вначале позволю себе привести небольшую забавную шутку, фантазию о том, как любовь зародилась в первобытном обществе.

Представьте себе: поздний вечер, все племя спит в своей пещере и только двое дикарей-мужчин засиделось у пылающего костра. Надорванное Ухо потягивает можжевеловую настоечку, а Подбитая Пятка вырезает из дерева фигурку женщины с присущими ей крупными формами, потому как в те далекие времена утрированно изображались именно части тела, которые отвечали за увеличение численности рода, то есть за рождение малышей.

Через некоторое время Надорванное Ухо нарушает затянувшееся молчание:

— Слушай, Подбитая Пятка, вот ты сидишь тут и колдуешь над статуэткой, создаешь очередную «венеру», обожествляешь ее, думая, что она лишь одна создает новое существо. А мне, однако, сдается, что зря мы, мужики, уж больно обожествляем наших баб. Проанализировал я тут как-то все обстоятельства рождения нового человека и сдается мне: без нас, мужиков, это дело не свершилось бы.

— Что ты этим хочешь сказать? Окстись, когда это мужик из себя человеческое существо производил? Я что-то такого не видел, — возразил ему Подбитая Пятка.

— Ненаблюдательный ты наш… Посмотри-ка на здешнюю уродину Потомку Гориллы. Никто никогда из нас не подходил к ней, не баловался с ней, в интимные игры не играл, не облегчал свое тело излиянием животрепещущей влаги в ее тело, после чего буквально крылья чувствовал за спиной. И заметь, она никогда и никого племени не подарила. Сдается мне, что эта наша влага играет не последнюю роль в деле создания нового члена племени.

— Может быть, ты и прав. Я как-то не обращал на это внимания.

— То-то не обращал… А я вот задумываюсь все… И мысль мне тут в голову пришла. Давай с тобой эксперимент проведем. У нас в племени есть две потрясающие женщинки — Горный Ручеек и Хрупкая Веточка. Предлагаю с Горным Ручейком в интимные игры играть, а Хрупкую Веточку трогать не будем, а то потом ей имя менять придется на Пень от Баобаба. И посмотрим, кто из них произведет новое существо на свет, а кто — нет.

На том и порешили друзья-товарищи.

Через некоторое время Горный Ручеек стала постепенно превращаться в Пень от Баобаба, а стройная фигурка Хрупкой Веточки все так же продолжала порхать с камушка на камушек. Девять раз луна в небе наполнялась круглым золотистым пространством и худела до тоненького серпика. И пришло время, когда Горный Ручеек подарила племени горластого мальчишку.

— Вот видишь, — впал в неописуемый восторг Надорванное Ухо. — Что я тебе говорил. Причастны мы, мужики, к этому делу, причастны. Хватит их, баб, обожествлять. Пойду своей морду набью, потом заставлю ноги в ручье вымыть и воду из него выпить.

— Стоит ли так жестоко поступать? — засомневался Подбитая Пятка. — Вон как им трудно приходится нового члена племени на свет производить, плачут… кричат… А нам, мужикам, хоть бы хны — только крылья за спиной вырастают. Не обижай ее, не надо. А я пока фигурку Горного Ручейка вырежу. И знаешь, чего мне еще очень хочется сделать?.. Еще я мордочку ее славную попробую изобразить, а не только тело. Может быть получится… Люба она мне стала, очень люба…

Быть может, так зародилась любовь?

Но хватит, даем слово поэтам.

Сапфо.


Богом равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко, близко
Перед тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос.
И прелестный смех. У меня при этом
перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу — уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же —
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
Но терпи, терпи: чересчур далеко
Все зашло…
Эрос вновь мучит истомчивый, —
Горько-сладкий, необоримый змей.

Сапфо


Мнится, легче разлуки смерть, —
Только вспомню те слезы в прощальный час.
Милый лепет и жалобы:
«Сапфо, Сапфо! Несчастны мы
Сапфо! Как от тебя оторваться мне?»
Ей в ответ говорила я:
«Радость в сердце домой неси!
С нею — память! Лелеяла я тебя.
Будешь помнить?.. Припомни все
Невозвратных утех часы, —
Как с тобой красотой услаждались мы.
Сядем вместе, бывало, вьем
Из фиалок и роз венки,
Вязи вяжем из пестрых цветов лугов, —
Нежной шеи живой убор,
Ожерелья душистые, —
Всю тебя, как Весну, уберу в цветы.
Мирром царским волну кудрей
Грудь облив благовоньями,
С нами ляжешь и ты — вечереть и петь.
И прекрасной своей рукой
Пирный кубок протянешь мне:
«Хмель медяный подруге я в кубок лью…»

Проперций


Сладкой мне ссора была при мерцанье вчерашних светилен,
Милым – неистовый звук злых обвинений твоих.
Что, разъярясь от вина, тебе опрокидывать столик,
Буйной рукою в меня полные кубки швырять?
Нет! Ты в волосы мне вцепляйся пальцами злее,
Ногтем изящным сильней мне расцарапай лицо,
Выжечь глаза мне грозишь, швырнув мне в лицо головнею,
И обнажи мою грудь, платье на ней разорвав.
Этим покажешь ты мне несомненные признаки страсти:
Только ведь этим видна в женщине мука любви.
Если женщина вдруг начнет бушевать и браниться, —
Та у богини любви будет валяться в ногах,
Если за милым следить посылает она провожатых
Иль как менада за ним по переулкам бежит,
Если ревнивые сны постоянно терзают бедняжку
Или портреты других мучат красавиц ее, —
Я тех душевных тревог безошибочный истолкователь:
В них я нередко встречал признаки первой любви.
Верности прочной там нет, где ее не питают измены,
Только врагу посулю милую с вялой душой.
Пусть на шее моей укусы сверстники видят,
Пусть им докажет синяк близость любимой моей.
Мучиться сам хочу я в любви или слышать о муках,
Слезы увидев свои или же слезы твои.

Овидий.


С нами сегодня в гостях и муж твой ужинать будет, —
Только в последний бы раз он возлежал за столом!
Значит, на милую мне предстоит любоваться, и только,
Рядом же с нею лежать будет другой, а не я.
Будешь, вплотную прильнув, согревать не меня, а другого?
Только он ляжет за стол, с выражением самым невинным
Рядом ложись, но меня трогай тихонько ножкой.
Глаз с меня не своди, понимай по лицу и движеньям:
Молча тебе намекну — молча намеком ответь.
Красноречиво с тобой разговаривать буду бровями,
Будут нам речь заменять пальцы и чаши с вином.
Если ты нашей любви сладострастные вспомнишь забавы,
То к заалевшей щеке пальцем большим прикоснись.
Молча к столу прикоснись, как молящие в храме лишь только
Вздумаешь — и поделом! — мужу всех бед пожелать.
Если предложит вина, вели самому ему выпить.
Тихо слуге прикажи то, что по вкусу, подать.
Будешь ли чашу, отпив, возвращать, схвачу ее первый,
Края губами коснусь там, где касалась и ты.
Если, отведав сперва, передаст тебе муж угощенье,
Не принимай, откажись, раз уже пробовал он.
Не позволяй обнимать недостойными шею руками,
Нежно не думай склонять голову к жесткой груди.
К лону, к упругим грудям не давай ему пальцем тянуться;
Главное дело, смотри: ни поцелуя ему!
Если ж начнешь целовать, закричу, что твой я любовник,
Что поцелуи — мои, а в ход я пущу кулаки!
Многого, бедный, боюсь: сам дерзкого делал немало,
Вот и пугает меня собственный нынче пример.
Часто с любимой моей, в торопливой страстности нашей,
Делали мы под полой сладкое дело свое!..
С мужем не станешь — зачем?.. Но чтобы не мог я и думать,
Лучше накидку свою сбрось, соучастницу тайн.
Мужа все время проси выпивать, — но проси, не целуя:
Пусть себе спит; подливай крепче вина, без воды.
А как повалится он хмельной, осовеет, затихнет,
Нам наилучший совет время и место дадут.
Лишь соберешься домой и поднимешься, мы — за тобою.
Муж ее на ночь запрет, а я со слезами печали
Вправе ее проводить лишь до жестоких дверей.
Он поцелуи сорвет… и не только одни поцелуи…
То, что мне тайно даешь, он по закону возьмет.
Но неохотно давай, без ласковых слов, через силу, —
Ты ведь умеешь! Пускай будет скупою любовь.
Если же тщетна мольба, — пусть он наслажденья хотя бы
Не испытал в эту ночь, а уж тем более ты…
Впрочем, как бы она не прошла, меня ты наутро
Голосом твердым уверь, что не ласкала его…

Овидий


Сколько я раз говорил: «Перестань ты волосы красить!»
Вот и не стало волос, нечего красить теперь.
А захоти — ничего не нашлось бы на свете прелестней!
До низу бедер твоих пышно спускались они.
Право, как были тонки, что причесывать их ты боялась, —
Только китайцы одни ткани подобные ткут.
Тонкою лапкой паук где-нибудь под ветхою балкой
Нитку такую ведет, занят проворным трудом.
Были послушны, — прибавь, — на сотни изгибов способны,
Боли тебе никогда не причиняли они.
Утром, бывало, лежит на своей пурпурной постели
Навзничь, — а волосы ей не убрали еще.
Как же была хороша, — с фракийской вакханкою схожа,
Что отдохнуть прилегла на луговой мураве…
Пусть были мягки они и легкому пуху подобны, —
Сколько, однако, пришлось разных им вытерпеть мук!
Как поддавались они терпеливо огню и железу,
Чтобы округлым затем легче свиваться жгутом!
Громко вопил я: «Клянусь, эти волосы жечь — преступленье!
Сами ложатся они, сжалься над их красотой!
Что за насилье! Сгорать таким волосам не пристало:
Сами научат, куда следует шпильки вставлять!..
Нет уже дивных волос, ты их погубила, а, право,
С ними сравнил бы я те, что у моря нагая Диана
Мокрою держит рукой, — так ее любят писать.
Что ж о былых волосах теперь ты, глупая, плачешь?
Но ободрись, улыбнись: злополучье твое поправимо,
Скоро себе возвратишь прелесть природных волос!»

Овидий


Воинской службе подобна любовь. Отойдите, ленивцы!
Тем, кто робок и вял, эти знамена невмочь.
Бурная ночь, дорожная пыль, жестокая мука,
Тяготы все, все труды собраны в стане любви.
Радостей мало дано, а горестей много влюбленным –
Будь же готов претерпеть все, что тебе предстоит!
Сколько на море песка, столько мук в любовной заботе.
Первое дело твое, новобранец Венериной рати,
Встретить желанный предмет, выбрать, кого полюбить.
Дело второе – добиться любви у той, кого выбрал;
Третье – надолго суметь эту любовь уберечь.
Стало быть, прежде всего, пока все дороги открыты,
Выбери – с кем из девиц заговорить о любви?
С неба она к тебе не слетит дуновением ветра –
Чтобы красивую взять, нужно искать и искать.

Арнаут де Марейль


Здесь все для сердца моего
Таит такое волшебство,
Что я бледнею и в бреду
Неведомо куда бреду.
И чувствую – последних сил
Порыв любви меня лишил.
Ночь не приносит облегченья,
Еще сильней мои мученья.
Когда смолкает шум людской
И все уходят на покой,
Тогда в постель и я ложусь,
Но с боку на бок лишь верчусь.
От горьких дум покоя нет,
И я вздыхаю им в ответ.
То одеяло подоткну,
А то совсем с себя стяну.
То вскинусь, то лежу опять,
А то примусь подушку мять.
Ту ль, эту руку положу, —
Покоя я не нахожу.
И, изнурен в бессонной муке,
Вот я совсем раскинул руки.
Глаза уставя в темноту,
Чтобы страну увидеть ту,
Где издалека ищет вас
Моей любви печальный глас:
«Ах, Донна милая, когда ж
Найдет поклонник верный ваш
Приют иль просто уголок,
Где б свидеться он с вами мог,
Чтоб этот нежный стан обнять,
Чтоб вас ласкать и миловать,
Вам целовать глаза и рот,
Теряя поцелуям счет,
Сливая вас в одно лобзанье
И радуясь до бессознанья».

Фолькет де Марселья


В своем веселье столь любовь мудра!
Сколь весело в вас, Донна, жизни пламя!
Веселье, излучаемое вами,
Мир веселит, как ветерка игра.
Весельем я исполнен до краев –
Мне весело от лучезарных снов,
И весело звучать моим устам
Хвалой веселью, и любви, и вам.

Аймерик де Пегильян


Зря – воевать против власти Любви!
Лучше на бой ты Любовь не зови.
Войны несут – их жестоки повадки –
Мало добра, а страданий – в достатке.
Мучит тоскою Любви маета,
Но и тоска так светла и чиста!

Бернард де Вентадорн


Дохнет ли стужа злая
От вашей стороны,
А мне дыханьем рая
Ветра напоены, —
Так чувством, к вам пылая,
Все преображены.
Глупцам скажу впрямую,
Готовым сдаться, ноя:
Сменяет бурю злую
Сиянье золотое.
Хоть счастья жду давно я,
Стерплю и дольше втрое,
А все же завоюю
Блаженство неземное.
А тот, кто чужд Любви и в ком
Навеки голос сердца стих,
Тот мается среди живых
Непогребенным мертвецом.
И Господу поклоны бью –
Да не прервет теченье дней,
Коли я сам таких людей
Пополню нудную семью.
Любовь палит меня огнем,
А сладко мне от мук таких –
Умру и вновь воскресну в них
Сто раз на дню и день за днем.

Данте


Как взнуздывает нас любовь и шпорит,
И как под ней мы плачем и смеемся.
Кто разумом с ней думает бороться,
Иль добродетелью, подобен тем,
Кто хочет грозовую тучу звоном
Колоколов прогнать.
В борьбе с любовью воля человека
Свободною не будет никогда;
Вот почему совет в любви напрасен:
Кому в бока она вонзает шпоры,
Тот принужден за новым счастьем гнаться,
Каким бы ни было оно презренным.

Данте.


О, если бы она в кипящем масле,
Вопила так из-за меня, как я –
Из-за нее, — я закричал бы ей:
«Сейчас, сейчас, иду к тебе на помощь!»
О, если б мне схватить ее за косы,
Что сделались бичом моим и плетью, —
Уж я бы их не выпустил из рук,
От часа третьего до поздней ночи.
И был бы к ней не жалостен и нежен,
А как медведь играющий, жесток!
И если б до крови Любовь меня избила, —
Я отомстил бы ей тысячекратно;
И в те глаза, чье пламя сердце мне
Испепелило, я глядел бы прямо
И жадно: мукой было бы сначала – муку, —
Потом любовь любовью утолил.

«Лейла и Маджнун»


Тебя не заменит мне целый мир,
Без тебя я нищ и сир.
Любовь моя – это яд смертельный
И чудодейственный эликсир.


Сказали мне: «Другую полюби,
И эта боль терзать тебя не будет».
Недобрый этот выслушав совет,
Подумал я: «Как злоязычны люди!»
Я промолчал, но слезы не сдержал,
И брызнули они из глаз потоком,
Изныло сердце бедное, стремясь
Туда, где ты живешь в краю далеком.


Я — безумец, любовь стала смыслом всей жизни моей,
Разве я – ее раб – до поры не противился ей?
Справедливо ли, что безумье, словно кара, душе дано?
Так сильна моя страсть! Твое чувство – ни вода, ни хмельное вино.
Что же, пусть я любовь принимаю, как божественный высший дар,
Я тобой околдован, так пусть же я вовек не избавлюсь от чар!

Омар Хайям


Вовлечь бы в тайный заговор Любовь!
Обнять весь мир, поднять к тебе, Любовь.
Что б с высоты упавший мир разбился,
Что б из обломков лучшим стал он вновь.


Сокровенною тайной с тобой поделюсь,
В двух словах изолью свою нежность и грусть.
Я во прахе с любовью к тебе растворюсь,
Из земли я с любовью к тебе поднимусь.


Кто розу нежную любви привил
К порезам сердца, — не напрасно жил!

Саади


Ты вчера мне явилась во сне, ты любила меня,
Этот сон мне дороже и выше всей яви земной.
Мои веки в слезах, а душа пылает огнем,
В чистых водах – во сне я, а днем – в беде огневой.
Слыша стук у дверей моих, думаю: это она.
Так мираж умирающих манит обманной водой.
Твоя речь, как река, в беспредельность уносит сердца,
Что же соль мне на раны ты сыплешь беспечной рукой?

Саади


Я в чащу садов удалился, безумьем любви одержимый.
Дыханьем цветов опьяненный, забылся – дремотой долимый.
Но роза под плачь соловьиный разорвала свои ризы,
Раскаты рыдающей песни бесследно покой унесли мой.
О ты, что в сердцах обитаешь! О ты, что как облако таешь,
Являешься и исчезаешь за тайною неисследимой!

Саади


«Бедняга! – кто-то мотыльку сказал, —
Себе ты лучше б ровню поискал!
Горящая свеча тебя не любит,
Влечение твое тебя погубит.
Не саламандра ты, не рвись в огонь!
Надежная нужна для битвы бронь,
Как без нее с железноруким биться?
От солнца мышь летучая таиться.
И тот, кто здравым наделен умом,
Не обольщается своим врагом.
Где разум твой? Свеча – твой враг смертельный,
Зачем ты рвешься к гибели бесцельно?
Бедняк, прося царевненой руки,
Получит в лучшем случае пинки.
Свеча султанам и царям сияет
И о любви твоей, поверь, не знает.
Она, блистая в обществе таком,
Прельстится ли ничтожным мотыльком?
Твоя любимая вельможам светит:
А ты сгоришь – она и не заметит!»
И мотылек ответил: «О глупец,
Пусть я сгорю, не страшен мне конец.
Влюблен я, сердце у меня пылает,
Свеча меня, как роза, привлекает.
Огонь свечи в груди моей живет,
Не я лечу, а страсть меня влечет.
Аркан захлестнут у меня на шее.
И мне не страшно, рад сгореть в огне я.
Сгорел я раньше, а не здесь – в огне,
Который обжигает крылья мне.
Она в такой красе, в таком сиянье,
Что глупо говорить о воздержанье.
Пусть я на миг в огонь ее влечу
И смертью за блаженство заплачу!
Я в жажде смерти рвусь к живому чуду.
Она горит! И пусть я мертвым буду!..
А ты мне говоришь: «Во тьме кружи,
Ищи достойную и с ней дружи!
Тот, кто влюблен, тот смело в пламя мчится.
Трус, что влюблен в себя, всего боится.
От смерти кто себя убережет?
Пусть жар возлюбленной меня сожжет!
И если смерть для нас неотвратима,
Не лучше ли сгореть в огне любимой,
Вкусить блаженство, пасть у милых ног,
Как я – в свечу влюбленный мотылек!»
Свеча ему: «О бедный мотылек!
Воск тает мой, уходит, как поток».
И воск, подобный пламенным слезам,
Свеча струила по своим щекам.
«Любви искатель! Вспыхнув на мгновенье,
Сгорел ты. Где же стойкость? Где терпенье?
В единый миг ты здесь спалил крыла,
А я стою, пока сгорю дотла.
Ты лишь обжегся. Но, огнем пылая,
Вся – с головы до ног – сгореть должна я!»
Так, плача говорила с мотыльком
Свеча, светя нам на пиру ночном.
Но стал чадить фитиль свечи. И пламя
Погасло вдруг под чьими-то перстами.
И в дыме вздох свечи услышал я:
«Вот видишь, друг, и смерть пришла моя!»
Ты, чтоб в любви достигнуть совершенства,
Учись в мученьях обретать блаженство.
Не плачь над обгоревшим мотыльком –
С любимой он слился, с ее огнем.
Под ливнем стрел, хоть смерть неотвратима,
Не выпускай из рук полу любимой.
Не рвись в моря – к безвестным берегам,
А раз поплыл, то жизнь вручи волнам!

Капилар


О лотосоглазые! Выслушайте тайну девичью:
Какой-то воитель за мной, как охотник за дичью,
Все ходит и ходит. Оглянешься – здесь неразлучник.
Цветами украшенный, как он хорош, этот лучник!
Недуга любви на лице у него отпечатки.
Ни слова не скажет. Как будто играет он в прятки.
Сочувствием полная к горю его, я бессонно
Томилась, крушилась. Молчал незнакомец влюбленный.
Молчала и я – заговаривать первой негоже.
Лишь думала: «Как исстрадался несчастный, о боже!»
Лишь вам я откроюсь: красивый обличьем
Понудил меня он пойти вперекор всем приличьям.
Близ поля, что мы охраняем от шумной оравы
Прожор-попугаев, ты знаешь, для нашей забавы
Качели повешены, — там я качалась легонько.
Смотрю: припожаловал. Смирный – смирнее теленка.
«Айя! Раскачайте!» — его попросила несмело.
Качнул он – да так, что я чуть не до неба взлетела.
Я сделала вид, что рука соскользнула с веревки
И словно я падаю. Он же, проворный и ловкий,
Меня подхватил. Я в объятьях его оказалась.
Я не вырывалась, а если бы и попыталась,
Взмолился бы он: «Ах, останься со мной хоть с минутку!»
Отказ бы мой, верно, его огорчил не на шутку.

Видьяпати


Плелась плетеница в покое моем одиноком.
Одежда моя соскользнула с груди ненароком.
И рядом со мною возлюбленный мой оказался.
Нежданно-негаданно мой узелок развязался.
Не знаю, как мне рассказать о сегодняшнем чуде.
Руками своими поспешно прикрыл он мне груди.
Откинувшись, тело мое запылало, не скрою.
И я поддалась, не владела больше собою.
В меня господин мой прекрасный мгновенно вселился.
Он, мною владея, со мною безудержно слился.
Таиться не стану: отрадно мне было при этом.
Так лотос впервые цветет упоительным цветом.

Видьяпати


В ночь нашей первой близости любовной
Боязни побороть я не могла.
Когда слились два наших жарких тела,
Уже плыла предутренняя мгла.
Всех радостей любви я не познала, —
Стыдливость, ты была моим врагом,
И лишь теперь – в порыве сожаленья –
Томлюсь мечтой о друге дорогом.
Ах, если б эта пчелка золотая
К нему слетела с веточки моей –
Передала, что нашей первой встречи
Не позабыть мне до последних дней.
Не позабыть, как с ласкою усталой
Он пряди кос моих перебирал,
И груди нежно гладил, и с улыбкой
Моей гирляндой смятою играл.
Была б я сотней женщин – все услады
Ему смогла бы сразу предложить,
Но я слаба в любовных ухищреньях –
Чем страсть его сумею заслужить?
О как мне выразить, с каким смиреньем
За эту ночь его благодарю!
Хочу молитвенно сложить ладони,
Когда в слезах об этом говорю.
Юна моя любовь: едва раскрылась,
А мной уже погублена почти, —
Ведь я молчала – даже на прощанье
Ни слова не смогла произнести!..»
В ночь нашей первой близости любовной
Боязни побороть я не могла.
Когда слились два наших жарких тела,
Уже плыла предутренняя мгла.
Всех радостей любви я не познала, —
Стыдливость, ты была моим врагом,
И лишь теперь – в порыве сожаленья –
Томлюсь мечтой о друге дорогом.
Ах, если б эта пчелка золотая
К нему слетела с веточки моей –
Передала, что нашей первой встречи
Не позабыть мне до последних дней.
Не позабыть, как с ласкою усталой
Он пряди кос моих перебирал,
И груди нежно гладил, и с улыбкой
Моей гирляндой смятою играл.
Была б я сотней женщин – все услады
Ему смогла бы сразу предложить,
Но я слаба в любовных ухищреньях –
Чем страсть его сумею заслужить?
О как мне выразить, с каким смиреньем
За эту ночь его благодарю!
Хочу молитвенно сложить ладони,
Когда в слезах об этом говорю.
Юна моя любовь: едва раскрылась,
А мной уже погублена почти, —
Ведь я молчала – даже на прощанье
Ни слова не смогла произнести!..» (Видьяпати)

Видьяпати


В час первого слиянья, первых ласк
Бог Камадэва голоден и жаден, —
Будь сдержан – второпях не раздави
Сладчайший из чудесных виноградин.
Не жадничай, стыдливой овладев,
Смиряй свое мучительное пламя, —
Достойный лучше с голоду умрет,
Чем станет есть обеими руками.
О Кришна! Ты, конечно, очень мудр
И должен знать не хуже, чем другие,
Как боязно слонихе молодой
Почуять жезл погонщика впервые.
Она решилась встретиться с тобой
Лишь после долгих просьб и увещаний,
Так постарайся милой угодить –
Ей сразу станешь ближе и желанней.
Настойчиво к любви не принуждай,
Так делают лишь грубые невежды.
Она нежна, — не рань ее души,
В порыве страсти не порви одежды.

«Панчатантра»


Нет яда горше, чем любовь,
Нектара, слаще, чем любовь!
С любимою мы, как в раю,
И, как в аду, в разлуке с ней.

«Тирукал»


В отвергших любовь нет и проблеска жизни: они
Скелетам, обтянутым кожей, сродни.

Фудзивара Садаиэ


Какой осенний вид
У твоей поблекшей любви!
Печаль меня убьет.
Как в роще сметает вихрь
Каплю белой росы.

Неизвестный автор


Пока в саду своем ждала,
Что ты придешь ко мне, любимый,
На пряди черные
Распущенных волос
Упал холодный белый иней.

Фудзивара Тосинари


Пришлось разлучиться нам,
Но образ ее нигде, никогда
Я позабыть не смогу.
Она оставила мне луну
Стражем воспоминаний.

Ли Бо


Уехал мой муж далеко, далеко на белом своем коне,
И тучи песка обвивают его в холодной чужой стране.
Как вынесу тяжкие времена?.. Мысли мои о нем,
Они все печальнее, все грустней и горестней с каждым днем.
Летят осенние светлячки у моего окна,
И терем от инея заблестел, и тихо плывет луна.
Последние листья роняет тут – совсем обнажился сад.
И ветви под резким ветром в ночи качаются и трещат.
А я, одинокая, только о нем думаю ночи и дни.
И слезы льются из глаз моих – напрасно льются они.

Петрарка


Амур и правда подтвердят со мною,
Что только может быть один ответ
На то, кто всех прекрасней под луною.
Что голоса нежнее в мире нет,
Что чище слез, застлавших пеленою
Столь дивный взор, еще не видел свет.
Ее творя, какой прообраз вечный
Природа-Мать взяла за образец
В раю Идей? – чтоб знал земли жилец
Премудрой власть и за стезею Млечной.
Ее власы – не Нимфы ль быстротечной
Сеть струйная из золотых колец?
Чистейшее в ней бьется из сердец –
И гибну я от той красы сердечной.
В очах богинь игру святых лучей
Постигнет ли мечтательной догадкой
Не видевший живых ее очей?
Целит любовь иль ранит нас украдкой,
Изведал тот, кто сладкий, как ручей,
Знал смех ее, и вздох, и говор сладкий.

Петрарка


Благословенен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз.
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас!
Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя созвучья именем Мадонны!

Петрарка


В прекрасные убийственные руки
Амур толкнул меня, и навсегда
Мне лучше бы умолкнуть – ведь когда
Я жалуюсь, он умножает муки.
Она могла бы — просто так, от скуки –
Поджечь глазами Рейн под толщей льда,
Столь, кажется, красой своей горда,
Что горьки ей чужого счастья звуки.
Равно скорблю под солнцем и дождем,
Под ледяным и нежащим нас ветром:
Скорей, чем в сердце донны стает лед,
И лик ее проглянет за туманом, —
Иссушатся моря, озера, реки.

Лудовико Ариосто


Говорил и говорить буду:
Кто попался в достойную сеть любви –
То хоть будь его дама уклончива,
Хоть вовсе к нему холодна,
Хоть минуй его всякая награда
За потрату времени и труда,
Хоть он вымучься, хоть умри, а не плачь:
Его сердце – на возвышенном жертвеннике.

Торквато Тассо


— Неужель ты не видишь, что все любят кругом,
Все полно и блаженства и радости!
Погляди, как голубку, воркованьем прельщая,
Голубь нежный ласкает ее.
Соловья ты не слышишь: ведь он, скрытый в ветвях,
«Я люблю, я люблю!» распевает!
Яд забыла змея и ползет насладиться любовью.
Любят хищные тигры, любят гордые львы;
Значит диче ты дикого зверя,
Если грудь не желаешь ты открыть для любви!
Разве ты не видала,
Как в объятиях нежных лоза обвивает супруга?
Любят сосны друг друга,
И вздыхают один о другом тополя серебристые!

Лопе де Вега


Любовь! Ты истина и сила.
Любовь! Ты щедрый дар небес.
О сколько на земле чудес
Ты волшебством своим свершила
И скольких в жизни возродила!
Речь возвращаешь ты немым,
Лилея ум, ты гонишь глупость,
Лень, равнодушие и тупость,
Цинизм, и наглость, и бездушье
Рассеиваются словно дым.

Лопе де Вега


Я мужа с поля поджидаю
Обычно с первою звездой,
Проголодался он, и нужен
Ему теперь хороший ужин.
Чуть Педро наземь спрыгнул с мула,
Я прыг в объятия его!
Голодный мул глядит уныло,
Объятьем нашим утомлен,
И, слыша, как вздыхает он,
Как бьет копытом, муж мой милый
Мне говорит: «Краса моя!
Твой Педро должен отлучиться –
Наш скот без ужина томится».
Он в хлев идет, за ним и я.
Пока солому он бросает,
Меня он шлет за ячменем.
Я возвращаюсь с решетом
И ставлю рядом. Насыпает
Он корм скоту, и тут же вновь
Меня он обнимает сразу.
Невзрачен хлев, но нет отказу –
Ведь красит все места любовь.
Уж нас похлебка приглашает
Давно на кухню. Мы идем,
Там лук с сердитым чесноком,
Так вкусно пахнут, так толкают
В кастрюльках крышки, видя нас,
И так шипят, урчат и бродят,
Такую музыку заводят,
Что и хромой пустился б в пляс.
Тут скатерть я стелю, посуду
Мне ставить в самый раз пора:
Она – живем без серебра –
Из талаверской глины. Чудо!
Гвоздички – роскошь и узор!
Тарелку мужу наливаю
Я до краев. Такой, я знаю,
Похлебки не съедал синьор,
Властитель наш. Но и супруге
Заботой платит муженек, —
Как голубь, лучший он кусок
Готов отдать своей подруге.
Он пьет, и половину я
Вина с ним осушаю дружно.
Маслины – третье… Нет, не нужно –
Любовь заменит их моя.
Вот кончен ужин. Путь-дорога
Нам спать. Идем рука с рукой,
Но прежде мы за день такой
Благодарим усердно бога.
И спать ложимся мы тогда,
И засыпаем очень скоро,
И мирно спим, пока Аврора
Нас не разбудит, как всегда.

Лопе де Вега


Ревность – острая приправа
Для любовных пресных блюд.
Да, любви не даст уснуть.
Только погаси светильник –
Ревность завела будильник
И толкает снова в грудь.

Лопе де Вега


Девица, что поклоннику верна
И перед ним трепещет, вряд ли скоро
Пойдет к венцу. Кому она нужна,
Хоть будь за нею золотые горы!
Любовь должна быть вечною игрой:
Сомненья, бури, примиренья, ссоры
Пусть следуют волнистой чередой.
Поверь мне: чем темнее мгла ночная,
Тем ослепительнее свет дневной.

Луиза Лабе


Еще целуй меня, целуй и не жалей,
Прошу тебя, целуй и страстно и влюбленно.
Прошу тебя, целуй еще сильней, до стона,
В ответ целую я нежней и горечей.
А, ты устал? В моих объятиях сумей
Вновь целоваться так, как я – воспламененно.
Целуйся без конца, без отдыха, бессонно,
Мы наслаждаемся, не замечая дней.
Две жизни прежние объединив в одну,
Мы сохраним навек надежду и весну.
Жить без страстей, Амур, без муки не могу я.
Когда спокойна жизнь, моя душа больна.
Но стынет кровь, когда я ласки лишена,
И без безумств любви засохну я, тоскуя.

Хуан Боскан


Зачем любовь за все мне мстит сполна:
Блаженство даст – но слезы лить научит,
Удачу принесет – вконец измучит,
Покой сулит – лишит надолго сна,
Лишь в плен захватит – схлынет как волна,
Лишь сердцем завладеет – вмиг наскучит,
Подарит счастье – все назад получит?
Неужто впрямь двулична так она?
О нет! Амур безвинен: вместе с нами
Горюет он, когда придет беда,
И плачет, если нас терзают муки.
В своих несчастьях мы повинны сами:
Любовь, напротив, служит нам всегда
Подмогой – и в печали и в разлуке.

Шекспир


Не беден я, не слаб, не одинок,
И тень любви, что на меня ложится,
Таких щедрот несет с собой поток,
Что я живу одной ее частицей!
И нет угрозы титулам моим
Пожизненным: любил, люблю, любим.

Шекспир


Когда со мной сойдясь в толпе людской
Меня едва подаришь взглядом ясным,
И я увижу холод и покой
В твоем лице, по-прежнему прекрасном, —
В тот день поможет горю моему
Сознание, что я тебя не стою,
И руку я в присяге подниму,
Все оправдав своей неправотою.
Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
Отлично зная каждый свой порок,
Я рассказать могу такую повесть,
Что навсегда сниму с тебя упрек,
Запятнанную оправдаю совесть.
И буду благодарен я судьбе:
Пускай в борьбе терплю я неудачу,
Но честь победы приношу тебе
И дважды обретаю все, что трачу.
Готов я жертвой быть неправоты,
Чтоб только правой оказалась ты.

Шекспир


Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенства линий,
Особенного света на челе,
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Шекспир


Мне показалось, что была зима,
Когда тебя не видел я, мой друг.
Какой мороз стоял, какая тьма,
Какой пустой декабрь царил вокруг!
За это время лето протекло
И уступило осени права.
И осень шла, ступая тяжело, —
Оставшаяся на сносях вдова.
Казалось мне, что все плоды земли
С рождения удел сиротский ждет.
Нет в мире лета, если ты вдали,
Где нет тебя, и птица не поет.
А там, где слышен робкий, жалкий свист,
В предчувствии зимы бледнеет лист.

Шекспир


Уж если ты разлюбишь, так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром – утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее.
Что нет невзгод, а есть одна беда –
Твоей любви лишиться навсегда.

Шекспир


Любовь – недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят.
И долго мне, лишенному ума,
Казался раем ад, а светом – тьма!

Франсиско де Кеведо


Излиться дайте муке бессловесной –
Так долго скорбь моя была нема!
О дайте, дайте мне сойти с ума:
Любовь с рассудком здравым несовместна.
Грызу решетку я темницы тесной –
Жестокости твоей мала тюрьма,
Когда глаза мне застилает тьма,
И снова прохожу я путь мой крестный.
Ни в чем не знал я счастья никогда:
И жизнь я прожил невознагражденным,
И смерть принять я должен без суда.
Но той, чье сердце было непреклонным,
Скажите ей, хоть жалость ей чужда,
Что умер я, как жил, в нее влюбленный.

Франсиско де Кеведо


Когда бы хляби, как во время оно,
Разверзлись, затопив простор земной, —
Палящий душу мне любовный зной
Вновь мог бы осушить земное лоно.
Когда б из-за упорства Фаэтона
Моря и реки выпил жар дневной, —
Могли бы слезы, пролитые мной,
Вновь напоить их влагою соленой.
Когда б все ветры сговорились вдруг
Взять паруса Улисса в плен докучный –
Я вздохами бы мог наполнить их.
Когда бы всю жестокость адских мук
Смирил Орфея голос сладкозвучный, —
Я сотворил бы ад из мук моих.

Роберт Геррик


Вставай, вставай, гони постыдный сон,
Парит на крыльях света Аполлон,
Аврора, радостно юна,
Мешает краски и тона.
Молю, коснись ногой босой
Травы, обрызганной росой.
Уж час, как солнцу молятся цветы,
Неужто до сих пор в постели ты?
Взгляни, сонливица, в окно, —
Пичуги славят день давно
И обещают счастья нам…
Проспать такое утро – срам.
Все девушки, хоть смейся, хоть вздыхай,
До жаворонков встали славить Май.
Не зря трава свежа и зелена,
В зеленое оденься, как весна.
Конечно, нет алмазов тут,
Зато тебя росинки ждут,
И может ласковый рассвет
Из каждой сделать самоцвет,
А кроме них получишь нынче ты
Нить жемчуга волшебной красоты,
Коль отыскать успеем мы
Ее в кудрях росистых тьмы.
Любви, что жжет и греет нас,
Беречь не стоит про запас, —
Пока мы не состарились, давай
Пойдем вдвоем встречать веселый Май.

Ричард Крэшо.


О грезы, в мир теней
Летите, прикоснитесь к ней
Воздушного лобзания нежней.
Твоих ланит цветы
Нежны, лилейны и чисты,
И легковейны дивные персты.
Рубин играет и горит
В живом огне твоих ланит,
И свято каждый перл слезу хранит.
Пленительно юна
Улыбка, что тебе дана,
И прелести таинственной полна.

Эндрью Марвелл


Чудно Любви моей начало
И сети, что она сплела:
Ее Отчаянье зачало
И Невозможность родила.
Отчаянье в своих щедротах
В такую взмыло высоту,
Что у Надежды желторотой
Застыли крылья на лету.
И все же Цели той, единой,
Я, вериться, достичь бы мог,
Не преграждай железным клином
К ней каждый раз пути мне – Рок.
С опаскою встречать привык он
Двух Душ неистовую Страсть:
Соединись они – и мигом
Низложена Тирана власть.
Вот почему его статутом
Мы на века разлучены,
Сердца, воскруженные смутой,
Обнять друг друга не вольны.

Джон Донн


Дуреха! Сколько я убил трудов,
Пока не научил, в конце концов,
Тебя – премудростям любви. Сначала
Ты ровно ничего не понимала
В таинственных намеках глаз и рук;
И не могла определить на звук,
Где дутый вздох, а где недуг серьезный;
Или узнать по виду влаги слезной
Озноб иль жар поклонника томит;
И ты цветов не знала алфавит,
Который, душу изъясняя немо,
Способен стать любовною поэмой!
Как ты боялась очутиться вдруг
Наедине с мужчиной, без подруг,
Как робко ты загадывала мужа!
Припомни, как была ты неуклюжа,
Как-то молчала целый час подряд,
То отвечала вовсе невпопад,
Дрожа и запинаясь, то и дело.
Клянусь душой, ты создана всецело
Не им – он лишь участок захватил
И крепкою стеною оградил,
А мной, кто почву нежную взрыхляя,
На пустоши возделал рощи рая.
Твой вкус, твой блеск – во всем мои труды;
Кому же, как не мне, вкусить плоды?
Ужель я создал кубок драгоценный,
Чтоб из баклаги пить обыкновенной?
Так долго воск трудился размягчать,
Чтобы чужая втиснулась печать?
Объездил жеребенка — для того ли,
Чтобы другой скакал на нем по воле?

Джон Донн


Моим рукам-скитальцам дай патент
Обследовать весь этот континент;
Тебя я, как Америку открою,
Смирю – и заселю одним собою.
О мой трофей, награда из наград,
Империя моя, бесценный клад!
Я волен лишь в плену твоих объятий.
И ты подвластна лишь моей печати.
Явись же в наготе моим очам:
Как душам – бремя тел, так и телам
Необходимо сбросить груз одежды,
Дабы вкусить блаженство. Лишь невежды
Клюют на шелк, на брошь, на бахрому –
Язычники по духу своему!
Пусть молятся они на переплеты,
Не видящие дальше позолоты
Профаны! Только избранный проник
В суть женщин, этих сокровенных книг.
Ему доступна тайна. Не смущайся, —
Как повитухе, мне теперь предайся.
Прочь это девственное полотно! –
Ни к месту, ни ко времени оно.
Продрогнуть опасаешься! Пустое!
Не нужно покрывал: укройся мною.

Джон Донн


Прошу тебя, не умирай:
С твоим последним содроганьем
Весь мир погибнет, так и знай,
Ведь ты была его дыханьем.
Останется от мира труп,
При коем все красы былые –
Не боле, чем засохший струп,
А люди – черви гробовые.
Твердят, что землю Огнь спалит,
Но что за Огнь – поди распутай!
Схоласты, знайте: мир сгорит
В огне ее горячки лютой.
Она мертва; а так как, умирая,
Все возвращается к первооснове,
А мы основой друг для друга были
И друг из друга состояли,
То атомы ее души и крови
Теперь в меня вошли, как часть родная,
Моей душою стали, кровью стали
И грозной тяжестью отяжелили.
И все, что мною изначально было
И что любовь едва не истощила:
Тоску и слезы, пыл и горечь страсти
Все эти составные части
Она своею смертью возместила.

Мольер


Выбором всегда влюбленный горд своим.
Все лишним поводом бывает к восхваленью.
Любовь всегда склонна бывает к ослепленью:
Она любой порок за качество сочтет:
И в добродетели его произведет.
Бледна – сравниться с ней жасмина только ветка;
Черна до ужаса – прелестная брюнетка;
Худа – так ничего нет легче и стройней;
Толста – величие осанки видно в ней;
Мала, как карлица – то маленькое чудо;
Громадина – судьбы премилая причуда;
Неряха, женских чар и вкуса лишена –
Небрежной прелести красавица полна;
Будь хитрой – редкий ум, будь дурой – ангел кроткий;
Будь нестерпимою болтливою трещоткой –
Дар красноречия; молчит как пень всегда –
Стыдлива и скромна, и девственно горда.
Так если в любящем порывы чувств глубоки,
В любимом существе он любит и пороки.

Андре Шенье


Ты, Ликорида, ты, пиров моих царица,
Приди и дай мне красотою насладиться.
Укрась меня венком и опьяни тотчас
Дурманом тонких вин и блеском томных глаз.
Так что же, поспешим за мигом быстротечным!
Венера, что богов дарит блаженством вечным,
У нас, едва года нам побелят виски
Рассыплет все венки; и дни, когда близки
Мне были эта грудь и губ полуоткрытых
Дыханье нежное, уйдут, и мгла затмит их.

Роберт Бернс


Ты свистни – тебя не заставлю я ждать,
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни – тебя не заставлю я ждать!
Но в оба гляди, пробираясь ко мне.
Найди ты лазейку в садовой стене,
Найди ты ступеньки в саду при луне.
Иди, но как будто идешь не ко мне.
А если мы встретимся в церкви, смотри:
С подругой моей, не со мной говори,
Украдкой мне ласковый взгляд подари,
А больше – смотри! – на меня не смотри,
А больше – смотри! – на меня не смотри!
Другим говори, нашу тайну храня,
Что нет тебе дела совсем до меня.
Но, даже шутя, берегись, как огня,
Чтоб кто-то отнял тебя у меня,
И вправду не отнял тебя у меня!

Роберт Бернс


Любовь и бедность навсегда
Меня поймали в сети.
Но мне и бедность не беда,
Не будь любви на свете.
Зачем разлучница-судьба –
Всегда любви помеха?
И почему любовь – раба
Достатка и успеха?
Богатство, честь в конце концов
Приносят мало счастья.
И жаль мне трусов и глупцов,
Что их покорны власти.
Твои глаза горят в ответ,
Когда теряю ум я,
А на устах твоих совет –
Хранить благоразумье.
Но как же мне его хранить,
Когда с тобой мы рядом?
Но как же мне его хранить,
С тобой встречаясь взглядом?
На свете счастлив тот бедняк,
С его простой любовью,
Кто не завидует никак
Богатому сословью.
Ах, почему жестокий рок –
Всегда любви помеха,
И не цветет любви цветок
Без славы и успеха?

Роберт Бернс


Брела я вечером пешком
И повстречалась с пареньком.
Меня укутал он платком,
Назвал своею милой.
— Пойдем по берегу со мной.
Там листья шепчутся с волной.
В шатер орешника сквозной
Луна глядит украдкой.
— Благодарю за твой привет,
Но у меня охоты нет
Платить слезами долгих лет
За этот вечер краткий!
— Нет, будешь ты ходить в шелках,
В нарядных легких башмачках.
Тебя я буду на руках
Носить, когда устанешь.
— Ну, если так, тогда пойдем
С тобой по берегу вдвоем,
И я надеюсь, что потом
Меня ты не обманешь.

Роберт Бернс


В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой.
Пуская сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, —
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.

Гете


«Моя подружка не верна!» –
Твердил я, в исступленье стоя
На голом камне над рекою:
Меня манила глубина.
Я горьких слез сдержать не мог –
Я плакал, ум зашел за разум,
Хотел я это дело разом
Покончить, бросившись в поток.
Была пучина впереди.
Стоял от смерти я на волос.
Вдруг позади раздался голос:
«Эй, ты! Смотри, не упади!»
Очнулся я от забытья:
Девица! Краше нет на свете!
«Как звать тебя, красотка?» – «Кети!»
«О, Кети, милая моя!
Ты жизнь вдохнула мне во грудь!
От верной смерти удержала!
Благодарю, но это – мало:
Теперь отрадой жизни будь!»
Я рассказал, о чем грущу.
Она сочувственно вздохнула.
Поцеловал. Она прильнула,
Я смерти больше не ищу.

Гете


За работой милая уснула,
Руки нежные на грудь сложила,
Выронив и спицы, и вязанье.
К ней подсев неспешно, стал я думать,
Надо ли будить ее сейчас же, —
А меж тем смотрел, каким покоем
Полны были сомкнутые веки,
Тихой верностью дышали губы,
Прелесть на щеках была приятна,
И невинность с добротой сердечной
Грудь то опускали, то вздымали.
Сон божественный бальзам разнежил
Вольно разметавшееся тело.
Долго я сидел и любовался
Неподдельностью ее достоинств,
Радуясь моей любви, не смея
Той, что так мила во сне, коснуться.
Тихо положив два апельсина
И две розы рядом с ней на столик,
Ускользнул я прочь неслышным шагом.

Гете


Радостно пробужденье! Часы покоя, примите
Плод ночных услад, нас убаюкавший в сон.
Вот потянулась она во сне, разметалась на ложе,
Но, отстранясь, не спешит пальцы мои отпустить.
Нас и душевная вяжет любовь, и взаимная тяга.
А переменчивы там, где только плотская страсть.
Руку пожала. Сейчас распахнет небесные очи.
Нет. Закрыты. Дает образ спокойный творить.
Не открывай, не смущай, не пьяни! Созерцания сладость,
Радости чистый родник, повремени отнимать!

Шиллер


Женщинам слава! Искусно вплетая
В жизнь эту розы небесного рая,
Узы любви они сладостно вьют.
В туники граций одевшись стыдливо,
Женщины бережно и терпеливо
Чувства извечный огонь стерегут.
Сила буйная мужчины
Век блуждает без путей,
Мысль уносится в пучины
Необузданных страстей.
Не нашедшему покоя
Сердцу вечно в даль нестись,
За крылатою мечтою
Уноситься к звездам ввысь.
Женщина теплым, колдующим взглядом
Манит безумца к домашним усладам,
В тихие будни, от призраков прочь.
Нравом застенчива, в хижине отчей
Путника днем поджидает и ночью
Доброй природы покорная дочь.
Но мужчина в рвенье рьяном
Беспощаден и упрям,
В жизнь врываясь ураганом,
Рушит все, что создал сам.
Страсти вспыхивают снова,
Укрощенные едва,
Так у гидры стоголовой
Отрастает голова.
Женщина к славе не рвется спесиво,
Робко срывает, хранит бережливо
Быстротекущих мгновений цветы;
Много свободней, хоть связаны руки,
Много богаче мужчин, что в науке
Ищут познаний, свершений мечты.
Род мужской в душе бесстрастен,
Сам собою горд всегда,
К нежным чувствам не причастен,
Близость душ ему чужда.
Не прильнет к груди с повинной,
Ливнем слез не изойдет, —
Закален в боях мужчина,
Дух суровый в нем живет.
Женские души со струнами схожи.
Ветер Эолову арфу тревожит.
Тихо в отзывчивых струнах дыша.
Райской росою при виде страданий
Слезы сверкают у нежных созданий,
Чуткая, в страхе трепещет душа.
Сила властвует над правом,
Нрав мужской ожесточив.
Перс – в цепях. Мечом кровавым
Потрясает грозный скиф.
Налетают страсти бурей,
Дух вражды в сердцах горит,
Слышен хриплый голос фурий,
Где умолкнул зов харит.
Мягкой просьбой, простым уговором
Женщина путь преграждает раздорам,
Властью любви пересиливши гнев;
В тихое русло враждебные силы
Вводит, в порыве сердечного пыла
Непримиримость страстей одолев.

Гюго.


Когда с похищенной, с любимой найти убежище ты б смог
На высоте недостижимой, где вам свидетель только бог;
Когда ее под пышной сенью цветов ты соблазнишь упасть
В ту бездну, что клубится тенью, где тишины и страсти власть;
Когда на дне той дикой чаши во тьме лучистой – вновь и вновь
Целующим губам все слаще твой вкус божественный, любовь;
Когда до головокруженья близка любовников чета,
Когда в душе изнеможенье, и немота, и слепота;
То в этом счастье не эдем ли? Не небо ли? И тем сильней
Оно и раздражает землю, что горний свет несносен ей.

Гюго.


Мы в вишенник густой забрались вместе с ней.
Рукою, мрамора паросского нежней,
Она согнула ветвь, взобравшись без усилий
На дерево. И я увидел, о Вергилий,
Как солнца луч дрожа, к девичьей груди льнет.
А пальчики ее искали алый плод,
И вишня, огоньком блестя в кустах, манила.
Взбираясь вслед за ней, я видел ножку милой…
«Молчите!» – мне в ответ на страстный взгляд шепнув,
Она запела вдруг. Но, перлами блеснув,
Диана дикая меня не испугала,
Когда из уст в уста мне вишню предлагала.
И, ртом смеющимся припав ко рту, что звал,
Я вишню упустил и поцелуй сорвал.

Гюго


Был женщиной пьян я, смертельный,
Высокий недуг! Не дыша,
Я слушал – и в мир запредельный
Моя уходила душа.
Чтоб мозгу в бреду испариться
И, череп взорвав, улететь, —
Такой обольстительной птице
Крылом его стоит задеть.

Теофиль Готье


Она однажды захотела тому, кто так мечтал о ней,
Прочесть, пропеть поэму тела, поэму прелести своей.
Сперва пленительной и властной, как бы инфантой с полотна,
Влача тяжелый бархат красный, предстала перед ним она –
Такой, как у барьера ложи в театре, где оркестра медь,
Завороженная, не может о ней восторженно не петь.
Потом, как истая артистка, роняя бархат огневой,
Осталась в облаке батиста и силуэт явила свой.
Скользя, струясь по плоти голой, по бедрам от подъятых рук,
Рубашка, словно белый голубь, у белых ног упала вдруг.
Что радостней и совершенней богоподобной наготы,
Поющей строфами движений гимн безупречной красоты!
Как неге волн, в песке прибрежном, хранящем вечный лунный свет,
Так и ее движеньям нежным, медлительным предела нет.
Но вот Венерою наскучив, отдавши древним дань сполна,
В ином пластическом созвучье нагую плоть дарит она.
Лежит султаншею сераля в кашмирских вытканных коврах,
На смех коралловый взирая – собой любуясь в зеркалах;
Грузинке тихой, праздной, пышной кальян нашептывает сны,
Бедро округлое недвижно, и ноги томно скрещены.
Откинув голову, не слыша, не видя ничего, она
Вздымает груди, тяжко дышит и падает в объятья сна,
Трепещут веки, словно крылья, на темном серебре белка,
И видно, как зрачки поплыли в бескрайность светлую – в века;
Она изнемогла в экстазе, порывом страсти сражена, —
И пусть в батисте или в газе, как в саване, лежит она,
И пусть с могильными венками никто к ней не подходит – пусть
Фиалок пармских лепестками у изголовья плачет грусть,
И пусть постель, ее гробница, сияет нежной белизной –
Пред ней склониться и молиться поэт придет порой ночной!

Байрон


О, если бы судьба моя
Сплелась с твоей, как нам мечталось,
Я пил бы радость бытия
А не похмельную усталость.
Навек похищен мой покой
Твоею прелестью расцветной.
Что я нашел в тебе одной,
Искал потом во многих – тщетно.

Байрон


Уж позади все испытанья:
Обеты, слезы расставанья.
Зачем же попусту стенать нам,
Зачем друг друга ревновать нам
С одной лишь мыслью фантастической
Любовь представить романтической?
Свой ум опасной пищей потчуя,
Вы пожелали, чтобы ночью я,
Окоченевший на морозе,
Вас долго ждал в смиренной позе
Под обнаженной сенью сада,
За то винить Шекспира надо,
Пославшего при лунном свете
Ромео в сад к его Джульетте.

Байрон


Когда б нетленной
И неизменной,
Назло вселенной,
Любовь была,
Такого плена
Самозабвенно
И вдохновенно
Душа б ждала.
Но торопливы
Любви приливы.
Любовь не диво,
Как луч, быстра.
Блеснет зарница –
И мгла ложится,
Но как прекрасна лучей игра!

Байрон


Люблю я женщин и всегда любил –
И до сих пор об этом не жалею.
Один тиран когда-то говорил:
«Имей весь мир одну большую шею,
Я с маху б эту шею разрубил!»
Мое желанье проще и нежнее:
Поцеловать — наивная мечта!
Весь милый женский род в одни уста.

Байрон


Я признаю с великим сожаленьем,
Испорчен род людской – да, это так:
Единым порожденные сомненьем,
Не ладят меж собой любовь и брак!
Сродни вину, без всякого сомненья,
Печальный уксус, но какой чудак
Напиток сей и трезвый и унылый –
Способен пить, болтая с музой милой!
Какой-то есть особенный закон
Внезапного рожденья антипатий:
Сперва влюбленный страстно ослеплен,
Но в кандалах супружеских объятий
Неотвратимо прозревает он
И видит – все нелепо, все некстати!
Любовник страстный – чуть не Аполлон,
А страстный муж докучен и смешен!
Мужья стыдятся нежности наивной,
Притом они, конечно, устают:
Нельзя же восхищаться непрерывно
Тем, что нам ежедневно подают!
Притом и катехизис заунывный
Толкует, что семейственный уют
И брачные утехи с нашей милой
Терпеть обречены мы до могилы.
Любую страсть и душит и гнетет
Семейных отношений процедура:
Любовник юный радостно цветет,
А юный муж глядит уже понуро.
Никто в стихах прекрасных не поет
Супружеское счастье; будь Лаура
Повенчана с Петраркой – видит бог,
Сонетов написать бы он не смог!
Комедии всегда венчают брак,
Трагедии – внезапная кончина,
Грядущую судьбу скрывает мрак,
И этому имеется причина –
Не смеет поэтический чудак
Пуститься в столь опасные пучины!

Лонгфелло


Муж с женой подобны луку,
Луку с крепкой тетивою;
Хоть она его сгибает,
Но ему она послушна,
Хоть она его и тянет,
Но сама с ним неразлучна;
Порознь оба бесполезны.

Гейне


В крови кипенье, гул и звон.
Я нынче видел страшный сон:
Ко мне сошел властитель тьмы,
И с ним вдвоем умчались мы.
И вот сияет светом дом,
Внутри веселье, пыль столбом,
И звуки арф, и шумный бал;
И я вступил в блестящий зал.
Я вижу свадебный обряд, —
Гостей теснится шумный ряд,
И я в невесте узнаю –
О горе! – милую мою!
Она, что так была светла,
Другому руку отдала;
Другой, другой – ее жених,
И я застыл, недвижен, тих.
Кругом веселье, блеск и шум,
Но я стою за ней, угрюм.
Невеста радостью цветет,
Жених ей руку нежно жмет.
Жених в бокал налил вина,
Пригубил, ей дает: она
С улыбкой пьет! Я слезы лью.
Ты пьешь – о горе! – кровь мою.
Невеста яблоко берет
И жениху передает.
Тот режет яблоко. О дрожь!
В мое вонзил он сердце нож.
Пылают негой взоры их,
К себе привлек ее жених,
Целует, вижу я. Конец! –
Меня поцеловал мертвец!
Железом скован мой язык,
В немом молчанье я поник,
И снова танцы, гул и звон,
И в первой паре с нею он.

Гейне


Не отвергай! Пусть жар погас,
Возврата нет весне,
Но дай еще хоть малый срок,
Чтоб отгореть и мне.
И пусть не можешь ты любить –
Хоть другом назови,
Мы в дружбе ценим поздний дар
Долюбленной любви.

Пушкин


Гляжу, как безумный, на черную шаль, и
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до черного дня.
Однажды созвал я веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
«С тобою пируют, — шепнул он, — друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя»
И верного позвал раба моего.
Мы вышли: я мчатся на быстром коне;
И кроткая жалось молчала во мн
Глаза потемнели, я весь изнемог…
В покой отдаленный вхожу я один…
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света: булат загремел…
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь!
Отер я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
И хладную душу терзает печаль.

Пушкин


Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленье грусти безнадежной,
В тревоге шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье
И жизнь, и слезы, и любовь.

Пушкин


Любви все возрасты покорны,
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая дает
И пышный цвет и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвой след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.

Лермонтов


Не верят в мире многие любви
И тем счастливы; для иных она
Расстройство мозга иль виденье сна.
Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! – любить
Необходима мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.
И отучить не мог меня обман;
Пустое сердце вяло без страстей,
И в глубине моих сердечных ран
Жила любовь, богиня юных дней;
Так в трещине развалин иногда
Береза вырастает молода
И зелена, и взоры веселит,
И украшает сумрачный гранит.
И о судьбе ее чужой пришлец жалеет.
Беззащитно предана
Порыву бурь и зною, наконец
Увянет преждевременно она;
Но с корнем не исторгнет никогда
Мою березу вихрь; она тверда;
Так лишь в разбитом сердце может страсть
Иметь неограниченную власть.

Лермонтов


К чему мятежное роптанье,
Укор владеющей судьбе?
Она была добра к тебе,
Ты создал сам свое страданье.
Бессмысленный, ты обладал
Душою чистой, откровенной,
Всеобщим злом не зараженной,
И этот клад ты потерял.
Огонь любви первоначальной
Ты в ней решился зародить
И далее не мог любить,
Достигнув цели сей печальной.
Ты презрел все; между людей
Стоишь, как дуб в стране пустынной,
И тихий плач любви невинной
Не мог потрясть души твоей.
Не дважды бог дает нам радость,
взаимной страстью веселя;
Без утешения, томя,
Пройдет и жизнь твоя, как младость.
Ее лобзанье встретишь ты
В устах обманщицы прекрасной;
И будут пред тобой всечасно
Предмета первого черты.
О, вымоли ее прощенье,
Пади, пади к ее ногам,
Не то ты приготовишь сам
Свой ад, отвергнув примиренье.
Хоть будешь ты еще любить,
Но прежним чувствам нет возврату,
Ты вечно первую утрату
Не будешь в силах заменить.

Уолт Уитмен


Ближе прижмись ко мне, гологрудая ночь,
крепче прижмись ко мне, магнетическая
сильная ночь, вскорми меня своими сосцами!
Ночь, у тебя южные ветры, у тебя редкие и крупные звезды.
Тихая дремотная ночь – безумная, голая летняя ночь.
Улыбнись и ты, сладостная, с холодным дыханием, земля!
Земля, твои деревья так сонны и влажны!
Ты для меня разметалась, земля, — вся в цвету яблонь, земля!
Улыбнись, потому что идет твой любовник!
Расточающая щедрые ласки, ты отдалась мне
со страстью – и я тебе отдаюсь с такой же страстью,
С такой огненной любовью, перед которой
ничтожны слова, — и я отвечаю любовью!
О, безумной любовью!
Я бесстыдный и стыдливый равно.
Прочь запоры дверей!
И самые двери долой с косяков!

Тютчев


Я встретил вас — и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И в сердце стало так тепло…
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною,
И что-то встрепенется в нас, —
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты…
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, —
И вот — слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне…
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, —
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..

Тютчев


Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!.

Тютчев


О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный светильник
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба охватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье, —
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.

Маяковский


Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Маяковский


Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.

Робиндранат Тагор.


Для чего глаза твои страстью зажглись
В первую, лунную ночь весны,
Если позже, срок спустя небольшой,
С печальной улыбкой, с усталой душой,
Мы предлог разлуки искать должны?
Как быть? Я стала ручным зверьком,
Надежны цепей золотые звенья…
О, если бы я объяснить смогла,
Что после того, как любовь умерла,
Шутливые ласки твои — оскорбленье.
Теперь ты находишь тысячу дел,
Ты в мыслях давно от меня далек, —
Была вселенная мне тесна,
А ныне я занимать должна
В душе твоей маленький уголок.

Левитанский


Любимая, мой ребенок, моя невеста,
Мой праздник, мое мученье, мой грешный ангел,
Молю тебя как о милости — возвращайся,
Я больше дня не вынесу без тебя!
О господи, сделай так, чтоб она вернулась,
О господи, сделай так, чтоб она вернулась,
О господи, сделай так, чтоб она вернулась,
Ну что тебе стоит, господи, сделать так!

Цветаева


Вчера еще в глаза глядел,
А нынче — всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Всё жаворонки нынче — вороны!


Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»


И слезы ей — вода, и кровь —
Вода, — в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха — Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.


Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?»


Вчера еще — в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала — копейкой ржавою!


Детоубийцей на суду
Стою — немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?»


Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал — колесовать:
Другую целовать», — ответствуют.


Жить приучил в самом огне,
Сам бросил — в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе — я сделала?


Всё ведаю — не прекословь!
Вновь зрячая — уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.


Самo — что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое…
— За всё, за всё меня прости,
Мой милый, — что тебе я сделала!

Александр Блок


Здесь в каждый вечер в час назначенный,
Иль это только снится мне,
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю на темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучены
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

Александр Блок


Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой».
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра —
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду — и запою».


Моя душа проста. Соленый ветер
Морей и смольный дух сосны
Ее питал. И в ней — всё те же знаки,
Что на моем обветренном лице.
И я прекрасен — нищей красотою
Зыбучих дюн и северных морей.


Так думал я, блуждая по границе
Финляндии, вникая в темный говор
Небритых и зеленоглазых финнов.
Стояла тишина. И у платформы
Готовый поезд разводил пары.
И русская таможенная стража
Лениво отдыхала на песчаном
Обрыве, где кончалось полотно.
Так открывалась новая страна —
И русский бесприютный храм глядел
В чужую, незнакомую страну.


Так думал я. И вот она пришла
И встала на откосе. Были рыжи
Ее глаза от солнца и песка.
И волосы, смолистые как сосны,
В отливах синих падали на плечи.
Пришла. Скрестила свой звериный взгляд
С моим звериным взглядом. Засмеялась
Высоким смехом. Бросила в меня
Пучок травы и золотую горсть
Песку. Потом — вскочила
И, прыгая, помчалась под откос…


Я гнал ее далёко. Исцарапал
Лицо о хвои, окровавил руки
И платье изорвал. Кричал и гнал
Ее, как зверя, вновь кричал и звал,
И страстный голос был — как звуки рога.
Она же оставляла легкий след
В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,
Когда их заплела ночная синь.


И я лежу, от бега задыхаясь,
Один, в песке. В пылающих глазах
Еще бежит она — и вся хохочет:
Хохочут волосы, хохочут ноги,
Хохочет платье, вздутое от бега…
Лежу и думаю: «Сегодня ночь
И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
Пока не затравлю ее, как зверя,
И голосом, зовущим, как рога,
Не прегражу ей путь. И не скажу:
«Моя! Моя!» — И пусть она мне крикнет:
«Твоя! Твоя!»

Есенин


Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска веселая в алостях зари.

Ахматова


Непоправимые слова
Я слышала в тот вечер звездный,
И закружилась голова,
Как над пылающею бездной.
И гибель выла у дверей,
И ухал черный сад, как филин,
И город, смертью обессилен,
Был Трои в этот час древней…

Бальмонт.


Нет, мне никто не сделал столько зла,
Как женщина, которая твердила
Мне каждый миг: «Люблю тебя, люблю!»
Она украдкой кровь мою,
Как злой вампир, пила.
Она во мне все чистое убила,
Она меня к могиле привела.


Забыв весь мир, забыв, что люди, братья,
Томятся где-то там, во тьме, вдали,
Я заключил в преступные объятья
Тебя, злой дух, о, перл Земли.
Озарены больным сияньем лунным,
Окутаны туманной полумглой,
Подобно духам тьмы иль звукам струнным,
Витаем мы меж Небом и Землей.


Твой образ, то насмешливый, то милый,
Мне грезится в каком-то смутном сне,
Цветы любви сбирая над могилой,
Я вижу, как ты гроб готовишь мне.


Как мертвецу, мне чуждо все живое…
Но кто же ты, мой гений неземной,
Во мне зажегший пламя роковое?
Срадаю я, покуда ты со мной,—
А нет тебя — и я страдаю вдвое.
В твоей душе слились добро и зло…
Зачем твое дыханье огневое
Меня сожгло?


О, как прекрасна ты неотразимо,
Как властна ты заставить все забыть!
Твой нежный смех — улыбка серафима,
И я тебя не в силах не любить!
Но почему же во мне неудержимо
Желание встает — тебя убить?

Бальмонт


Девчонка бешеных страстей,
И ангелок, и демоненок,
Вся взрослая. Хотя ребенок,
И вся дитя среди людей,
То злой упрямый соколенок,
То добрый золотой цыпленок,
То нежный крест души моей
Девчонка бешеных страстей.
Ты крест мой очень нежный. Ибо
Все своеволия твои
Не тяжко-каменная глыба,
А острый угол без изгиба.
Стрекозка в лете, взмах змеи,
И птичий щебет в забытьи,
И все весенние ручьи.

Игорь Северянин


Вуаль светло-зеленая с сиреневыми мушками
Была слегка приподнята над розовыми ушками.
Вуаль была чуть влажная, она была чуть теплая,
И ты мне улыбалася, красивая и добрая:
Смотрела в очи ласково, смотрела в очи грезово,
Тревожила уснувшее и улыбалась розово.
И я не слышал улицы со звонами и гамами,
И сердце откликалося взволнованными гаммами.
Шла ночь, шурша кокетливо и шлейфами, и тканями,
Мы бархатною сказкою сердца друг другу ранили.
Атласные пожатия: рождения и гибели:
Отливы: содрогания: кружения и прибыли:
Да разве тут до улицы со звонами и шумами?!.
Да разве тут до города с пытающими думами?!.
Кумирню строил в сердце я, я строил в сердце пагоды…
Ах, губки эти алые и сочные, как ягоды!
Расстались: для чего, спроси: я долго грезил в комнате:
О, глазки в слезках-капельках, мои глаза вы помните?
Вы помните? вы верите? вы ждете! вы, кудесные!
Они неповторяемы мгновенности чудесные!..
Я требую настойчиво, приказываю пламенно:
Исчезни, все мне чуждое! исчезни, город каменный!
Исчезни все, гнетущее! исчезни, вся вселенная!
Все краткое! все хрупкое! все мелкое! все тленное!
А мы, моя красавица, утопимся в забвении,
Очаровав порывностью бесстрастное мгновение!..

Александр Вертинский


На солнечном пляже в июне
В своих голубых пижама
Девчонка — звезда и шалунья —
Она меня сводит с ума.
Под синий berceuse океана
На желто-лимонном песке
Настойчиво, нежно и рьяно
Я ей напеваю в тоске:
«Мадам, уже песни пропеты!
Мне нечего больше сказать!
В такое волшебное лето
Не надо так долго терзать!
Я жду Вас, как сна голубого!
Я гибну в любовном огне!
Когда же Вы скажете слово,
Когда Вы придете ко мне?»
И, взглядом играя лукаво,
Роняет она на ходу:
«Вас слишком испортила слава.
А впрочем… Вы ждите… приду!..»
Потом опустели террасы,
И с пляжа кабинки свезли.
И даже рыбачьи баркасы
В далекое море ушли.
А птицы так грустно и нежно
Прощались со мной на заре.
И вот уж совсем безнадежно
Я ей говорил в октябре:
«Мадам, уже падают листья,
И осень в смертельном бреду!
Уже виноградные кисти
Желтеют в забытом саду!
Я жду Вас, как сна голубого!
Я гибну в осеннем огне!
Когда же Вы скажете слово?
Когда Вы придете ко мне?!»
И, взгляд опуская устало,
Шепнула она, как в бреду:
«Я Вас слишком долго желала.
Я к Вам… никогда не приду».

Сельвинский


Ангел мой… Любовь моя тайная…
Снова слышу твои шаги.
Не ходи сюда, золотая моя,
Сохрани себя, сбереги.
Для тебя я – бог Микеланджело,
Но во мне сатаны стрела,
Когда демон целует ангела,
Он сжигает его дотла.

Евтушенко


Любимая, больно, любимая, больно!
Все это не бой, а какая-то бойня.
Неужто мы оба испиты, испеты?
Куда я и с кем я? Куда ты и с кем ты?
Сначала ты мстила. Тебе это льстило.
И мстил я ответно за то, что ты мстила,
И мстила ты снова, и кто-то проклятый,
Дыша ледяною смертельной прохладой,
Глядел, наслаждаясь, с улыбкой змеиной
На замкнутый круг этой мести взаимной.

Евтушенко


Всегда найдется женская рука,
чтобы она, прохладна и легка,
жалея и немножечко любя,
как брата, успокоила тебя.


Всегда найдется женское плечо,
чтобы в него дышал ты горячо,
припав к нему беспутной головой,
ему доверив сон мятежный свой.


Всегда найдутся женские глаза,
чтобы они, всю боль твою глуша,
а если и не всю, то часть ее,
увидели страдание твое.


Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба.


Но есть такое женское плечо,
которое неведомо за что
не на ночь, а навек тебе дано,
и это понял ты давным-давно.


Но есть такие женские глаза,
которые глядят всегда грустя,
и это до последних твоих дней
глаза любви и совести твоей.


А ты живешь себе же вопреки,
и мало тебе только той руки,
того плеча и тех печальных глаз…
Ты предавал их в жизни столько раз!


И вот оно — возмездье — настает.
«Предатель!"- дождь тебя наотмашь бьет.
«Предатель!"- ветки хлещут по лицу.
«Предатель!"- эхо слышится в лесу.


Ты мечешься, ты мучишься, грустишь.
Ты сам себе все это не простишь.
И только та прозрачная рука
простит, хотя обида и тяжка,


и только то усталое плечо
простит сейчас, да и простит еще,
и только те печальные глаза
простят все то, чего прощать нельзя…

Николай Асеев.


Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя — сушь,
Мне и в жару без тебя — стыть.
Мне без тебя и Москва — глушь.


Мне без тебя каждый час — с год,
Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.


Я ничего не хочу знать —
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов.

Аполлинер


Кого теперь обняв ты спишь любовь былая
Зимой порой любви когда пурга метет
И холодно двоим и мерзнет пешеход
В рыдающем бору и слышит замерзая
Смех эльфов и ветров трубящих вперебой?
Тебе не чудится ли ночью голубой
Что звезды умерли остыв как мы с тобой? Г.

Жак Превер


Любовь безответная,
Потому что мы сами молчали…
Любовь оскорбленная, попранная и позабытая,
Потому что мы сами ее оскорбляли,
топтали ее, забывали…
Любовь вся как есть.
И в конце и в начале,
Вечно живая,
Вечно новая,
Озаренная солнцем
Лицом обращенная к вечной надежде.
Она твоя,
Она моя,
И того, кто еще не родился,
И того, кто был прежде,
Она, как трава достоверна,
Трепещет как птица,
Пылает, как жаркое лето,
И с тобою мы можем уйти
И вернуться,
Уснуть и проснуться,
Забыть, постареть
И не видеть ни солнца, ни света…
Можем снова уснуть,
И о смерти мечтать,
И проснуться опять,
И смеяться опять,
Остается любовь!
Как ослица, упряма она,
Горяча, как желанье,
Жестока, как память,
Глупа, как раскаянье,
Холодна, словно мрамор,
Прекрасна, как утро,
Нежна и прекрасна,
И кажется хрупкой и зыбкой
И снами она говорит,
Не говоря ничего,
И в глаза наши смотрит с улыбкой
И, охваченный трепетом,
Я ее слушаю,
Я ей кричу,
О тебе ей кричу,
О себе
Умоляю ее.
За тебя, за себя, и за тех, кто любил,
И за тех, кто еще не любил,
И за всех остальных,
Я кричу ей:
Останься!
Будь там, где ты есть,
И где ты раньше была,
Умоляю, останься,
Не двигайся, не уходи!
Мы, которые знали тебя,
О тебе позабыли,
Но ты не забудь нас!
Одна ты у нас есть на земле!
Так не дай нам холодными стать
С каждым днем удаляясь все дальше и дальше,
Знак подай,
Улыбнись нам,
Неважно откуда,
И позже
Средь зарослей памяти
В темном лесу ее
Вдруг проявись,
Протяни нам руку свою
И спаси нас.

Юнна Мориц


Походил со мной на базары,
Постирал со мною пеленки,
Потаскал со мной чемоданы
И растаял как дым во мраке.
И сказал он: — ты мне не пара,
Ты со мною одной силенки.
На тебе заживают раны —
Как на собаке.


Я сто лет его не видала.
Я сто лет прожила с другими,
Я забыла глаза и голос,
И улыбок его косяки.
Я и дня по нем не страдала!
Ни товарищи, не враги мы,
Но лицо мое раскололось
От ярости на куски.


Возвратился ко мне он старый,
Возвратился уже не звонкий,
Возвратился уже не пьяный
От надежд — не горящий факел.
И сказал: — я тебе не пара.
Не имею твоей силенки.
Не на мне заживают раны —
Как на собаке.


Я сто лет его не видала.
Я сто лет прожила с другими.
Я забыла глаза и голос,
И улыбок его косяки.
Я и дня по нем не страдала!
Ни товарищи, не враги мы,
Но лицо мое раскололось
От радости на куски.

Новелла Матвеева


Любви моей ты боялся зря, —
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой
Или просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.


Теченье дней, шелестенье лет, —
Туман, и ветер, и дождь…
А в доме событье — страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь!
Туман, и ветер, и шум дождя…
Теченье дней, шелестенье лет…
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра, —
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден — вчера.


Любви моей ты боялся зря, —
Не так я страшно люблю:
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою!
То скрипок плач, то литавров медь…
А что я с этого буду иметь?
Того тебе — не понять.

Рождественский


Все начинается с любви…
Твердят:
«Вначале
было
слово…»
А я провозглашаю снова:
Все начинается
с любви!..


Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка —
все начинается с любви.


Все начинается с любви,
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть —
родная
и вечная
сестра любви.


Все начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг —
все начинается с любви…


Весна шепнет тебе:
«Живи…»
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!

Рождественский


— Отдать тебе любовь?
— Отдай!
— Она в грязи…
— Отдай в грязи!..
— Я погадать хочу…
— Гадай.
— Еще хочу спросить…
— Спроси.
— Допустим, постучусь…
— Впущу.
— Допустим, позову…
— Пойду.
— А если там беда?
— В беду.
— А если обману?
— Прощу.
— «Спой!» — прикажу тебе..
— Спою.
— Запри для друга дверь…
— Запру.
— Скажу тебе: убей!..
— Убью.
— Скажу тебе: умри!..
— Умру!
— А если захлебнусь?
— Спасу.
— А если будет боль?
— Стерплю.
— А если вдруг — стена?
— Снесу.
— А если — узел?
— Разрублю!
— А если сто узлов?
— И сто.
— Любовь тебе отдать?
— Любовь.
— Не будет этого!
— За что?!
— За то, что
не люблю
рабов.

Эльдар Рязанов


Когда я просто на тебя смотрю,
то за тебя судьбу благодарю.


Когда твоя рука в моей руке,
то все плохое где-то вдалеке.


Когда щекой к твоей я прислонюсь,
то ничего на свете не боюсь.


Когда я глажу волосы твои,
то сердце замирает от любви.


Когда гляжу в счастливые глаза,
то на моих от нежности слеза.


Как то, что чувствую, пересказать?
Ты мне жена, сестра, подруга, мать.


Не существует безупречных слов,
что могут передать мою любовь.


И оттого, что рядом ты со мной,
я добрый, я хороший, я живой.


Стих этот старомоден, неказист
и слишком прост, но искренен и чист.


С улыбкой светлой на тебя смотрю,
и жизнь, что вместе мы, благодарю.

Эльдар Рязанов


Любовь готова все прощать,
когда она — любовь,
умеет беспредельно ждать,
когда она — любовь,
любовь не может грешной быть,
когда она — любовь,
ее немыслимо забыть,
когда она — любовь,
она способна жизнь отдать,
когда она — любовь,
она — спасенье, благодать,
когда она — любовь,
полна безмерной доброты,
когда она — любовь,
она естественна, как ты,
когда она — любовь.

Арсений Тарковский


Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

Афоризмы и высказывания.

«Любить – это жить как живут ангелы в раю». О. Бальзак

«Необходимо сказать о чувственном влечении, о проклятии первородного греха и о небесной Прометеевой искре, которая, воспламеняя любовь, тем самым обнаруживает истинное духовное единство разных полов, к чему, собственно, и сводится неизбежный дуализм природы. Пусть эта Прометеева искра возжигает вслед за тем и факел Гименея, как добрую домашнюю свечу, при ярком свете которой хорошо читать, писать, шить, вязать чулок; пусть тут и веселое потомство при случае пачкает себе мордочки вишневым сиропом — все это у нас на земле в порядке вещей. Кроме того, такая небесная любовь имеет свою высокую поэзию, но важнее всего то, что эта любовь не есть какая-нибудь пустая фантазия, а она действительно существует, как то могут засвидетельствовать многие испытавшие ее, принесла ли она им счастье или несчастье». Э. Гофман

«Любовь – это глупость человеческая и мудрость божья». В. Гюго

«Восхитительно погружение в сладостную бездну, именуемую любовью. Это и есть те радости, на которые господь бог, как старый философ, взирает с улыбкой». В. Гюго

«Любовь же – это нечто вроде непорочного зачатия; как она возникает – неизвестно. Ни потоки пролитой крови, ни слова не могут возбудить этого чувства, которое зарождается непроизвольно, неизъяснимо. Люди, требующие, чтобы на их любовь отвечали такою же любовью, кажется бессовестными ростовщиками. Законная жена обязана рожать детей, блюсти свое доброе имя, но вовсе не обязана любить мужа. Любовь есть сознание счастья, которое ты даешь и которым сам наслаждаешься».

О. Бальзак

Любовь – это удивительный фальшивомонетчик, постоянно превращающий не только медяки в золото, но и золото в медяки».

О. Бальзак

«Изыми любовь из сил природы – естество рассыплется во прах».

Ф. Шиллер

“Каждый из нас итог бесчисленных сложений, которых он не считал: доведите нас вычитанием до наготы ночи, и вы увидите, как четыре тысячи лет тому назад на Крите началась любовь, которая кончилась вчера в Техасе”. Т. Вульф

«Ангелы зовут это небесной отрадой, черти – адской мукой, люди – любовью». Г. Гейне

«Любовь – это клетка с прутьями, сделанными из счастья». К. Кардинале

«Власть над вселенной лишь попрошайка у любви». Хафиз

«Я женился на этой леди, когда она была очень молода. Я взял ее к себе. Тогда характер ее еще не совсем сложился. Для меня было большим счастьем принимать участие в его формировании. Из любви к ее прекрасной добродушной натуре, я научал ее всему, что было в моих силах. Я думал, что буду для нее прибежищем от всех опасностей и соблазнов жизни. Я убеждал себя, что не взирая на разницу в годах, она будет жить со мной в спокойствии и довольстве, но я думал так же и о том, что наступит время, когда она останется свободной и все еще молодой и прекрасной, но с более зрелым умом». Ч. Диккенс

«Любовь есть дар, а не долг, и тот, кто испытывает ее, — ее не стоит».

А. Бестужев-Марлинский

«Любовь не терпит труда и нужды. Она предпочитает погибнуть, лишь бы не прозябать. Богатство обладает прекрасными преимуществами, и самое завидное из них то, что позволяет развиваться чувству во всей его глубине, оплодотворяет его тысячью осуществленных причуд, наделяет блеском, который его усиливает, изысканностью, которая очищает, утонченностью, которая придает ему еще большую привлекательность». О. Бальзак

«Тень пролетевшего ангела вижу во взоре твоем». К. Бальмонт

«Любовь вовсе не огонь: любовь – воздух. Без нее — нет дыхания, а при ней дышится легко». В. Розанов


Шипы – не стражи ли царицы Розы?
Страданья ради истинной любви
Блаженством, о, влюбленный, назови. Саади

«Любовь прекрасна. Она одна знает, что все напрасно, и она одна не отчаивается». М. Фриш


Кто испытал любовь хоть раз,
Всю жизнь сокровищем владеет:
Его воспоминанье греет,
Хотя бы жар любви погас. Лопе де Вега


Жалость так же о любви вещает,
Как молния о громе. Т. Тассо

«У него с ней не роман. У него с ней сказка». А. Иванов

«Нестоящая любовь не та, что выдерживает годы разлуки, а та, что выдерживает долгие годы близости». Х. Роуленд


Я не любила с давних дней,
Чтобы меня жалели,
А с каплей жалости твоей
Иду, как с солнцем в теле. А. Ахматова.

«Жизнь устроена так дьявольски искусно, что не умея ненавидеть, невозможно искренне любить». М. Горький


Я сердцем собственным своим
Покрыть всю улицу готов,
Чтоб ни одно из ваших слов
Здесь не упало в грязь. Лопе де Вега

«Первая любовь — та же революция: однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя, и что бы там впереди ее ни ждало — смерть или новая жизнь — всему она шлет свой восторженный привет». И. Тургенев

«Все говорят: любовь — самое высокое, самое неземное чувство. Чужое „Я» внедрилось в твое: ты расширен — и ты нарушен; ты только теперь зажил и твое «Я» умерщвлено». И. Тургенев

«Любовь – это дерево; оно вырастает само собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца». В. Гюго

«Любовь настолько приятная приправа, что даже самое пресное и тошнотворное варево от нее становится вкусным. Но мало кому выпадает и этот удел, для большинства людей пережитые ими чувствования служат жестокой школой, где, испытав лишь жалкую усладу, они расстаются с лучшими своими упованиями и навсегда говорят „прости“ тому, что мнилось им высшим блаженством». Гете

«О любовь, существо и чувство непреодолимое! Бог природы, твоя горечь сладостна, твоя горечь жестока». Д. Казанова

«Любовь, она от людей не зависит. Это электричество. Поперек любви какая совесть устоит?» В. Токарева


Любовь, я думал – жар и свет.
А вышло – полутьма и трепет.
Любовь, я думал, — Солнца Смех,
А вышло – тихий лунный лепет. В. Блейк


Рассудком воевать с любовью – безрассудно,
Чтоб сладить с божеством, потребно божество. П. Ронсар

«Любовь рождается из ничего и умирает от всего». А. Карр

«Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что такое нежность? Чего в ней больше – радости или печали? И не кажется ли вам, что зерна улыбок, рассыпанные в нежности, неминуемо вызревают слезами? Испытывая нежность, мы радуемся тому же, о чем тоскуем… Нежность… это боль снаружи и радость изнутри». Х. Оттега-и-Гассет

«Когда две грустные улыбки встречаются, очень легко возникает интимность». Марти Ларни

«Разлука для любви – это веер для огня; слабую она гасит, а большую – раздувает». Автор неизвестен

«Любовная страсть в человеке, недавно влюбившемся, есть неразумный порыв, который выводит волю из равновесия, и она, попирая препоны, устремляется вслед желанию и, думая обрести райское блаженство, находит мучения ада. Едва человек достигнет желаемого, как желаемое его хиреет, и оттого, должно быть, у него вскоре открываются очи разума, ему кажется вполне законным ненавидеть то, что обожал он раньше». М. Сервантес

«Любовь умерла. Да здравствует любовь». А. Мюссе

«Истинная любовь упивается таким счастьем, которое господь бог приберегает только для святых». Л. Фейхтвангер

«Где много любви, там много ошибок, где нет любви – там все ошибки».

Т. Фуллер

«Любить – значит соглашаться стареть с другим человеком». А. Камю

«Влюбленный – это тот, кто поселился на луне, в царстве грез, в округе заблуждений, в столице мыльных пузырей». В. Гюго

«Может быть, стоит поступить так, как поступили те влюбленные, что поселились на год или два в домике на берегу озера с твердым намерением покончить с собой, переплыв океан наслаждений и умереть, когда чудесный сон их любви достигнет апогея? Возможно, что такие люди поступают чрезвычайно разумно». Бальзак

«Истинная любовь похожа на приведение: все о ней говорят, но мало кто видел». Ларошфуко


Что из того, что слезами умылась?
Песней утрусь, не ища виноватых:
Жизнь – справедлива. Любимые – святы. О. Фокина

«Когда яркое пламя любви перестает мерцать, веселее горит огонек привязанности; его-то легко поддерживать изо дня в день и даже усиливать по мере того, как начинает приближаться холодная смерть». Ж.К.&nbsp;Джером

«Когда вы любите человека, вам всегда хочется – пусть уйдет, чтобы немного помечтать». М. Цветаева


В любви лишь – спасенье души, заточенной в темнице,
Где ей суждено так жестоко томиться.
Сборник афоризмов Древней Индии «Тирукал»

«Если бы ученые мира поместили все объятия и поцелуи влюбленных в возгонную колбу, им не удалось бы выделить в осадок ни единой капли греха – ибо эти объятия и поцелуи были настолько естественны и невинны, что лучшего нельзя и желать». Д. Кольер

«Любовь бежит огнем по пороховой дорожке». И. Лажечников

«Если собираешься кого-нибудь полюбить, научись сначала прощать».

А. Вампилов

«Любовь как определение чувства исторически возникла некой метаморфозой плотскому влечению, постепенно соединяясь с началом духовным. Позже, в христианском мире, все, относящееся к плоти, объявлялось греховным и потому нуждалось в духовном противовесе, в возвышении чувства, в придании ему некоего божественного начала, воспаряющего над грехом вожделений». А. Кончаловский

«Нелюбовь – это почти убийство». Б. Пастернак


Пусть судят наши грешные сердца,
Имея сами только так – предсердья. К. Симонов

«Любовь – это не зеркальный пруд, в который можно глядеться. У нее есть приливы и отливы, и обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины… Но жемчужины-то лежат совсем глубоко». Э.М.&nbsp;Ремарк

«Любовь – это факел, летящий в бездну, и только это мгновение озаряющий ее». Э.М.&nbsp;Ремарк

«Томимый страстью не уснет на мягком ложе, удовлетворенный – сладко уснет и на шипах». Древнеиндийское изречение

«Любовь не знает середины: она или губит или спасает. Вся человеческая судьба в этой дилемме. Никакой рок не ставит более неумолимо, чем любовь, эту дилемму: гибель или спасение. Любовь – жизнь, если она не смерть. Колыбель, но и гроб». В. Гюго


Несообразностей
Полна любовь: обиды, подозренья,
Вражда и примиренья, и опять война,
И мир опять! Всю эту бестолковщину
Толковой сделать – все равно, как если бы
Ты постарался с толком сумасшествовать. Цицерон


В чумном да ледяном аду
С зимою перевенчанный
Амур свои два крылышка
На валенки сменял. М. Цветаева

«Любовь — болезнь такого рода, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов». А. Камю

«Ненависть — то же самое что и любовь, только со знаком минус».

В. Токарева

«Прозрение убивает любовь. Спутница любви — слепота». В. Токарева

«Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены». Ф. Ларошфуко

«Любить женщину – значит любить мечту своего духа». Жорж Санд


Кто увяз в любви коготком,
Тот держись, чтоб не слиплись крылышки, —
Ибо все гласят нам мудрецы:
Что такое любовь, как не безумие? Л. Ариосто

«На земле не существует страсти более горькой, чем любовь, превратившаяся в ненависть». В. Скотт


Должен муж
О радостях любви лелеять память.
В нас чувство благодарное родится
От чувства благодарного, — супруг,
Забывший нежность ласк, неблагодарен. Софокл

«Тосковать о том, кого любишь, много легче, нежели жить с тем, кого ненавидишь». Ж. Лабрюйер

«Не быть любимым – это всего лишь неудача, не любить – вот несчастье».

А. Камю

«Измена, как и любовь, может быть платонической». Т. Бакрджиев

«Любовь — чудовищная игра, которая неизбежно принуждает одного из игроков терять власть над собой! Она похожа на пытку или хирургическую операцию. Даже если оба возлюбленных как нельзя более полны страсти и взаимного желания, все равно один из двоих окажется равнодушнее и холоднее другого. Он или она – хирург или палач, а другой – пациент или жертва». Ш. Бодлер

«Любовь без уважения далеко не идет и высоко не поднимается; это ангел с одним крылом». Дюма-сын

«Тот, кто не искал никогда ни дружбы, ни любви, в тысячу раз беднее того, кто утратил их». Жан Поль


Те, кому я
Отдаю так много, всего мне больше
Мук причиняют… Сапфо.

Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод». Ф. Ларошфуко

«Умирает любовь от усталости, а хоронит ее забвение». Ф. Ларошфуко

«Обретать радость в самом страдании – это и есть одно из чудес любви, и показалось бы злейшей бедою, если бы безразличие и забвение лишили способности чувствовать наше горе». Ж.Ж.&nbsp;Руссо


Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру». А. Ахматова

«Что смертным – грех, то Зевсу адюльтер». Байрон


Иль правда, что сердцам, сгорающим в любви,
Любовь дарит одни развалины свои,
И от всего костра горсть пепла остается. В. Гюго

«Любить – не знать, а знать – возненавидеть». В. Соснора

«Лицо любимое целуешь, а у любимой нет лица».

Виктор Соснора


Бабочка
Крылья с себя готова содрать –
Белому маку на память. Басё

«Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».

Мережковский

«Поэты безумны, коль скоро они вручили Амуру лук, колчан и светильник. Могущество этого бога заключается в повязке на глазах».

Нинон де Лакло

«Любовь – изменница: она царапает до крови, как кошка, даже если вы хотели всего лишь с ней поиграть. Нинон де Лакло

«Для влюбленного всякая рана смертельна, ибо он состоит из сплошного сердца». Ростан


Разве слышит ухо, видит глаз
Этих переломов след и хруст?
Любящие нас ломают нас
Круче и умелей, чем Прокруст. И. Губерман

«Любовь спасла меня, теперь мы должны спасти ее». Н. Аляшева


В отвергших любовь нет и проблеска жизни: они
Скелетам, обтянутым кожей сродни.
Сборник афоризмов Древней Индии « Тирукал»


Безжалостен тот, кто покинул меня, но жесточе
Медлительный ток нескончаемой ночи.
Сборник афоризмов Древней Индии «Тирукал»


Как пища без соли – любовь без размолвок, обид:
Но помни всегда: пересол повредит.
Сборник афоризмов Древней Индии « Тирукал»


Будь ты горящей рубашкой на мне,
И то бы не скинул тебя. Ф. Искандер

«Трагична невозможность жить вместе, потому что вместо вопроса: „Что я могу сделать для тебя?“», оба задаются иным вопросом: «На что ты готов пойти ради меня?» Н. Аляшева

«Ревность недаром называют москитом любви, она словно ярмо на шее, словно плуг страсти, поднимающий собой ниву тоскливых подозрений».

Лопе де Вега


Ревность – острая приправа
Для любовных пресных блюд.
Да, любви не даст уснуть.
Только погаси светильник –
Ревность завела будильник
И толкает снова в грудь. Лопе де Вега

«Любовь часто зажигает свой погасший факел о пламя ревности».

П. Блессингтон

«Ревность – это искусство причинять себе больше зла, чем другим».

А. Дюма-сын

«Ревность сама себя зачнет, сама родит и вскормит». В. Шекспир


«Люблю больше всех!» — я однажды воскликнул… Мрачна,
«Кого это всех?» — вопросила она.
Сборник афоризмов Древней Индии « Тирукал»

«Ревность – ловкая сводня». Шиллер

«Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с ней умирает». Ф. Ларошфуко


Кто всегда уныл, ревнив и мрачен,
Того дебют в любви частенько неудачен,
И делает себя несчастным он в кредит. Мольер